13.
Последнее заявление, прозвучавшее в радиокомнате зоны "Z", развеселило старого Гуго:
- Слыхал? Еще только собирается сойти с ума! Но сначала же надо, чтоб он был, этот ум… а, парень?
Легионер-оператор по-прежнему не знал, как от него избавиться. Вдвоем они услышали, как Инфанта набрала две цифры на телефонном диске.
ГОЛОС МАРИИ-КОРНЕЛИИ: Майор Вич? Я просила и прошу опять: соедините вы наших старичков, без конца они ищут друг друга!… Это не забавно, это скучно и раздражает! Сейчас дед пропал!! Нет-нет у себя она его будет ждать, у себя, тут ей нечего делать… А что в остальном? В остальном - о'кей… Ну нет еще, не пора, мы только начали… Мне с сеньором Филиппом, во всяком случае, легко… очень он понятливый! Ну все. (Брякнула трубка).
ГОЛОС ФИЛИППА: Спасибо за комплимент, сеньорита.
ГОЛОС МАРИИ-КОРНЕЛИИ: Не за что. Бабуля, ступай к себе! Сейчас тебе приведут Гуго!Майор обещал, он найдет его…
Старик потешался:
- Обещал он! Петух тоже обещал спеть Риголетто в миланской опере! А я вот растворился… Нет меня! Даниэль, нам сейчас в самый раз - по глоточку бренди.
Он вытащил из внутреннего кармана маленькую флягу.
- Сеньор Гуго, не стоит. Найти вас тут - дело пяти минут…
- Да? А может, я через пять минут буду уже на крыше?
- Не понял вас…
- От таких ночей, как у меня, парень, ты бы тоже полез на крышу… А своя-то уж точно у тебя прохудилась бы и поехала… Слушай, но какую игру ведет моя внучка?! Я еще мало понял, но интересно же! Мне, признаться, вообще тут многое не по зубам… не по мозгам, то есть: они у меня ветеринарные, провинциальные… Смешно сказать, я полжизни не знал, что мой сын - политик! Жили с ним врозь… Придет от него две-три сотни пеньолей - спасибо… Нет - значит, нет. Здесь мы только пять месяцев. Ты скажешь: так теперь радоваться надо и гордиться! Я и горжусь… Я изо всех сил горжусь! Но от двух вещей лезу на стенку: днем - из-за старухи, ночью - из-за снов… Что-то я разболтался - тебе не кажется? тоже на нервной почве… Да, ты был в этом зале, где орудия пыток?
- А есть такой зал? Не был.
- И правильно. Не ходи!
14.
- А может нам теперь в каминную перейти? Там можно сидеть на леопардовых шкурах.
Филиппа что-то испугало в этом предложении:
- Не надо шкур. Если можно.
- Тогда налейте себе и мне. Никакое не кощунство - пить эту "Слезу Христа", - убедились? Особенно под такой тост, как у меня. За ваши "сказки для взрослых", сеньор Филипп! Я в них влюбилась, когда меня еще и пропускать на них не хотели! Надо было десять пеньолей сунуть на входе - только тогда я делалась достаточно взрослой! Кстати: почему вы в Лицее-то у нас оказались? Потому что во время каникул я накрутила девчонок пойти на вашу "Перепелку в горящей соломе". Я! За две лиловые бумажки нас пропустили… А уж потом весь Лицей стал пищать, чтоб пригласили к нам Филиппа Ривьера! И директриса вытащила вас…
Потом вас, конечно, разбирали по косточкам… И нашли какое-то особенное обаяние: старомодное, но которое лучше модного! Наверное, вредно такие вещи говорить мужчинам… И я бы не сказала… Но вы стали грустный какой-то. Почему, сеньор Филипп! Вы написали "Исповедь лгуньи"! Если бы я могла такое сочинить, я бы, наверное, лопнула от самоуважения! Я прочла ее - и не могла спать, честно. Пол-ночи остужалась в бассейне! Так что, во-первых, я пью за ваш талант!
Чокнулись. Она демонстративно выпила до дна. И встала.
- А во-вторых…
Он вдруг получил горячий и крепкий, полноценный поцелуй, попавший - из-за того, что он шарахнулся - между виском и глазом.
- Вот… даже без позволения!
- Вы слишком добры ко мне…
- Это вы слишком добры! Проводите со мной вечер… Если б наши девчонки увидели! Они, конечно, и так завидуют мне из-за отца… Но сюда бы сейчас телекамеру на полчаса - они просто морским узлом завязались бы!
Инфанта перешла на диван, скинула туфли и водрузила ножки на спину Вергилия. Филиппу становилось все интереснее. Он налил себе еще содовой и со стаканом отошел от стола.
- Простите… а где вы взяли "Исповедь лгуньи"?
- В театре. Я попросила - директор привез. Очень забавный дядечка…
- Да… временами.
Потом Инфанта поинтересовалась:
- А вы им отдали ее - и что дальше?
- Четыре дня прошло, - улыбнулся Филипп, - это не срок. А если экземпляр они отдали вам, то от них ждать пока нечего: он ведь один у них был…
- Пустяки какие. Говорю вам: я завелась насчет вашей пьесы! Ее размножили на лазерном принтере, переплели, - ведь еще полковнику Корвинсу надо было дать… Там, на пуфике, не она, кстати? Ну вот гном же на ней сидит!
Из-под гнома, которым забавлялся майор, Филипп вытянул кофейного цвета книжку. Заглянул в начало, потом в конец… Может быть, следовало продемонстрировать хладнокровие, но Филипп не смог - гладил пластиковый переплет, сопел, глупо улыбался - короче, был счастлив минуты две.
- "Для служебного пользования", - взволнованно прочел он на тыльной стороне обложки. - "50 экземпляров". - Господи, куда столько?
- А вам жалко? Слушайте, а почему вы сказали, что четыре дня - не срок? Срок! Все могло решиться уже. Позвоните сами! Ну? Смелей! Телефон театра помните? Только сперва наберите букву "ипсилон" - а то еще угодите куда-нибудь… в Генштаб!
Телефон был на стенде с игрушками. И ситуация казалась игровой - набирая номер, Филипп посмеивался над ней, над собой…
- Что, сеньор директор может подойти? Спрашивает Филипп Ривьер…
- Еще как подойдет. Вприпрыжку! - сказала девочка псу Вергилию.
- Добрый вечер, сеньор Кеглиус. Скорее всего, я беспокою вас преждевре…
Договорить ему не дали - трубка забулькала таким восторженным энтузиазмом, что пришлось слегка отвести ее от уха.
- Спасибо. Рад. Очень рад. Еще раз спасибо… Опыт с прежними сказками - это само собой, но… А кому, по-вашему, я мог бы передоверить "Лгунью"? Нет, один-то человек есть, я, правда, давно не видел его… Михаэль Прадо… Вот видите. Тогда выходит, что надо самому… Выходит, что берусь, да… Забавно.
Нет, радует, конечно, но в то же время и забавляет! Вы знаете, чем я занимался все эти месяцы? Конверты, да. Не ворошу, не мусолю я прошлое… Но когда из тьмы выходишь на солнышко, - привыкание необходимо, правда?… Как? Но почему же непременно завтра? Это же спектакль, а не штурм все-таки, не десант… Ну и ну! Чудеса! Я понял, сеньор Кеглиус: завтра! Понял и постараюсь. Энтузиастам от меня привет.
Он положил трубку и молча стал шагать перед Инфантой - должно быть, не слишком вежливо. Потом спохватился и сообщил ей:
- Уже завтра он хочет получить от меня распределение ролей.
- А я что говорила?! Ну разве не прекрасно, что это вас застало здесь, у меня? Я за вас счастлива! - она высвободила из его пальцев стакан с содовой и заменила бокалом с "Лакрима Кристи". Вина уже не требовалось, чтобы захмелеть, а все-таки он не отказался…
- Чурбаны, чурбаны! Это с такими мозгами, как у них, надо клеить конверты! Нет, я правильно сказала: вредительство! Но он тоже прав, этот директор: не надо мусолить. Все, проехали! Слушайте, сеньор Филипп, а вам не охота разве позвонить домой, обрадовать ваших?
Это был трудный вопрос. Филипп ответил неопределенным замедленным жестом: успеется, мол.
Померещилось, что поодаль, прислонясь к дверному косяку, стоит Лина, сестра. Как она почернела за эти месяцы! Огромные, в пол-лица, глаза. Острый, вверх растущий живот. И острая подозрительность, даже при добрых вестях:
- Извини, Филипп… но тебе не в чем сознаться? Благополучный амулет дали… Включили телефон. Включили чистую воду… Почему? За что? Мне легче ведра таскать от колонки, чем принимать это все, не понимая… Слышишь?
А Инфанта перебирала кассеты и в результате нашла музыку, соответствующую событию: Моцарт, "Турецкий марш"!