Ребята дружно засмеялись.
— Вот это никаким планом не предусмотрено. Вам с нами будет тяжело: придется ночевать в лесу, у озера… Понравится ли все это вам?
— Почему нет? Еще как понравится!
Одна из юных спутниц сказала более определенно:
— Вы, наверно, тоже имеете какую-то цель в своем путешествии. И вдруг забываете о ней, переключаетесь на что-то иное. Как же так?
— Представьте себе, что моя цель очень близка к вашей. Я интересуюсь полезными дикорастущими растениями, но несколько в ином направлении: как они использовались и используются у нас.
— Придется нам посоветоваться!
Они немного пошептались и потом сказали мне:
— Принимаем вас в компанию!
Я искренне поблагодарил их. Так вот я и попал «из автобуса на озеро».
Познакомившись с учениками во время экскурсии, я потом поддерживал с ними связь в течение нескольких лет. За это время узнал много интересного о работе самого кружка юных натуралистов, о достижениях и неудачах, о мечтаниях и свершениях.
Обо всем этом я рассказал своим друзьям, а они посоветовали написать книгу. Я так и сделал, но немного изменил собственные имена и географические названия. Мне кажется, что мои добрые знакомые, а теперь и герои этого произведения не обидятся за это. Во всяком случае, они себя, безусловно, узнают.
А я от души желаю им всего самого наилучшего, самого светлого в жизни и труде.
Понятно, что не все они станут агрономами, селекционерами, генетиками. Может, кто из них будет учителем, историком, химиком. Может, который и космонавтом станет. Но в одном я убежден, в одном уверен: всегда и всюду они останутся патриотами своей Советской Отчизны, всегда будут любить родную природу и каждый в своей области сделает то, что будет нужно для обогащения ее, а не для обеднения, что
И сады цвели тогда
Пришла пора весенняя
Для всех садов, полей,
Заметены цветением
Морозы прошлых дней.
Когда Нина Ивановна вошла в восьмой класс, ничто не предвещало неприятностей. Яркое весеннее солнце способствовало появлению какого-то праздничного настроения. Чистый, чуть влажный воздух проникал, казалось, во все поры тела. На учительском столе стоял букет первых весенних цветов: первоцвета, ландыша. И сады цвели тогда: перед окнами красовались снежно-белым и розово-белым убором груши и яблони школьного сада. Ученики дружно, с какой-то особенной сердечностью приветствовали учительницу.
Как обычно, она спросила у дежурного, кто отсутствует; как обычно, передала ему стопку тетрадей, в которых было за несколько дней до того написано сочинение на тему: «Каким бы мне хотелось видеть наш пришкольный сад и огород». Дежурный быстренько прошел по классу и раздал тетради.
Все, торопясь, перелистали каждый свою тетрадь: это же очень интересно узнать, какая отметка поставлена, какие ошибки вкрались. А Нина Ивановна тем временем записала в классный журнал тему сегодняшнего урока.
— Есть какие вопросы? — обратилась она к классу.
Несколько учеников спросили про свои, непонятные для них ошибки.
Поднял руку и Адам Скрипка.
— Что тебе непонятно, Адам? — спросила Нина Ивановна.
И тут началось целое представление.
— Я хотел бы узнать, с какого времени в нашей школе введена венгерская система оценки знаний учащихся? — спросил он деликатно и спокойно.
По классу пробежал волной приглушенный смех, но сразу стих, так как Нина Ивановна встала и, слегка покраснев, спросила:
— При чем здесь какая-то «венгерская система»?
— С вашего разрешения я хотел бы сказать, что я тоже удивляюсь, какое она имеет отношение к нам, особенно ко мне. Как всем известно, у них в школах оценка, обратная нашей. У них единица равна нашей пятерке, и так далее…
— Так что же далее?
— А далее то, что в моем сочинении не подчеркнуто ни одно слово, не зачеркнута ни одна запятая. Короче говоря, нет ни одной ошибки. Вот я и спрашиваю: не означает ли единица, поставленная мне, прежнюю пятерку?
По классу снова прокатилась волна смеха, но быстро смолкла под нахмурившимся взглядом Нины Ивановны.
— Нет, Адам! Единица эта и есть единица, а никак не пятерка. Я знаю только венгерские сливы, растущие и в нашем школьном саду, — попыталась пошутить она, — но они к этой единице никакого отношения не имеют.
Адам не унимался:
— Разрешите все же узнать, почему мне поставлена единица?
— А вот так и надо было спросить сразу. За хороший стиль, за грамматику пятерку может поставить Наталья Ивановна. А за то, что ты написал не на тему, больше того — против темы, и поставлена единица.
— Прошу извинить меня, Нина Ивановна, но я не могу согласиться с вами, — продолжал свое Адам. — Тема была такая: «Каким бы мне хотелось видеть наш пришкольный сад и огород». Мне — это значит мне, Адаму Скрипке. Я и написал, каким бы мне хотелось его видеть…
Нина Ивановна не выдержала. Ей следовало бы, по-видимому, сказать просто: «Этот вопрос мы обсудим с тобой после урока» или что-нибудь подобное. Ее вывел из равновесия спокойный, твердый тон ученика. Хоть бы он сказал слово лишнее…
— То, что ты написал, не подходит к нашим условиям и к нашей программе, — выпалила она.
— Тогда надо было дать тему иную: «Каким бы хотела видеть наш школьный сад и огород программа», — не сдавался упрямый Адам.
Класс рассмеялся так, что, наверно, было слышно и на улице. Амвросий, сын кооператора, слегка заикавшийся, даже зашелся от смеха.
Нина Ивановна стукнула кулаком по столу:
— Вон из класса!
И тут случилось такое, чего не ожидала ни Нина Ивановна, ни упрямый Адам, ни сами ученики.
Какое-то мгновение, буквально мгновение, стояла тишина. Потом все ученики поднялись со своих мест и стремглав выбежали из класса.
Нина Ивановна, растерявшись, отшатнулась от стола.
— Что вы? Куда вы? — только и смогла вымолвить она.
— В-в-вы ск-к-казали — в-в-вон! — ответил бежавший последним Амвросий.
Нина Ивановна осталась одна.
Прикусив губу, она забрала журнал и направилась в учительскую. Там оказался и директор.
— Почему это вы, Нина Ивановна, отпустили свой класс? — удивленно спросил он. Ему из окна видна была школьная спортивная площадка, на которой мальчишки с ходу занялись разными упражнениями, а некоторые пошли на руках.
— Сымон Васильевич! Скандал!
Сымон Васильевич, старый учитель, человек необыкновенно чуткий, заметив ее растерянность, попытался поднять настроение учительницы:
— В народе, Нина Ивановна, говорят еще не так: «Караул! Пожар! Корова утопла!»
— Ой, дорогой Сымон Васильевич! Что там корова — я сама утонула!..
— Ничего, ничего, Нина Ивановна, не волнуйтесь! Сейчас мы все обсудим. А пока что я их уйму немного, чтоб не мешали заниматься другим.
Открыв окно, он позвал дежурного и распорядился:
— Сейчас же установите порядок! Прекратите шум! В школе идут занятия… Я сейчас сам выйду к вам!
Тишина и порядок после этого установились приблизительно на «четыре с минусом». Во всяком случае, терпеть можно.
— Садитесь, Нина Ивановна! Теперь поговорим… Что у вас случилось? Не волнуйтесь… Вы молодая учительница. Сколько еще в вашей жизни будет разных происшествий и неожиданностей. О-ё-ёй! Если так волноваться, то и сердце испортить недолго, а его надо вам не меньше, чем на сто лет…
Нина Ивановна рассказала обо всем. Даже про Адамову интонацию. Даже о том, что как раз она, эта интонация, и вывела ее из равновесия. «Хоть бы на одну ноту поднял голос! Будто я ученица, а он какой-то министр, а не мой ученик». Не утаила и того, что допустила большую ошибку, не обратившись непосредственно к ученику, не сказала: «Адам, или Скрипка, выйди из класса», а крикнула: «Вон из класса!» «Да еще рукой провела перед собой… А поскольку нарушили дисциплину все — смеялись всем классом, — они безо всякого злого умысла могли подумать, что я выгоняю всех».