Заросший актер процедил задумчиво:

- Да, сеньор Филипп… ну что вам стоило вставить по ходу действия два-три изнасилования? Причем, одно из них - на дыбе: даму пытают, и в это самое время - акт! Впрочем, нет: можно гораздо изысканней выразить пожелания этого герострата… И выйдет, что не он - животное, а вы - птица из "Красной книги".

- Он не птица, к несчастью… он - "кобра"; да, Филипп?

- Уже нет, - рассеянно отвечал он. - У меня амулет "собаки".

- Ух ты… Здорово! А за что? И, кстати сказать, кто это издал твою "Лгунью" так роскошно?… "Для служебного пользования"? И почему вдруг затевается спектакль? - этими вопросами сыпала Джемма.

- Да, тут тайна какая-то! - подхватила Вера. - На тебя ж было абсолютное "табу"! Расскажи нам…

Филипп знал ведь, что этого не избежать, но - готов не был.

- Это, друзья мои, легче сделать наедине с каждым, чем вот так, перед всеми… И потом, я - под впечатлением от первого отзыва… тем более, что он единственный пока!

- Сеньор Филипп!

Это поспешал сюда с одышкой, с улыбающимися, но каким-то размытым лицом, директор Кеглиус:

- Господа, обстоятельства несколько осложнились, сдвинулись, и прошу без обид: я должен забрать у вас нашего маэстро…

- Что за дела? - возроптали актеры. - Он еще ничего путного не услышал! - И вообще… во всех ваших "обстоятельствах" актеры - на последнем месте! Мы ж специально пришли…

- На сей раз, господа, вопрос не подлежит обсуждению. Разговор о пьесе - если он еще нужен, конечно, - переносится. Следите за доской объявлений.

Обиженные актеры расходились, фыркая или играя скулами.

Только двое на прощанье братским жестом тронули Филиппа за плечо. А между тем перед ним выросла изрядная стопка разноцветных пластиковых экземпляров: больше они не нужны были, их сдавали…

- В чем дело? - спросил Филипп.

- Ноги ватные, - пожаловался толстяк. Бисер пота покрывал его унылую добрую физиономию. - Люди худеют от нервотрепки, а я - разбухаю… А дело в том, что ваша супер-актриса приехала не в час, а только что… в 11.20. Зачем, почему - не могу знать. Но приехала - по вашу душу… к вам!

У директорского кабинета стоял тот самый капрал Орландо, который вез Филиппа в президентский машине. Покровительственно улыбнувшись, он запустил Филиппа одного, а хозяина кабинета попридержал.

Инфанта сидела в кресле и курила. Она показалась ему еще более миниатюрной, чем накануне. И отчасти жалкой, несмотря на вызывающий наряд: сегодня она была одета как хиппи. Некоторые мелочи, правда, были не отсюда, настоящий хиппи их не надел бы никогда, идейно не надел бы: они были от дорогих ювелиров, но у этой девчонки сама эклектика была, возможно, чем-то вроде идеи…

- Сеньорита?

- Салют. Я раньше времени, потому что я - не играть… То есть, не репетировать. Я по другому делу. Посоветоваться. Я плакала - это очень заметно?

Это, и впрямь, было заметно. И личико ее было бледней и словно меньше, чем вчера.

- Пожалуй, да… Что же стряслось?

- Я пошла у вас на поводу!

- ?

- Да, да: я - у вас! Потому что вы так высочайше отзывались о нем! Об этом Рикардо Делано… А он такую сделал мерзость… Ему руки отрубить надо! Потому что это покушение на меня… настоящее бандитское покушение! - ярость коверкала ее личико, но и оживляла его лихорадочным румянцем.

- Позвольте… но когда ж это могло быть? Вы что, сегодня утром ему позировали?

- Зачем? - злобно хохотнула она. - Еще позавчера было все готово, оказывается! Испек! Если бы кроме меня кто-нибудь увидел это… я не знаю, что было бы! Его приволокли бы в наручниках! Чтоб он языком слизывал эту гадость свою!

- Господи!… Что ж там такое нарисовано? - Филипп крепко тер себе лоб, заставляя себя вообразить "покушение" кистью. - И где сейчас этот портрет? Вы оставили дома?

- Вот вы уже за него испугались - да? Не надо. Я же говорю: пошла у вас на поводу! Вспомнила эти слова ваши: "Каливерния будет им гордиться…" И никому не показала пока. Пока - ясно? Пока вы мне не объясните, зачем он это сделал… за что меня так…

- Где же портрет?!

- Подождите! А если не сможете объяснить (если даже вы не сможете - при таком к нему отношении), то пусть он пеняет на себя… ваш гений! А пока получается, что я его от самой себя спасаю!… Ради вас… ну и немножко ради Каливернии. Да и то - потому, что для меня это сперва головоломка все-таки, а оскорбление - уже потом…

Она смахнула на пол какие-то программки и бумажки Кеглиуса, чтобы раскрыть на столе громадную черную папку, которая до этой минуты стояла, прислоненная к ее креслу. Филипп увидел замечательно написанного пса Вергилия и фигурку Инфанты почти без лица: художник сдирал, счищал лицо мастихином, а сверх того еще и поставил на нем размашистый крест или, вернее, большую букву "Х". Края самого холста говорили о том, что его грубо и нервно вырезали ножом.

- Послушайте… Но это ни о чем не говорит! Автор недоволен своим черновиком - только и всего… Он ищет!

- Что?! - девочка расхаживала по кабинету, как ее пантера в клетке.

- Как - что? Сущность вашего характера… идею вашего лица! Со своей стороны,я подтверждаю, что это не так-то легко найти…

- Да?! А вы не туда смотрите! Здесь он, и вправду, еще искал… - из-под холста она вытащила другой: в папке было два, оказывается. - А здесь - нашел уже!

Там был нарисован… скорпион!

Филипп молчал, обхватил себя скрещенными руками за плечи: ему стало зябко.

Потом он кинулся к двери, открыл ее и слегка успокоился: директорский кабинет имел входной тамбур, а там никого не было.

Затем он продолжал смотреть на злое насекомое, изображенное так памятливо и так беспощадно… Словно это сделал ученик Босха, по совместительству являвшийся энтомологом!

- Как он посмел, а? Почему вы молчите?! - разгневанность Инфанты сменилась вновь горькой обидой и слезами, которые прямо-таки брызнули. - Может быть, вы согласны?! Может, и по-вашему, я - скорпион?! Ну скажите, скажите мне еще раз, что он гордость Каливернии…

Филипп поднял на нее распахнутые догадкой глаза:

- А вы понимаете, сеньорита… понимаете ли вы, что это сделал человек, которому терять уже нечего? Мы только не знаем, почему…надо непременно узнать… я поеду к нему!

- Как это - "вы поедете"? А я? Речь-то о моей сущности! Или, может, о вашей?

- Орландо, едем, куда скажет сеньор Филипп, - кинула она через плечо, когда втроем - капрал на два шага сзади - они выходили из театра к машине. Убийственно крамольную черную папку нес Филипп.

Тут был трудный для него момент: этот их проход к лимузину видели несколько актеров. Хуже всего, что среди них, этих понимающе переглядывающихся наблюдателей, была рыжая Джемма и была Вера. И что им кто-то расторопно протянул тот самый журнал, приглашая убедиться, что маэстро водит дружбу не просто с хипповой девочкой, а с птичкой наивысшего полета!

- Ай да сказочник… - сказала Джемма, потрясенно стягивая с себя пламенный парик и обнародуя мальчишеский ежик самого сиротского или даже тифозного вида… Впрочем, Филипп уже не слышал и не видел этого.

Мария-Корнелия уже сидела в машине, обняв соскучившегося Вергилия (он здесь, как же без него!), когда Филипп через открытую дверцу сказал:

- Нет, сеньорита, нет… так я не поеду! - и стал отходить прочь.

Ей пришлось вылезти, чтобы понять:

- Как "так" вы не поедете?

- Ну… я предпочитаю такси. - Он продолжал пятиться, чтобы их не мог слышать капрал, этот "добрый громила".

- Это еще почему? Стойте же! Извольте отдать мне мой портрет!

- Тише, сеньорита… умоляю! Вы правду сказали, что ни майор и никто другой еще не видели этого?!

- Клянусь святой Агнессой!

- Значит, вы… вы не мститель сейчас, - скорее, частный детектив! Вы хотите дознаться до причин, верно? До подоплеки, до истины… Но на этом автомобиле, с легионером за рулем… и еще с одним на мотоцикле… Так едут не за истиной! А уже для расправы!