– То есть вы считаете, это не он сделал, дон Скали? – спросил Лу.

– Думаю, нет, не он. Как он, засранец, мог это сделать, если в лавке его не было?

– Ну и отлично, дон Скали.

– Отлично-то отлично, только теперь нам надо как-то объяснить все это дяде Миммо, – вздохнул дядя Сал.

– Извините, дон Скали, – проговорил Лу, до краев наполняя свой стакан, – не хочу показаться невежливым, but I can't understand…[23] Что вы имеете в виду, когда говорите: нам надо объяснить?

– Пойми, Лу, сейчас в первую очередь необходимо погасить волну… Дело щекотливое, и я не могу послать к дяде Миммо никого из своих людей. Конечно, у меня есть кое-кто в квестуре, но… Видишь ли, имеется одна настырная сволочь, некий Соннино, который только и ждет, чтобы я на чем-нибудь прокололся. Дядя Миммо – человек простодушный. Если полиция или Соннино начнут его запугивать, он, чего доброго, разинет варежку и ляпнет чего не надо. Например, что к нему приходил один из моих парней и пытался ему угрожать. Должен же я подстраховаться! Вот почему я прошу тебя о любезности. Навести дядю Миммо, хорошо? Он ведь не знает, что ты придешь от меня, а значит, мы ничем не рискуем. Даже если он проболтается, сказать ему будет нечего.

Лу спустил ноги со стола, поднялся и, сунув руки в карманы, сделал по комнате несколько шагов.

– Дон Скали, – круто развернувшись, проговорил он. – Для меня большая честь, что вы доверяете мне в таком деликатном деле…

– Вот еще что я обязательно должен сделать – написать твоему деду, что ты хороший парень. Правда, правда… Хороший, и сердце у тебя доброе. Только мне не хотелось бы, чтобы Ник, раз уж он на подозрении, правда, непонятно, почему – он же все время был с нами на барбекю, – в общем, чтобы он о чем-нибудь догадался и смылся. Тот налетчик, мать его, был наркоман. А наркоманы – психи, от них можно ожидать чего угодно. Представь себе, что обо мне подумают в полиции, если этот засранец соскочит? Если он соскочит, все будут уверены, что это сделал именно он! Тогда полиция заявится ко мне и скажет: «Так твою и растак, дон Скали, сосед вашего племянника укокошил полицейского бригадира, а вы ни сном ни духом? Кто же вы после этого, если не вшивый фраер, который умеет только кудахтать, но не способен навести порядок в собственном курятнике!» В общем, Лу, мы должны заткнуть пасть этим псам. И я прошу тебя глаз не спускать с Ника – по крайней мере, до тех пор, пока мы не разберемся окончательно в этом деле и не убедимся, что у него нет причин сбежать.

– To же самое говорил мой дед, – улыбнулся Лу.

– Ты про «заткнуть пасть псам»? – спросил дядя Сал. – Так говорил мой дядя, когда заряжал лупару.[24]

– Да нет, я про фраера и курицу, – ответил Лу и задал свой вопрос: – Дон Скали, а как я его узнаю, этого Ника?

– Тони устраивает барбекю в связи с помолвкой, – сказал дядя Сал. – И это барбекю в нашем квартале забудут не скоро. Ник Палумбо тоже приглашен, тем более что это его помолвка. Считай, что и ты приглашен, Лу. Тони собирается приготовить перепелок. И не сомневайся, джина там будет хоть залейся!

Проторчав полчаса в отделе редких книг магазина «Politics amp;Prose Bookstore», принадлежащего этой свинье, синьору Левину, Жасмин совершенно не была расположена выслушивать глупости Фрэнка.

– Жасмин, твою мать, – разливался Фрэнк Эрра, – тебе известно, что, когда ты читаешь вслух, ты как две капли воды похожа на Мидоу Сопрано? Слышь, Чаз, я прав или нет? Она просто вылитая дочка Тони и Кармелы?

– Как есть Мидоу Сопрано, – подтвердил Чаз.

Жасмин фыркнула и продолжала громко читать об этой дурацкой Сицилии. Книжка называлась «Complete Guide To The Island»[25] и стоила ей короткого, но настойчивого контакта с вялым обрезанным инструментом Левина. Когда она попросила у него detailled guide[26] no Сицилии, эта свинья (на голове кипа, а за ушами длиннющие космы, похожие на две метелки для сортира) вывалил на прилавок с полдюжины фолиантов: «Midnight in Sicily», «Ciao Sicily», «Sweet Sicily», «In Sicily»[27] и другую подобную лабуду. Потом он сказал, что у него есть и еще, в отделе редких книг. Отдел оказался просто пыльным чуланом два на три метра, заставленным ржавыми металлическими стеллажами. Там же примостился и стол со сломанными ножками. В жуткой тесноте Левин снимал со стеллажей книги и передавал ей, каждый раз норовя ее притиснуть, пока окончательно не распалился. В результате Жасмин покинула магазин с двумя томами под мышкой: «Ciao Sicily» Дамиана Мандолы, в которой рассказывалось о пасте with squash andfava beans, olives and capers,[28] и «Complete Guide», которую она сейчас и читала Фрэнку.

– «Своей барочной гармонией площадь обязана дворцам, расположенным по ее периметру. В центре площади находится фонтан «Слон», символ города, в южной части – фонтан XVII века «Аменано». Вместе с дворцами Кьеричи и Пардо они составляют ансамбль…»

– Жасмин, – зевнул Фрэнк, – сдается мне, ты тоже университет окончила, как и эта Мидоу! К черту! Кого колышет это сицилианское барокко! Ладно, давай дальше…

Жасмин раздраженно поплевала на средний палец правой руки и пролистнула страниц двадцать разом.

– «Среди самых именитых горожан, – снова забубнила она, – заслуживает упоминания Джованни Верга, родоначальник литературного направления, для которого характерны социальная острота и подчеркнутая патриотичность; героям Верги присущи прежде всего чувственные и романтические настроения…»

Чувственные и романтические настроения? Слегка задремавший Фрэнк встрепенулся.

«В 1871 году, – продолжала Жасмин, – после выхода в свет в Милане «Истории одной малиновки» к нему наконец приходит успех, на который он уже потерял надежду. В 1870 году роман печатался на страницах газеты «Ла Рикаматриче»[29]…»

«Ла Рикаматриче»! «История одной малиновки»! У Фрэнка от радости перехватило дыхание.

– Чаз, ты помнишь фильм Дзеффирелли «История одной малиновки»?

– Кто такой этот Дзеффирелли, Фрэнк? – спросил Чаз. – Какой-нибудь друган Трента?

– Ну, что-то в этом роде, – сияя от удовольствия, ответил Фрэнк, – что-то в этом роде.

Прошел целый час, а Грета все никак не могла привести свои мысли в порядок. Просьба Фрэнка показалась ей странной. Она почувствовала себя… startled,[30] вот-вот, startled – самое правильное слово, и отрицать это значило бы погрешить против истины. Действительно, Фрэнк сроду не рассыпался перед ней в таких любезностях в разговоре по телефону. Да и не по телефону тоже. It is a fact, что Фрэнк не из тех, кого можно назвать любезным. Впрочем, кого сегодня назовешь любезным! Достаточно посмотреть на эти угрюмые рожи вокруг себя! Наверное, у его матери, когда она производила его на свет, была такая же угрюмая рожа! Грета понятия не имела, как выглядит мать Фрэнка, но не сомневалась: она на всех смотрит волком! Как бы то ни было, ясно одно: Грета едет в Италию! My God, на премьеру Леонарда Трента! Ну надо же! И все-таки Фрэнк и правда вел себя странно. Очевидно, ему от нее что-то нужно. И вряд ли это обычная мелкая услуга, потому что ради мелкой услуги Фрэнк не стал бы так лебезить. Тогда что? Вот то-то и оно. Отсюда и страх. Страшно, если Фрэнк вдруг решил взяться за ум. Почти у всех мужиков рано или поздно наступает такой период: подходит возраст, и они желают обзавестись семьей. С какой-нибудь другой бабой… Вот в чем дело! Фрэнк влюблен в какую-то Кармелу с лицом снулой рыбы, хочет заставить ее ревновать, для чего и везет Грету в Италию. Вот в чем дело. Такие, как Фрэнк, всегда становятся приторно ласковыми, когда у них рыльце в пушку. Это ясно.