Очнувшись, Мак-Юэн не почувствовал особой боли. Только словно бы весь онемел и страшно замерз. Это от шока, решил он. Но что-то теплое, липкое растекалось поверх холода, в котором затаилась тупая, приглушенная шоком боль. Он скосил глаза вниз и мгновенно понял, что умирает.

Взрыв оставил на нем лишь клочья одежды, он был залит кровью, а раны...

Не следует человеку видеть себя в подобном состоянии, вяло подумал Мак-Юэн. Попадись ему собака с такой раной, он бы ее пристрелил, а при виде столь изувеченного человека ему бы попросту стало дурно. Тем не менее он с какой-то странной отрешенностью смотрел на свои жуткие раны, покуда деятельный еще мозг не отдал приказ здоровой руке. Он нашарил аптечку, по-прежнему висевшую на поясе, расстегнул ее, достал баллончик и обильно сбрызнул раны составом, останавливающим кровотечение, затем, не дожидаясь, пока пройдет шок, принял лошадиную дозу болеутоляющих пилюль. Мало-мальски уняв наружное кровотечение, Мак-Юэн замер в неподвижности, стараясь избегать лишних движений.

Все еще силясь понять, чего ради он оказал себе эту совершенно недостаточную первую помощь, Мак-Юэн бросил взгляд вокруг и - увидел орлигианина.

Какое причудливое стечение обстоятельств забросило его сюда, сказать было невозможно, но так или иначе метрах в трех от Мак-Юэна лежал один из врагов. Не очень-то внушительная фигура, подумалось ему; больше всего это маленькое существо напоминало игрушечного медвежонка, забытого под дождем. Но мех на его груди и голове слипся не от дождя, и не дождевая влага сочилась из порезов и ран. Впрочем, орлигианин находился в гораздо лучшем состоянии, чем Мак-Юэн: дышал он ровно и временами как-то странно дергался и вздрагивал - видимо, к нему возвращалось сознание. Мак-Юэн осторожно ощупал свой чудом уцелевший пояс, на котором рядом с аптечкой висела кобура, и, вытащив пистолет с тридцатью разрывными пулями в обойме, стал ждать, когда очнется орлигианин. И пока тянулись минуты напряженного ожидания, попытался пробудить в себе хоть немного ненависти к врагу.

Мак-Юэн от роду был человеком спокойным и выдержанным - возможно, именно поэтому он был удачливым командиром и необычайно долго оставался на действительной службе. Мак-Юэн твердо верил, что при его опасной профессии эмоции - верный и быстрый путь к гибели. Астронавт, которым во время боя владеет ненависть или какое-нибудь иное чувство - все равно, к врагу ли, нет ли, - тем самым засоряет свой разум, впустую растрачивает умственную энергию, вместо того чтобы целиком отдать ее основной задаче - борьбе против вражеского Сверхоружия. В боях Мак-Юэн не испытывал ненависти к врагу, не злился, что его подчиненный, канонир, в нарушение субординации ругается и проклинает все и вся (вернувшись на базу, Ревиора неизменно приносил свои искренние извинения), не было в нем места и для более нежных чувств, они оставались принадлежностью тех дней и недель, когда он не участвовал в боевых операциях.

Однажды он познакомился с высокой черноглазой девушкой, она служила в оперативном отделе базы. Мак-Юэн несколько раз приглашал ее на обед, но, заметив, какой оборот принимают их отношения, стал избегать ее. Мудрый шаг больше шансов выжить. Теперь-то он понимал, каким был несчастливым человеком. Хокасури тоже воспринимал все эти сражения как азартную игру. Когда корабль погибшего друга взорвался в атмосфере этой планеты, а вскоре затем погиб Ревиора, Мак-Юэн испытал редкий для него приступ гнева. Но сейчас гнев утих, осталась лишь глухая скорбь. Вот этот лежащий рядом орлигианин - по крайней мере отчасти - виновен в гибели моих друзей, внушал себе Мак-Юэн, и все-таки не мог вызвать в своей душе ненависть к инопланетянину. Впрочем, мое личное отношение к врагу роли не играет, я обязан убить его, продолжал рассуждать Мак-Юэн. Почему же тогда я малодушничаю, почему не хочу стрелять в это лежащее без памяти живое существо, почему пытаюсь вызвать в себе ненависть? Может, близость смерти сделала меня, железного бойца, слабым, мягким как воск? Флегматичного, неулыбчивого и замкнутого капитана считали на базе чуть ли не бездушной боевой машиной. Но сейчас ему хотелось быть другим. Хотелось хоть раз в жизни поступить так, как подсказывает сердце, а не холодная логика рассудка. Ведь другого случая не будет, с грустью подумал он.

А может, я просто хитрю сам с собой? Может, я просто струсил и боюсь совершить греховный поступок, опасаясь понести на том свете наказание, хотя по-настоящему никогда не был верующим? При этой мысли впервые за долгие годы Мак-Юэн вяло выругался. И тотчас свирепо оборвал себя: ладно, хватит! Пусть голова отупела от шока, от таблеток, от всех этих нелепых рассуждений, но в первый и без всякого сомнения последний раз он примет решение вопреки доводам рассудка. Он не застрелит орлигианина. Ведь именно он или кто-то из его экипажа сумел виртуозно посадить гибнущий звездолет.

- Ладно, живи, черт с тобой! - сказал вслух Мак-Юэн и отшвырнул пистолет.

В тот же миг орлигианин вскочил на ноги.

Мак-Юэн толком не слышал, как пистолет соскользнул в щель между разошедшимися листами палубного перекрытия и, гулко ударяясь о металлические обломки, полетел куда-то вниз. Он неотрывно смотрел на чужака, понимая, что тот перехитрил его: прикинулся, будто без сознания, а сам все это время исподтишка следил за ним и за пистолетом. Ничего не скажешь, ловкий медвежонок этот орлигианин! А теперь, когда я остался без оружия... Он невольно вспомнил, что эти хилые на вид, мохнатые руки, как показала кровавая бойня на "Звездочете", способны оторвать человеку голову.

- Мак-Юэн, - тоскливо сказал он себе, - ты совершил большую глупость.

Услыхав его голос, орлигианин отпрянул, затем опять осторожно шагнул ближе. Одна рука у него висела плетью, и было видно, что он буквально принуждает себя подойти. Наконец, когда их разделяло меньше метра, инопланетянин остановился, устремив взгляд на Мак-Юэна. Он как-то странно повизгивал, рычал и делал здоровой рукой непонятные жесты - звуки не казались угрожающими. Потом он протянул руку, помедлил, и короткая четырехпалая ладонь, слегка коснувшись головы Мак-Юэна, тут же отдернулась. Орлигианин снова что-то прорычал и пошел прочь, скрылся за ближайшим хитросплетением искореженных обломков, видимо, направился внутрь своего звездолета.