Сидоров с недоумением оглянулся на Митю.

В пустынной учительской Митя не торопясь набрал номер телефона.

— «Скорая помощь», — услышал он в трубку и ничего не ответил. — «Скорая помощь» слушает, говорите, — повторил тревожный голос.

Митя повесил трубку.

…Миле стало легче, она открыла глаза. Окна в кабинете биологии были распахнуты, и около девочки хлопотала сестра. Она вытерла пот с ее лица и сказала:

— Ох, как ты меня напугала!

— Я пойду домой, — сказала Мила.

За одним из стеклянных шкафов сквозь нарисованные заросли наблюдал за происходящим Митя.

— Никуда ты не пойдешь. Ты что, с ума сошла!

— Я хочу домой, — шептала девочка. — У меня это было много раз. Ничего особенного. Это быстро проходит. Где Митя? Пусть он проводит меня. Мы рядом живем.

Митя вышел из-за своего укрытия.

— Но ведь сейчас приедет «скорая», — сказала Лена. — Митя, ты ее вызвал?

— Нет, Елена Федоровна. Что-то с телефоном…

Мила слабо улыбнулась, и молодая учительница, заметив это, перевела внимательный взгляд на Митю. Но лицо мальчика было непроницаемо.

В школе еще продолжались занятия, а Мила и Митя медленно брели по талому снегу. Неожиданно посыпались последние февральские хлопья. Они тотчас же таяли, едва коснувшись земли, но уже через минуту сквозь крупные мокрые хлопья невозможно было рассмотреть удаляющуюся пару.

В биологическом кабинете среди стеклянных шкафов пылился скелет человека. Очевидно, это было одно из наиболее часто требующихся наглядных пособий и поэтому его не стали запирать в шкаф.

Возле этого, что там ни говори, жутковатого наглядного пособия молча стоял Митя с толстым томом медицинской энциклопедии под мышкой. Он пристально всматривался в пустые глазницы когда-то жившего на земле человека.

По лестнице, ведущей к биологическому кабинету, после обычных дополнительных занятий поднималась Лена. Она еще не успокоилась после недавних событий, о чем можно было догадаться не только по выражению ее лица, но и по тому, что однажды девушке пришлось приложить к глазам платок.

Юра, жаждущий примирения с Леной, отстал от нее на две-три ступеньки.

— Лен, ну, я прошу прощения.

Лена не замедляла шага.

— Ну, я неумный человек… Это мой недостаток.

Юра пытался шутить, но ему было нелегко, тем более что его все время засыпали вопросами члены радиокружка, занятия которого он, очевидно, только что провел.

— Юрий Александрович, скажите, пожалуйста, какой аналог зарубежного двойного триода «6 СС 41»?

— «6 Н 2П», — бросил на ходу Юра и продолжал канючить: — Хватит дуться, Лен!

— А цокалевка та же? — продолжал допытываться дотошный радиолюбитель.

— Та же!.. Лена, не отталкивай меня. Это бесчеловечно! — строго предупредил Юра девушку и продолжал уже элегически: — Если ты из-за своих неприятностей — глупо. Наши отношения не должны страдать.

Другой радиолюбитель начал было:

— Юрий Александрович, у меня в первом каскаде усилителя…

— Отстань ты со своим каскадом! — рявкнул Юра так, что радиолюбитель чуть не скатился с лестницы. — Лена! Я все устрою! Моя железная логика плюс личное обаяние…

— У меня нет никаких неприятностей! — отрезала Лена и скрылась за дверью биологического кабинета.

Здесь стоял полумрак. Лене показалось, что в кабинете, кроме нее, находится еще кто-то.

— Кто здесь? — спросила она громко.

Митя с глазами, полными слез, отпрянул в промежуток между стеклянными шкафами. Но Лена щелкнула выключателем, и одна за другой с шипением зажглись трубчатые светильники «дневного света». Скрыться Мите было некуда.

Лена подошла к нему, увидела глаза мальчика, потом посмотрела на скелет.

— Что ты здесь делал? — спросила она.

Ее глаза тоже еще хранили следы недавних слез, и поэтому встреча ученика и учительницы была, так сказать, «на равных». Обоим было что скрывать друг от друга.

Не дождавшись ответа, Лена обратила внимание на толстенный том медицинской энциклопедии, который Митя, очевидно, только что нашел на одной из книжных полок и теперь держал под мышкой. Лена взяла книгу.

— Ты боишься смерти? — спросила она.

В ответ Митя так неопределенно пожал плечами и на его лице возникло такое выражение, что о Митиных мыслях в этот момент можно было судить по-всякому.

Но вслух Митя тихо сказал:

— Не своей.

Лена не спешила открыть том медицинской энциклопедии.

— Понимаю, — сказала она. — И все же, несмотря на это, ты до сих пор не знаешь, чем человек отличается от животного.

— Нет. Десятки примеров, когда животные, преодолев инстинкт самосохранения, сражаются насмерть, защищая…

— Не надо, я сама знаю, — перебила Лена и открыла книгу.

Почти весь том энциклопедии был посвящен болезням органов кровообращения. Это можно было сразу понять по рисункам.

— Митя, — сказала учительница биологии, — а ведь я сюда пришла как раз за этим томом.

— Зачем он вам? — настороженно спросил Митя.

— Я узнала у школьного врача, почему Мила освобождена от уроков физкультуры.

Возле двери в биологический кабинет нетерпеливо расхаживал Юра Рябинин. По временам к нему подходил кто-нибудь из мальчиков и начинал:

— Юрий Александрович, я применил обратную связь для увеличения входного и выходного сопротивления в первом каскаде…

А Митя и Лена уже сидели за одним из столов биологического кабинета. Том энциклопедии был раскрыт. Очевидно, они оба от него недавно оторвались. Рядом с юношей и учительницей зеленел подсвеченный аквариум, и какая-то плоская круглая рыба с золотисто-красной чешуей, казалось, прислушивалась к тихому разговору. Виден был только один глаз рыбы, неподвижный, без проблеска мысли — «рыбий глаз».

— «Цель жизни — сама жизнь». Это слова Гёте, — сказала Лена.

— С Гёте я еще могу согласиться, — снисходительно сказал Митя, — но это для нее, — он кивнул на рыбу, и Лена встретилась с бессмысленным рыбьим взглядом. — А для меня? Фраза вашего знаменитого ученого о том, что, если бы не было Человека, великая трагедия мироздания совершалась бы при пустом зале, мне ничего не объясняет.

Рыба вильнула хвостом, продолжая пристально смотреть на разговаривающих.

— Ей тоже, — усмехнулся Митя. — Вот нам с вами сегодня не сладко, а ей хоть бы что!

— В том-то все и дело, что мы — не она, это же прекрасно! — горячилась Лена. — Пойми, создав Человека, Природа может познать себя.

Кроме экзотической рыбы, в крайнем изумлении к этому разговору прислушивался Юра. Очевидно, он зашел в биологический кабинет узнать, почему задержалась Лена.

— Вы зря на уроке заплакали, — неожиданно сказал Митя. — Мы этого не стоим.

— А я не плакала.

— Я же видел.

— Этого не было, — очень твердо ответила Лена, — тебе показалось.

Митя долго не отвечал, с удивлением глядя на улыбающуюся сквозь слезы учительницу. Потом сказал:

— А мне все равно. Сейчас я хочу… чтобы Мила жила.

Это было вне логики спора. Лена ответила тихо после долгой паузы:

— И я. Но спасти Милу может только искусство того человека, с которым ты говорил в больнице…

— Опять труд?

— Угу. Вот мы и вернулись к первоначальной формулировке.

Экзотическая рыба не сводила с Мити и Лены свой пристальный бессмысленный взгляд.

…В коридоре, куда вышел Юра, слегка ошеломленный услышанным разговором, к нему подошел высокий лохматый парень, «каланча». Тот самый, что мычал на уроке.