— Вы можете идти, девочки, — отпустил Саша пионерок и, когда те вышли из комнаты, сказал: — Иван Федорович, а что, если неспособных ребят неизмеримо меньше, чем обычно думают? Что, если гораздо больше тех… кого учили не так? Можно мне с Лешиным родителем поговорить?…

Иван Федорович удивился, но Елена Петровна энергично закивала головой, и физику показалось, что она даже обрадована.

— У вас есть полчаса? — спросил вожатый Лешиного папу.

По школьному коридору Лешин папа шел, как по давно забытой улице детства. Он отставал от Саши, задерживаясь у школьных объявлений и плакатов, а проходя мимо столовой, сказал:

— Вкусно пахнет.

Возле уголка юмора в стенной газете Лешин папа застрял.

— «Работа, ты меня не бойся, я тебя не трону», — прочитал он надпись под карикатурой. И похвалил: — Ничего. А мы на партах писали: «Кто здесь сидит, того люблю, кладите в парту по рублю».

Саша снисходительно улыбнулся.

— Это, конечно, ниже, — признался Лешин папа смущенно.

Была перемена, и Саша заглядывал в некоторые классы. За ним просовывал голову и Лешин отец.

В одном из старших классов он обратил внимание на то, что огромные, туго набитые портфели и сумки с книгами стоят в проходах между столами.

— Чего это они портфели выставили? Мы в партах держали, — строго спросил он вожатого.

— Не умещаются они теперь в партах. Объем информации, — объяснил Саша.

— Вот видишь, — сказал Лешин папа. — Мы Лешин класс ищем?

— Нет, нет, — ответил Саша и прибавил шаг, потому что зазвенел звонок.

— Одна девочка, — сказала пожилая учительница, — купила на двадцать четыре копейки открыток по три копейки за штуку. Пять открыток она подарила брату. Сколько открыток у нее осталось?

Снисходительное выражение лица, с которым Лешин папа, сидя на последней парте второго класса, выслушал условия устной задачи, сменилось отсутствующим: он попытался углубиться в счет.

Но не успел.

Лес рук вырос впереди него.

Восьмилетние мальчики и девочки нетерпеливо тянули их навстречу пожилой учительнице.

— Сережа! — вызвала учительница.

— Три, — ответил мальчик.

— У кого не так? — спросила учительница.

Все руки тотчас же опустились.

— А у вас так? — шепотом спросил вожатый Лешиного папу.

Тот виновато улыбнулся.

— Ляля, к доске. Вырази эту задачу формулой.

Перед огромной коричневой классной доской с подвижными створками Ляля казалась такой маленькой, что Лешин папа смотрел на нее с некоторой тревогой. И, конечно, Ляля не справилась бы со своей задачей, если б не специально для таких случаев предназначенная узкая скамейка перед доской. Смело расхаживая по ней Ляля рассуждала:

— Одна девочка купила на сумму «а» открыток… Сопровождая решение четкими объяснениями, Ляля выразила задачу алгебраической формулой.

Она сделала это так быстро, что Лешин папа не успел опомниться.

А тут учительница предложила новую задачу:

— У Володи шестнадцать страниц альбома занято открытками, и он еще наклеил двенадцать открыток, по четыре штуки на страницу. Сколько страниц теперь занято открытками?

Урок шел в стремительном, почти спортивном темпе и производил захватывающее впечатление.

— Значит, первый вопрос задачи… — прошептал Лешин папа и воровато придвинул к себе листок бумаги. — А можно сразу алгебраически? — спросил он Сашу.

— Пожалуйста, — ответил вожатый, а впереди уже поднимался лес рук.

Лешин отец безнадежно отодвинул от себя бумажный листок.

В пустой учительской зазвонил телефон. Он прозвонил много раз, пока к нему наконец подбежала Елена Петровна.

— Да… Этого еще недоставало!.. Опять? Есть у нас такой. А что, он убил кого-нибудь, ограбил? Я не волнуюсь, я ко всему привыкла… Заведующая по воспитательной работе. А зачем мне записывать? Что я, Лешу Жильцова не знаю?..

Урок математики во втором классе продолжался.

«А<10» — было написано на доске, и пожилая учительница, трогая пальцем каждый знак, спросила:

— Если «а» меньше десяти, то сколько значений у буквы «а»?

— То есть? — спросил вожатого Лешин папа.

— Выпишите все значения! — сказала учительница, и класс притих.

— Откуда вы столько вундеркиндов набрали? — спросил вожатого Лешин папа.

— Это не вундеркинды. Нормальные дети.

В это время в дверях класса появилась Елена Петровна.

— Простите, — сказала она пожилой учительнице, — мне нужен Саша.

Когда Саша вышел в коридор, она спросила:

— Ты знаешь, где сейчас Леша Жильцов?

— На уроке, наверное…

— Нет. Он в отделении милиции.

В детской комнате районного отделения милиции томилась компания Морозова.

— Гитару, серебряные струны, отобрали, — прохрипел Морозов, поглядывая по сторонам.

Его очень заботило, какое он производит впечатление на окружающих, особенно на Лешу, который попал сюда впервые.

— А зачем им портфель с учебниками? — спросил Леша, но ответа не дождался.

— Отдайте гитару! — негромко, так, чтоб никто не услышал, буйствовал Морозов. — Я уже пятый раз тут, — объяснил он Леше.

Щелкнул замок, и в детскую комнату вошел лейтенант.

Морозов вскочил и сразу стал канючить:

— Товарищ лейтенант, я вас очень прошу… у мамы сердце больное. Не сообщайте, пожалуйста…

— Я отцу на работу позвонил.

— Так ему же выговор будет.

Голос Морозова звучал чисто, без всякой хрипотцы.

— Пусть за тобой получше смотрит, — сказал миролюбиво лейтенант, вручая парню гитару, а Леше — портфель. Остальным он тоже кое-что роздал.

— Товарищ лейтенант… — канючил Морозов.

— В другой раз не будешь с утра пораньше в парадных КВН устраивать и жильцов терроризировать. Да еще втягиваешь в свои дела неустойчивых, которым в школу идти надо!

— Он сам пристал, товарищ лейтенант…

— Я тебя хорошо знаю, Морозов, — сказал лейтенант и запер за собой дверь.

Тотчас же тихими, но резкими аккордами зазвякала гитара в руках Морозова.

— Слыхал? Выходит, я тебя порчу.

— Ерунда, — сказал Леша и без всякой нужды открыл портфель. В его руках оказался толстенный том. Это был Эйнштейн.

— Мать мне тоже говорила: «Тебя дружки портят, не учишься», — продолжал хрипеть Морозов под треньканье гитары. — Муть! Кто я был в школе? Ноль. А среди своих ребят я бог. Хочешь, тебя завтра все в классе уважать будут? А? — проникновенно глядя Леше в глаза, вдруг спросил Морозов. — Ты мне только скажи, кого сделать?

— Мы вашего сына на первый раз долго задерживать не будем, — сказал лейтенант милиции Лешиному отцу. — Послушает ваш сын лекцию, и мы его отпустим.

— Какую лекцию? — удивился Лешин отец.

— О нашей законности. — И лейтенант приоткрыл дверь в детскую комнату.

Лешин папа увидел несколько скамеек, расставленных рядами, на них сидели подростки. Сын показался ему таким жалким, таким несправедливо обиженным! К тому же Леша неожиданно закашлял.

— Кашляет, — жалостливо сказал Лешин папа.

Отсутствующим взглядом посмотрел Леша на расхаживающую перед скамейкой молодую женщину в штатском.

— Несколько слов о грабеже, — деловито произнесла она. — Грабежом называется…

Леша опять закашлялся.

Лешин папа, прикрыв дверь, посмотрел на присутствующих полными ужаса глазами.

Леша продолжал кашлять и дома. И когда приглашенная из поликлиники девушка-врач посмотрела на градусник, оказалось, что у Леши…

— Тридцать восемь и два, — сказала девушка. — Это ангина дает, а не легкие. В легких у него ничего нет.

Лешины родители стояли возле его тахты этакой тихой, послушной парой.