Сегодня в художественной галерее Торонто была представлена выставка, посвященная истории фотографии. Она называлась «Свет и тень: Фотографии от 1839г. до наших дней». Крис подтянула тяжелую сумку на плечо, и медленно брела по когда – то знакомым коридорам и нишам галереи. Она старалась меньше нервничать, сконцентрировавшись на картинах и скульптурах выставленной коллекции, прежде чем пройти в специальные выставочные залы.

Снимки старых фотоаппаратов – намного, пожалуй, намного старше, чем ее проверенный Пентакс – и единственные в своем роде снимки пейзажей, архитектуры и серьезных лиц, позировавших для ранних фотографий, хорошо отвлекали ее мысли.

Крис с удовольствием отметила, что типов моделей, побывавших в руках тогдашних стилистов, визажистов было не так уж много сто лет назад.

- Они не улыбаются, потому что им приходилось сидеть долго, застыв на одном месте в подобных позах. – сказал позади нее знакомый, глубокий голос. – Тяжело так долго улыбаться и выглядеть при этом уникально.

Ее плечи напряглись, но она не обернулась.

- Выглядишь потрясающе, Крисси. – сказал он. – Такая взрослая.

Наконец она оглянулась через плечо. Позади стоял ее отец, выглядя так же, как и в последнюю их встречу. Целых два года. А казалось, что прошло десять. Глаза, обрамленные черными ресницами и так похожие на ее собственные, смотрели на нее, в них сиял знакомый призрачный свет светло-голубых глаз, присущий им обоим. На его губах играла полуулыбка.

- Ничего не скажешь?

- Есть… Много чего. – выдавила она. – Просто пытаюсь обрести голос.

- Написать легче, не так ли?

- Писать всегда легче.

Он был сегодня без очков. Возможно, светлые глаза были от природы слабее, чем темные, и она унаследовала от него плохое зрение, часто размышляла она. С утра Крис была раздражена из-за контактных линз и швырнула их через всю спальню после нескольких неудачных попыток одеть, а потом еще и наступила на них, когда искала. Поэтому сегодня была в очках. Но она не винила линзы. Она винила то, что находилась на грани срыва от беспокойства всю неделю.

- Ну что, поговорим о фотографиях? – предложил он, скрестив руки и изучая снимок напротив них. – Знаешь, как это называется?

Он указал на автопортрет мужчины, смотревшего в объектив. Снимок был напечатан на блестящей поверхности, непохожей на матовую фотобумагу, которую использовала Крис в импровизированной темной комнате, оборудованной в доме, когда ей нужно было проявить пленку.

- Это дагерротип. – сказала она, надвигая очки повыше на нос. Она практически знала ответ, но справа от нее находилась табличка с описанием, которая объясняла все, с которой она и прочитала. – Назван в честь Луиса – Жака – Манде Дагерра, дагерротип – это ранний фотографический процесс, в котором используется светочувствительная серебряная пластина и пары ртути.

- Звучит, будто прилагалось много усилий.

- Слишком много. Интересно, что этот парень подумал бы о цифровиках.

- Возможно, в целом он выглядел бы счастливее.

- Возможно. – она с трудом сглотнула, едва видя впечатляющий снимок перед ней, мало заботясь о том, что она сейчас находится так близко к историческому артефакту по ее любимому предмету.

- Ты все еще носишь смешные футболки. – заметил отец.

Она посмотрела на себя. Ее многочисленная коллекция футболок была для нее просто одеждой, а не сознательной попыткой ежедневно шутить над модой. На той, которую она выбрала случайно сегодня, был нарисован антропоморфический ролл с надписью «Вот как я рулю!»

- Я же модная штучка, что я могу еще сказать? – она прикусила нижнюю губу. – Можем мы пойти в какое – то тихое место и поговорим?

- Конечно. – кивнул он. – Кафе?

Она вспомнила. Обед и десерт в кафе при галерее. Кофе для него, кола для нее. Она всегда выбирала пирог с лаймовой начинкой, потому что верила, что это самый лучший пирог во всей вселенной – и ощущение, как будто ты на каникулах. Пока они ели, они бы обсуждали то, что видели не так давно. Какие картины и фотографии им понравились больше, какие скульптуры более вдохновляющие и наполненные значением. Дни, которые они проводили в галерее, всегда протекали очень быстро.

По пути в кафе они оба неловко молчали. Крис была настолько решительна, что должна больше узнать про Маркуса Кинга, поэтому совсем не приняла во внимание, что тот эмоциональный импульс, который на нее окажет встреча с отцом впервые за два года, так повлияет на нее. Так что в эти счастливые минуты, которые она проводила с ним, она чувствовала, будто уменьшилась в возрасте как минимуму на десять лет. Ей сейчас было семь лет, и она следовала за отцом по выставке фотографий, затем вниз по лестнице и за углом она могла ощутить аромат вкусной еды – сэндвичи, салаты, печенье. Аромат помог ей вспомнить прошлое так четко, будто она перенеслась в машине времени или осталась запечатлена на фотографии.

На обед она выбрала лишь маффин с шоколадной крошкой и бутылку воды. Дэниэл заказал сэндвич с курицей, кофе и заплатил за все.

Но они даже не взглянули на еду, и выбрали столик от остальных обедающих так далеко, как только смогли найти. Она ожидала, что почувствует лишь гнев, когда увидит отца снова. Но то, что она на самом деле чувствовала, было….

Она точно не знала, что чувствует. И не находила идеального слова, чтобы описать, поняла она. Смесь ностальгии, любопытства и, странно, сильное ощущение облегчения. Все смешалось в одну смесь с несколькими ложками гнева. Усилием воли она пыталась совладать со всеми своими эмоциями и запихнуть их в кожаную сумочку цвета фуксии, чтобы сохранить на потом.

- Крисси, я знаю, у тебя есть вопросы ко мне. – сказал он, его пальцы сжимали край стола.

Если бы это был кто-нибудь другой, она бы протестовала против этого смешного прозвища, но оно звучало от него. Как в старые добрые времена.

- Я знаю, ты должно быть очень сердита на меня. – сказал он, когда она не начала говорить сразу. – Все, что я могу сказать, это что мне жаль, но я знаю, этого не достаточно.

- Я просто… - Крис сжала бутылку воды, ее холодная поверхность скользила между пальцами. – Не могу поверить, что ты был в Торонто все это время. Ты был так близко, а я даже не знала.

- Как ты узнала?

Она взвесила свои слова.

- Я подслушала, как мама и Джеки говорили по телефону. Они упоминали твое имя.

Она не собиралась все рассказывать. О книге, о том, что случилось с Бэккой – это все было слишком ценно, слишком хрупко. Миссия заключалась только в получении информации – давать информацию не было в сегодняшнем меню. Также, как ее сердце билось в смятении по поводу этой встречи, ее мозг был настроен на то, что имело значение. Она очень надеялась, что соотношение останется таким же. Сердце и разум не всегда идут в одном направлении.

- Подслушивание – сказал он. – Значит, дома все по-прежнему, так? Ты – все еще нарушитель спокойствия.

Это было сказано не как упрек, а скорее как еле уловимое восхищение.

- Это один из моих талантов.

- Что они говорили обо мне?

       - Что-то вроде мама все еще верит в тебя, но Джеки сказала ей, что ты остался в прошлом.

Она внимательно смотрела, последует ли какая – нибудь реакция на это, но в его лице не было ничего, что бы подсказало ей, о чем он думает. Ни разу не моргнул или дернулся.

- Джеки никогда не любила меня. – он признал. – Что еще?

- Они сказали, ты состоишь в каком – то эксклюзивном обществе. – она решилась сказать предварительно.

«Тайное общество этого монстра поглотило его достаточно давно, чтобы понимать, что для нас он потерян.» - такими были дословные слова Джеки. Они отпечатались в памяти Крис.

- Правда. – сказал он ровно и это не был вопрос. Его спокойная реакция разозлила ее.

- Правда? Ты бросил нас из-за какого – то секретного общества, к которому присоединился? Что это, культ в котором промываются мозги, чтобы его участники оставляли свои семьи?