Мы сидели за столиком в глубине кафе, совсем рядом с электрическим биллиардом. Она наклонилась ко мне и сказала, что не поехала с Ван Бевером потому, что не очень в форме. Говорила она довольно тихо, и я придвинулся к ней поближе. Наши лица почти касались друг друга. Она сделала мне признание: как только зима кончится, она надеется уехать из Парижа. Куда же?

- На Майорку...

Я вспомнил письмо, которое она отправила в день нашего знакомства: на конверте было написано "Майорка".

- Как было бы хорошо, если б мы могли уехать уже завтра...

Вдруг она сильно побледнела. Один из наших соседей положил локоть на край нашего столика, словно нас не видел, невозмутимо продолжая беседу. Жаклин отодвинулась на самый край банкетки. Треск электрического биллиарда действовал на меня угнетающе.

Я тоже мечтал уехать, когда снег на тротуарах стал таять, а я был в старых ботинках.

- А чего дожидаться пока зима кончится? - спросил я. Она улыбнулась.

- Сначала надо деньжат поднакопить.

И зажгла сигарету. Закашлялась. Курила она слишком много. Вечно те же сигареты с пресноватым запахом светлого французского табака.

- Не продажей же ваших книг мы их поднакопим.

Я был счастлив, что она сказала "мы". Словно отныне мы с ней были связаны навеки.

- Жерар, конечно, привезет много денег из Форж-лез-О и Дьепа, произнес я. Она пожала плечами:

- Вот уже полгода, как мы играем по его комбинации, но пока это мало что принесло.

Она мало верила в эту ставку "на пятерку без цвета".

- Вы давно знакомы с Жераром?

- Давно... Мы познакомились под Парижем, в Атис-Монсе...

Она молча смотрела мне прямо в глаза. Словно давая понять, что говорить на эту тему нечего.

- Так вы из Атис-Монса?

- Ага.

Я хорошо знал название этого городка близ Аблона: там жил один из моих приятелей. Он брал машину своих родителей и возил меня вечером в Орли. Мы ходили в кино и в бар аэропорта. Сидели допоздна, слушали, как объявляют самолеты: прилетающие и улетающие в далекие края. Прохаживались по огромному залу. В Париж мы возвращались не по автостраде, а через Вильнёв-ле-Руа, Атис-Монс и прочие местечки южного пригорода... Я мог бы тогда повстречаться с Жаклин.

- Вы много путешествовали?

Один из вопросов, чтобы оживить банальный разговор. Я задал его притворно безразличным тоном.

- Почти нет, - ответила она. - Путешествием это и не назовешь. Но теперь, если б немного денег появилось...

Говорила она еще тише, словно хотела поделиться со мной тайной. Ее было почти неслышно из-за гама вокруг. Я наклонился к ней. Наши лица снова почти касались друг Друга.

- Мы с Жераром познакомились с одним американцем. Он пишет романы... На Майорке живет... Он найдет нам там дом... Мы с ним познакомились в английской книжной лавке на набережной.

Я туда ходил часто. Лавка эта состояла из лабиринта заставленных книгами комнатушек. В них можно было уединиться. Покупатели приезжали издалека и приходили в лавку, как в гавань. Лавка работала допоздна. Я купил там несколько романов из библиотечки издательства "Таушниц", попробовал их перепродать. Полки прямо на улице, и стулья, и даже диван: словно терраса кафе. Из лавки открывался вид на Собор Парижской Богоматери. А перейдешь порог - и будто в Амстердаме или в Сан-Франциско.

Так, значит, письмо, которое она отправила на Одеоне, предназначалось тому "американцу, что пишет романы"... Как его зовут? Может, я что-то читал...

- Уильям Мак-Гиверн...

Нет, никакого Мак-Гиверна я не знал. Она снова зажгла сигарету. Закашлялась. Была по-прежнему сильно бледна.

- Грипп, наверное, подхватила, - сказала она.

- Вам бы еще грогу выпить.

- Нет, спасибо.

Вдруг вид у нее стал озабоченный.

- Надеюсь, что Жерару повезет...

- Я тоже надеюсь...

- Я всегда волнуюсь, когда Жерара нет...

Она произнесла "Жерар" нараспев, очень нежно. Она, конечно, была иногда резка с ним, но брала его за руку на улице или клала ему на плечо голову, когда мы сидели за столиком в кафе Данте. Однажды после обеда я постучал в их номер и она сказала "войдите". Они лежали на одной из узких коек, на той, что под окном.

- Я не могу без Жерара...

Эта фраза вырвалась у нее, словно она говорила сама с собой, забыв о моем присутствии. Внезапно я стал лишним. Наверное, лучше было бы оставить ее одну. Я уже искал предлог, чтобы попрощаться, но тут она бросила на меня взгляд, сначала отсутствующий. А уже потом увидела меня.

Молчание нарушил я:

- А как ваш грипп? Проходит?

- Надо раздобыть аспирин. Не знаете аптеку поблизости?

Если разобраться, то до тех пор моя роль заключалась в том, чтобы находить им ближайшие почтовые отделения и аптеки.

Ближайшая аптека находилась возле моего отеля, на бульваре Сен-Жермен. Она купила не только аспирин, но и флакончик эфира. Несколько минут мы шли вместе, до угла улицы Бернардинцев. Она остановилась у входа в мой отель.

- Если хотите, можем поужинать вместе.

Она пожала мне руку, улыбнулась. Я еле удержался от того, чтобы не попросить ее остаться со мной.

- Зайдите за мной в семь, - сказала она.

И повернула за угол. Я не смог удержаться, чтобы не смотреть ей вслед. Она удалялась по направлению к набережной, в своей кожаной, такой не подходящей для зимы, куртке, засунув руки в карманы.

Я не выходил из номера до самого вечера. Отопление больше не работало, и я лег на кровать прямо в пальто. Время от времени я впадал в полусон или неотрывно смотрел в какую-нибудь точку на потолке, думая о Жаклин и Жераре Ван Бевере.

Вернулась ли она в свой отель? Или у нее было свидание с кем-то где-нибудь в Париже? Я вспомнил один вечер, когда она оставила нас одних, Ван Бевера и меня. Мы пошли вдвоем в кино, на последний сеанс. Ван Бевер показался мне озабоченным. Потащил он меня в кино только для того, чтобы скоротать время. Около часа ночи мы снова встретились с Жаклин в кафе на улице Кюжас. Она не рассказала, чем занималась весь вечер. Да Ван Бевер и не задал ей ни единого вопроса, будто мое присутствие мешало им говорить совершенно свободно. В ту ночь я был лишним. Они проводили меня до гостиницы "Лима". Молча. Это было в пятницу, а назавтра они, как обычно, уезжали в Дьеп или в Форж-лез-О. Я спросил, в каком часу у них поезд.