- Я и ушел со своей папкой домой… Проходит еще день или два - и почти ночью звонок директора: просит, чтобы не позднее 10-ти утра я принес пьесу, он сам меня будет встречать у этого проклятого турникета! А теперь вы спрашиваете: "уже принято"? Как это все понять?

Вич нацедил себе воды из сифона, бросил две льдинки и ответил с оттенком торжественности:

- Легион надежности признал свою ошибку, так и понять. Не за что вам больше вешать "кобру" - явный был перегиб. Теперь у вас другой амулет? - Филипп кивнул. - И он отбрасывает совсем другой свет на вашу папочку, на все ваши дела… Ибо теперь это в общем-то знак доверия… мне поручено подчеркнуть это!

Филиппом сейчас более всего владело любопытство:

- Послушайте, майор, у меня что-то проясняется: инициатор всех этих перемен в моей жизни - она? Эта самая дочка…

Вича отвлекли звуки, уже долетавшие сюда раз-другой, а теперь усилившиеся: они походили на пружинящие глухие удары о металлическую сетку и на ответную струнную дрожь этой сетки. Вич невнятно выругался, вклеив в свое проклятье слово "цирк".

После этого он резко повернулся к Филиппу:

- Ай-яй-яй… как неаккуратно! "Дочка диктатора", вы сказали? Я был уверен, что снимая с себя тот дрянной амулет, вы расстались и с этими дрянными словечками… Ай-яй-яй…

- Но я не говорил "диктатора"! - возмутился Филипп.

- Неужели? Откуда ж до меня долетело?

- Да вам послышалось, уверяю вас! "Инициатор" - это я сказал, да. Я вообще избегаю, знаете, острой политической терминологии!

- Да? Ну пардон, пардон… А это еще зачем?

В зал вплывала старуха лет под девяносто, негнущаяся, со слепым выражением голубеньких фаянсовых глаз, в косматом облаке седины. Она прижимала к себе яркую коробку с леденцами.

- Вашего Гуго здесь нет, госпожа Изабелла! - обратился к ней Вич громко.

- Так везде говорят. А где он?

- Понятия не имею. Здесь он не проходил даже.

Помолчали.

- Я заснула в оранжерее, это опасно. Никогда не спите среди цветов. У меня такое чувство, что и Гуго мог там задремать. И что тогда?

- Надо сказать садовнику, пусть поищет.

- Да, правильно. Пусть поищет, а я побуду здесь немножко.

Она сама нащупала свободное кресло и уселась, и достала из коробки леденец. Вич сокрушенно и досадливо оглянулся на Филиппа.

- Но ему же надо сказать? Садовнику? - громко напомнил он.

- Он сам знает. Он очень сведущий человек. Ему даже присылают семена из Голландии… - проскрипела старуха и, кажется, "отключилась".

Вич объяснил ее Филиппу так:

- Мать так называемого "диктатора". Сама доброта.

- Верю… но я не произносил этого слова! Странно…

- Значит, я от нее заразился галлюцинациями, от госпожи Изабеллы! Или снял это не сказанное словечко с кончика вашего языка, это мы тоже умеем, ха-ха… Вот вы сказали: "Не люблю острой политической терминологии". А я - люблю? Но без нее мы аморфны и никчемны в такое жесткое время… По-моему, это те же дорожные знаки: избежать их можно, только не выходя из дому.

- Гуго не приходил? - спросила бабушка.

- Нет-нет, моя ласковая, отдыхайте…

- Мы там играли в слова с мальчиком садовника, - сообщила она, не подозревая, конечно, что здесь идет тоже игра в слова, но не забавная ничуть и опасная. - В коротенькие… на последнюю букву и чтобы только про еду. Я сказала "кекс", а мальчик - "сыр". Тогда Гуго говорит "ром". А дальше я плохо придумала, не такое коротенькое: "маслина". И они меня исключили. А я больше не знаю. "Мандарины"? Тоже не подойдут… "Макароны"? Нет. Ума не приложу.

- Восемьдесят восемь лет, - счел нужным объяснить Вич.

- Может быть, "мед", сеньора? Или "мак"? - предположил Филипп.

Вич был восхищен:

- Браво! Вы в своей компании!

- Спасибо, чудесно, - у бабушки Изабеллы отчего-то потекла слеза. - "Мед" и "мак"! Только не забыть, пока Гуго там ходит… неизвестно где… Очень большое помещение… Вы правы: "мед" или "мак", "мед" и "мак"… Как я не догадалась?

С обожанием глядел на девочку еще один принадлежащий ей зверь - мощный дог мраморной черно-белой масти; его звали Вергилий. Сама девочка придирчиво рассматривала себя в зеркалах, между тем, как Кармела завершала работу с ее прической.

Но полно, девочка ли это? Это принцесса! На ней было вечернее платье, наверняка сделанное одной из самых почтенных фирм континента. И наверняка в одном экземпляре! Знаток понял бы сразу: кутюрье и портнихи отнеслись к этому каливернийскому заказу в духе чрезвычайной ответственности; к счастью, она не сковала их фантазию… Президент, будь он даже капризнейшим сутягой, расплывется в довольстве! Жаловаться не на что: платье выглядело достойным обрамлением юной прелести его дочурки, его единственной и ненаглядной…

Принцесса сказала довольно сурово:

- Вот есть выражение: "на волоске держится". Это про тебя!

- Почему? - не столько языком, сколько бровями спросила Кармела: во рту у нее была заколка с бриллиантом.

- Ты держишься на моих волосах. Только! Если б не эти твои способности парикмахерские, - ты пасла бы коз за тыщу миль отсюда! В таком особом месте - уж я постаралась бы! - где нету совсем молодых козлов в брюках, где ими даже не пахнет!

Кармела промолчала, лицо ее осталось невозмутимым.

- Ладно, я не злюсь уже… мне в такой день грешно! - и девочка запела:

Падре,

я скажу вам все, как было…

Падре,

я учителя любила…

Вергилий встал и бдительно уставился на дверь - за несколько секунд до того, как с той стороны постучали.

- Ну, кто еще?

- Это я, необычайная, всего лишь я, - в зеркале отразился Вич. И отступил, словно громом пораженный… - Мой бог… Брависсимо! Колдунья… Наш мини-Шекспир - вот увидите! - получит нокаут уже в первом раунде!

- Слушайте, майор Вич! - резко обернулась к нему девочка и нехорошо оскалилась. - Ну ведь ничего же вы не смыслите в театре! Откуда вам знать, кто "мини" там, а кто "макси"?!

- Молчу, молчу! Он титан. Гений!

- Нет, и этого от вас не требуется. Вот я же не лезу в ваш спорт и в вашу политику! Зачем вы оставили его? С кем?

- Ваша бабуля развлекает его.

- Что?! Вы издеваетесь или как?

- Бабуля, как известно, неуправляема. Пришла и села. Так что я за вами, - других авторитетов для нее нет… Они сейчас играют в "коротенькие слова" с вашим сказочником.

- В какие еще… коротенькие?! О, Боже… Вергилий, за мной!

- Добрый вечер, сеньор Ривьер. Простите, что вам пришлось наш маразм потерпеть… сейчас я избавлю вас… Вот, познакомьтесь пока с моим Вергилием…

Непросто было переваривать эти впечатления, причем - разом, одновременно: громадный, мрамором отливающий, очень бдительный дог… плюс главное - махаон, экзотическая бабочка в сильном увеличении, каковой показалась ему хозяйка в этом платье… Плюс - тот факт, что она - в нежном, слишком нежном возрасте, ребенок в общем-то… А еще бросалось в глаза, что она напряжена, взволнована - то ли обязывающее платье надето впервые, то ли он, Филипп, вызвал такой пятнистый румянец, такую экзаменационную - пан или пропал! - приподнятость, даже браваду, которой, однако, не хватает на прямую встречу взглядов, тут она - пас… И никак не получалось забыть, отбросить гипотезу о том, что все последние перемены к лучшему в его судьбе как-то связаны с этой девочкой, похожей на махаона! Перенасыщенность впечатлениями породила у Филиппа деревянную скованность. А тут еще "сама доброта" 88-летняя,плачущая беспричинно и светло…

- Топай к себе! - говорила ей внучка прямо в ухо. - А то мы тебе помешаем, ты - нам… давай-давай, ба!

Бабушка Изабелла не торопилась.

- К собаке твоей я уже стала привыкать… Но теперь еще эта кошка - она ужасная! Я не имею покоя, я все время прислушиваюсь…