Анаксагор утверждал, что солнце - не колесница Гелиоса, а раскаленное небесное тело. Этого было достаточно, чтобы подпасть под действие нового закона. Особенно активно выступал против ученого демагог Клеон - поборник сильной власти. Вспомнили заодно, что Анаксагор прибыл из страны, подвластной персам, и, следовательно, мог им сочувствовать.

О дальнейших событиях источники говорят по-разному. Рассказывают, что Анаксагора отдали под стражу, где он в ожидании суда продолжал исследовать квадратуру круга. По некоторым сведениям, Перикл добился замены казни изгнанием. Состоялся ли вообще суд - неизвестно (14). Мы знаем лишь, что около 430 года из Пирейской гавани отплыл корабль, который должен был отвезти Анаксагора обратно в Малую Азию. Говорят, что, вступив на палубу, изгнанник сказал: "Не я теряю Афины, а Афины теряют меня".

Были ли сказаны эти слова в действительности или нет, во всяком случае они справедливы.

Конец жизни Анаксагор провел в городе Лампсаке, где его окружали любовь и уважение граждан. На могиле ученого они поставили памятник с надписью: "Здесь лежит Анаксагор, проникший до крайнего предела истины в познании небесного космоса".

Но и в Афинах Анаксагора не забыли. Книги его продолжали читать и после запрета. Его последователи соблюдали строгую конспирацию и при вручении друг другу рукописей брали клятвы верности. Ненависть "охранителей" не могла уничтожить непобедимого стремления к знанию. И все же "школы Анаксагора" не возникло. Наиболее требовательные умы ученый не удовлетворял. Причины этого заключались в самом духе афинской культуры. Она складывалась под непосредственным влиянием Элевсина, Дельф и дионисической традиции. Здесь была популярна орфическая мистика. Люди искали ответа на глубочайшие вопросы бытия и жгучие жизненные проблемы, а Анаксагор взамен этого преподавал им физику.

Молодой Сократ с надеждой взялся за чтение книг клазоменца, но не нашел у него того, что искал. Ему понравилась мысль, что Разум причина всего, но в дальнейшем выяснилось, что анаксагоровский Нус сообщил лишь чисто внешний толчок Вселенной. А как он конкретно связан с миром вещей - оставалось неясным (15). Аристотель сравнивал Нус с "богом из машины", которого драматурги спускали на сцену, чтобы облегчить развязку пьесы (16).

С одной стороны, эти претензии к системе Анаксагора были справедливы. Нус, подобно "первому Двигателю" позднейших деистов, был почти лишь механической первопричиной движения и порядка. В остальном он как бы бездействовал. Но, с другой стороны, от Анаксагора требовали слишком многого. Он был ученый, и Бог для него являлся в первую очередь "космологической гипотезой". Анаксагор в поисках высшей истины дошел до той грани, до которой может вести наука, и остановился на пороге. Он увидел действие Божества в принципе закономерности, но внутри самой Вселенной искал уже только естественных причин.

Если у него и была вера, то ее можно сравнить с религией Эйнштейна, которая заключалась в восхищении разумностью космоса. Запросы же афинских искателей истины шли гораздо дальше. Для них вообще вся натурфилософия была слишком оторванной от основных проблем человека. Ведь недаром книги почти всех натурфилософов назывались "О природе". Но достаточно ли брать за основу природу, когда речь идет о загадках человеческой судьбы? В конце концов так ли уж важно, из чего возникла Вселенная - из воды или воздуха - и каково было ее начало? Не важнее ли знать, в чем заключено добро и зло, что ждет человека по смерти, что властвует над жизнью: слепая Судьба или божественная Справедливость? Все эти вопросы волновали афинян больше, чем философия природы, которая как мировоззрение исчерпала себя. Нужно было искать новых ответов и путей. Но прежде чем эти пути начали вырисовываться впереди, греческая мысль прошла через полосу кризиса, в которой определились ее главные направления.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава девятая

ОТ РАЗУМНОГО МИРА К МИРОВОМУ РАЗУМУ.

АНАКСАГОР

1. Первоисточники жизнеописания Анаксагора приведены у А. Маковельского (Досократики, т. III). Новые переводы этих текстов даны (в порядке, установленном Дильсом) как приложение к книге И. Рожанского "Анаксагор. У истоков античной науки" (М., 1972). По этому изданию даются дальнейшие ссылки.

2. См.: Ксенофонт. Сократические сочинения, 1935, с. 175.

3. Анаксагор, А, 29, 30.

4. Фукидид. История, II, 37 сл.

5. См.: И. Дворецкий. Древнегреческо-русский словарь, т. II, с. 1138.

6. Анаксагор, Б, 12.

7. Там же. А, 40.

8. Там же. Б, 12.

9. Аристотель. Физика, 4, 203а, 19; Анаксагор, Б, 12. Нус, по словам С. Трубецкого, "есть все еще физическое начало: оно несомненно невещественно и определяется по противоположности веществу; но Анаксагор не находит еще терминов, чтобы выразить эту мысль" (С. Трубецкой. История древней философии, I, с. 145).

10. Анаксагор, А, 48, 49.

11. Анаксагор, А, 42.

12. Аристотель. Метафизика, I, 4, 985а, 18.

13. См.: А. Бергер. Анаксагор и афинская демократия.- Вестник Древней Истории, 1960, Э 3.

14. Попытки восстановить ход "дела Анаксагора" изложены у И. Рожанского (Анаксагор, с. 277 сл.).

15. Платон. Федон, 97 а, b.

16. Аристотель. Метафизика, I, 4, 985а, 18.

Часть III

НА РАСПУТЬЕ

Глава десятая

ПРОВИДЕНИЕ ИЛИ РОК? ЭСХИЛ

Афины, 525-456 гг.

Жизнь без начала и конца.

Нас всех подстерегает случай.

Над нами сумрак неминучий

Иль ясность Божьего лица?

А. Блок

До Сократа Афины не имели своей философской школы. Но это не значит, что афиняне пребывали в интеллектуальной спячке. Идейным средоточием города в годы расцвета стала сцена.

Афинские трагики занимают в развитии человеческой мысли, пожалуй, не меньшее место, чем философы. Они отважились поставить вопросы, которых натурфилософы либо не поднимали, либо ставили не во всей остроте. В центре внимания греческой драмы было не мироздание, а человек. О его участи трагики говорили не в отвлеченных трактатах, предназначенных для узкого круга людей, но перед лицом сотен зрителей. Они знали, что для греков театр означал и храм, и трибуну, и книгу и что языком драмы можно говорить о самых трудных жизненных проблемах.