– А мы всё на сундуках этих. А у меня мечта…

Народ вежливо интересуется, мол какая?

– Xочу на своём сундуке петлю мёртвую заложить.

– Так развалится же сундук.

– Знаю. Всё равно хочу.

Ну, истребители – ребята все молодые. Поржали, потом думают: мол, а давайте приколемся. Типа, насчёт петли – идея.

И никому ничего не говоря, в ходе очередного налёта на американский аэропорт, убедившись, что всё зачищено, втроём синхронно отматывают троекратную мёртвую петлю над вражеской базой. Отряд "Русские витязи" в японском варианте, типа.

И очень довольные собой возвращаются.

А на базе их уже поджидает начальство, раскалённое до последнего градуса побежалости:

– Вы чего, мол творите, идиоты?!

– А чё? – а сами лихорадочно соображают, как это начальство достигло такой степени просветления и всеведения, что cчитывает оперaтивную информацию он-лайн.

– А того! Читали уже… – и бумажку им тычет, на аглицком.

Выясняется, что американские лётчики уже успели собраться, накатать поздравительную кляузу, в стиле пресловутых английских охотников бригадиру Жерару ("восхищены, приглашаем ещё, а лису можете съесть и сами"), а потом ещё снарядить самолёт и сбросить кляузу на аэродром противника, Авиапочта, типа.

А бомбовоз этот они ещё раз видят, через пару дней, аккурат в тот момент, когда прорвавшаяся "Аэрокобра" всаживает ему в борт пушечную очередь.

Горящий бомбардировщик задирает нос и начинает набирать высоту. В общем, в натуре идёт на мёртвую петлю. На которую и в исправном-то виде ни разу неспособен. Чисто технически.

В общем, "Верещагин, уходи с баркаса". Потому как в высшей точке петли с бомбардировщиком происходит то же, что и с пресловутым баркасом.

Оторвался, называется, человек напоследок.

3. Последний дюйм

Возвращается с задания японский бомбардировщик. Как там пелось – "На честном слове и одном крыле". Фюзеляж – клочьями, кабина – в решето, по приборной доске кровь вперемешку с мозгами. Оба пилота валяются на полу, самолёт ведёт бортинженер. Просто повторяя действия пилотов, виденные сотни раз до того.

Пробовали как-нибудь посадить самолёт в хорошем навороченном авиасимуляторе? Да чтобы безо всякого опыта,инструктажа и сохранения игры, вот так сесть за незнакомую игру и посадить – с первой же попытки. Да ещё бомбардировщик. Да ещё повреждённый. Да ещё на последних каплях горючего. Да ещё с переломанными ногами.

Весь аэродром плюс истребители сопровождения понимают – шансов нет. Никаких. Парашютов – тоже. Да, парню удалось сделать невозможное, привести самолёт на базу, но посадить…исключено. Не бывает.

Самолёт идёт на снижение, теряет скорость, кренится и естественно собирается валиться в штопор – на сверхмалой. И тут…

"Терминатор-2" помните? Когда в финальных кадрах изувеченный, расстрелянный, списанный со счетов киборг поднимается и побеждает?

Вот и тут – пилот – бледный, вроде бы безнадёжно мёртвый, поднимается, отшвыривает бортинженера и вцепляется в штурвал. И делает-таки тот, последний дюйм.

Бомбардировщик шлёпается на брюхом, идёт юзом (два стоящих на стоянке истребителя – в щепки) и наконец разваливается. Ни топлива, ни бомб, взрываться нечему.

Но главное – живы. Почти все.

Искусство речи на суде

Мать обвинялась в истязании ребенка. Отец-крестьянин, мягкий человек, давал уклончивое показание; мальчик, явно запуганный, лгал, всячески расхваливая мать, утверждая, что отец иногда больно бил его в пьяном виде, безо всякой причины, мать – никогда не била, всегда "жалела". Как ни старался обвинитель, он не мог добиться правды от ребенка. Старшина присяжных спросил:

– Кого больше любишь, тятьку или мамку?

– Тятьку!

– Да, виновна.

На судебном следствии об убийстве в Галерной гавани защитник, между прочим, возбудил вопрос о расстоянии между двумя определенными пунктами в черте расположения большого завода и просил суд установить это расстояние допросом кого-либо из рабочих, вызванных в качестве свидетеля.

"Я только прошу спросить об этом не женщину, а мужчину,- прибавил он,- для меня очень важен точный ответ. Кого угодно, только мужчину".

Защитнику очень важно установить точное расстояние, и он боится ошибки, если будет спрошена женщина. Как, однако, надо быть осторожным с бабами-то! – думают присяжные и слушают дальше. Есть улики, есть и доказательства в пользу подсудимых. Но в обвинительном акте, помнится, говорилось, что свидетели видели их у самого места убийства; значит, почти очевидцы есть; послушаем.

А очевидцы-то – две женщины.

– Видели?

– Видели.

– Они?

– Они.

Обе свидетельницы показывают добросовестно; это несомненно. Но ведь это женщины. Что как они ошибаются?

Защитник сумел подготовить почву для соответствующего отрывка своей речи и те соображения, которые могли бы представляться книжными отвлеченностями, оказались непосредственно связанными с происходившим на суде.

Тысячу лет спустя

Документ 1

…у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. […] Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины в ротах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток.

Приказ 227, 1942 год

Документ 2

Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет; да и пойдите княжить и володеть нами.

Из послания славянских послов варягам, 862 год

История одного жанра

Старая Деревня, ранняя осень 1977 года. "Коммуна хиппи имени Желтой Подводной Лодки".

В Коммуне постоянно живут Феликс Виноградов (Президент Коммуны) с женой, Игорь Мальский, Александр Скобов и Андрей Антоненко, не считая ассоциированных членов и просто любителей потусоваться.

Идет обустройство интерьеров Коммуны и параллельно – заготовка дров на зиму, поскольку отопление в доме печное. Дрова колет Президент.

Сложение у Президента весьма субтильное и у вполне атлетически сложенного Игоря Мальского начинает наклёвываться стишок под названием «Чахоточный мальчик»:

Вянут цветы, сохнет трава,

Мальчик чахоточный колет дрова.

Припев: Ум-па-па, ум-па-па, ум-па-па-па (3 раза),

Пара-па-пара-па-па.

Прошлой весной – эх, всем бы так, -

В этом дворе нашел он пятак.

Припев

Снова взлетает топор в небеса,

Мальчик доволен, трясет волоса.

Припев