Кханда, подглядывая за мужчиной и женщиной из своего тайника, готова была взвыть от зависти. Она исступленно шептала, скребя стену ногтями:

— Ты будешь моим! Еще три ночи, варвар, и ты будешь моим! Я никуда тебя не отпущу, ты будешь служить мне, только мне!

Она бесновалась до самого утра, пока утомленные любовники наконец не уснули. Тогда и колдунья рухнула на пол, уставившись в потолок невидящими глазами. Лишь руки ее судорожно подергивались, как лапы хищной птицы.

Солнце, пробиваясь сквозь щели в тяжелых шторах, светило Конану прямо в лицо, но киммериец безмятежно спал, раскинувшись на подушках роскошного ложа. Деянира уже довольно давно смотрела на него, не решаясь разбудить. Хоть она и знала, что вечером снова его увидит, ей не хотелось, чтобы он уходил. Деянира встала, чтобы открыть окно, и чуть не наступила на своего маленького Рино. Наклонившись к собачке, она вдруг расхохоталась. Конан сразу проснулся и сел, глядя на нее удивленными глазами. Деянира показала рукой на пол, и Конан, захлебываясь от смеха, снова повалился на подушки. Маленькая негодница, неустанно трудившаяся, по всей видимости, всю ночь, спала, свернувшись рыжим комочком, на том, что еще вчера было новенькими сандалиями. Изгрызенные ремешки, погнутые пряжки, подошвы, похожие на надкушенные лепешки,— вот и все, что осталось от хваленой обуви купца Агассия.

Конан схватил Рино за шиворот, слегка потряс и бросил на подушки. Песик зевнул, как видно не питая уже к гостю никакой вражды, и пополз к хозяйке.

Конан поднял остатки сандалий и сказал:

— Каналья купец! Как он расхваливал их вчера! Весь свет, говорил, обойдешь! А какая-то собачонка за одну ночь оставила от них жалкие ошметки! Ну, купец, погоди! Уж я сегодня так с тобой разделаюсь! Только вот в чем я дойду до лавки?

Смех душил киммерийца, но он старался говорить сердито.

Деянира хлопнула в ладоши, и на пороге тотчас появилась служанка. Выслушав тихие приказания госпожи, она поклонилась и исчезла. Вскоре перед ними стоял столик с завтраком.

Конан оделся и с удовольствием прошелся босыми ногами по сказочно мягким коврам. Деянира гладила собачку и смотрела на него нежно и загадочно.

После завтрака в комнату вошла та же служанка с новыми сандалиями в руках.

Конан обулся и подошел к Деянире:

— Ты будешь ждать меня вечером? Я приду. Смотри, если я застану тебя не одну, мне снова придется подраться!

Деянира потрепала его разлохмаченные волосы, поцеловала и ничего не ответила.

Прислужницы проводили киммерийца до ворот, и он пошел к себе на постоялый двор, ломая голову, как бы скоротать время.

За игрой в кости, шутками и перебранками день пролетел незаметно, и вечером Конан снова был на знакомой площади. Ворота и двери так же услужливо распахнулись перед ним, как и вчера, но теперь он шел, ничему не удивляясь и не хватаясь за кинжал в ожидании какого-нибудь подвоха.

В этот раз Деянира показалась ему еще прекраснее и желаннее. Конан и не подозревал, что она целый день металась по дворцу, как птица в клетке, и торопила солнце, не спешившее уходить с небосвода. И когда наконец она услышала легкие шаги киммерийца, вспыхнувшая радость сделала ее неотразимо прекрасной.

Как и вчера, в роскошном зале был накрыт стол, играла тихая музыка. Запах душистой смолы, капавшей с факелов, смешивался с пряными ароматами кушаний.

Как и вчера, Конан достал чудесную жемчужину и, положив на ладонь, протянул Деянире. Обрадовавшись как ребенок, она не сводила глаз с жемчужины, любуясь ее ослепительно белым сиянием. Пока жемчужина лежала в руке Конана, Деянира не ощущала ни страха, ни тревоги. Но когда она прикоснулась к ней сама, вчерашний ужас с новой силой сжал ее сердце.

Стараясь не выдать смятения, Деянира встала и не спеша отнесла жемчужину к себе. Она знала, что Кханде нужны все четыре, но расспрашивать старуху, для чего они ей, не смела. Однако сердце подсказывало молодой женщине, что ей грозит опасность. Сейчас, когда здесь был Конан, она могла отвлечься от тревожных мыслей, но вот потом… Потом она все разузнает! Деянира тряхнула головой, отгоняя недобрые предчувствия, и вышла к Конану, с кокетливой улыбкой поправляя выбившуюся из прически прядь волос.

Но не одна Деянира в этот день металась по дворцу, не находя покоя. Старая Кханда тоже почти безвылазно просидела от рассвета до заката в своей комнате, боясь выйти наружу, чтобы от ярости и нетерпения не разнести весь дворец. И трудно сказать, чего она ждала больше — жемчужины или прихода варвара.

И вот на ее сморщенной ладони лежат уже две жемчужины, два глаза подземной твари. Ей, для которой столетия проносились как годы, а годы мелькали как дни, эти несколько часов ожидания показались такими же длинными, как сама ее жизнь. А впереди еще два дня!.. Но зато и цель близка, как никогда. Кханда захлопнула шкатулку и сбросила платье.

Сидя за столом напротив Конана, Деянира забыла обо всех своих опасениях и тревогах. Рядом с синеглазым киммерийцем, огромным, высоким и сильным, она чувствовала себя как за каменной стеной, за которой хотя бы на время можно укрыться от всего того страшного, что постоянно омрачало ее жизнь. А страшнее Кханды ничего на свете не было. С детства она привыкла думать, что Кханда — самая могущественная колдунья в мире. Старуха растила ее дерзкой и своенравной, уверенная, что только такие женщины способны бесконечно покорять мужчин. С каждым годом Деянира ненавидела старуху все больше и временами просто приходила в отчаяние, не зная, как вырваться из плена. Но вот появился этот варвар, и в ее душе затеплилась смутная надежда. Может быть, с его помощью она наконец избавится от колдуньи?

Эти мысли молниеносно промелькнули в ее голове и растаяли под лучами синих глаз. Конан уже второй раз о чем-то ее спрашивал, и она невпопад ответила:

— Ну конечно. Пойдем, я покажу тебе грот с водопадом—это мое любимое место в саду…

— Нет, милая, мы сейчас пойдем в другой грот, а водопад посмотрим утром! — Он опять, как вчера, подхватил ее на руки и понес в спальню, нежно шепча ей на ушко: — А ты приготовила для меня новые сандалии?

На следующий день Конан крепко задумался, что же ему делать дальше. Осталось всего две жемчужины, а те побрякушки, которые он привез из Заминди, годились только для уличных танцовщиц. Эта женщина, о которой он помнил целых полгода, превзошла все его самые смелые ожидания, и четыре ночи ни в коей мере не могли насытить то пламя, которое она в нем разожгла. Но долго размышлять над чем-либо Конан не привык. Он решил, что жизнь сама подскажет или, еще лучше, поможет, как уже помогала не раз.

Третья ночь оставила в его душе легкую тень беспокойства. Конану все время казалось, что за ними кто-то наблюдает. Он всем своим существом чувствовал угрозу, исходившую как будто из самих стен. Под утро он забылся тяжелым сном, и ему приснилось, что над ним склоняется Деянира, прикасаясь к нему ссохшимися, сморщенными руками. Он с отвращением отталкивал эти руки, но они пытались обнять его снова и снова. Потом Деянира куда-то исчезла, но страшные руки остались. Они гладили его плечи, обвивали шею.

Конан вцепился в тощие запястья, сжал их, пытаясь переломить их, как сухие прутья, и… проснулся.

Утро играло на стенах спальни веселыми зайчиками. В мире все было прекрасно — никаких тревог и дурных снов. За окном щебетали птицы.

Деянира спала рядом, и лицо ее было как у испуганной девочки, которая вот-вот заплачет. Конан с болью в сердце смотрел на нее, и ему хотелось сразиться со всеми в мире драконами, похитителями и колдунами и уничтожить их, чтобы только она всегда была весела и беспечна.

Деянира открыла глаза и попыталась улыбнуться. Конан ощутил то же беспокойство, которое мучило его ночью, и стал расспрашивать, что случилось, но она отвечала: