— Опять заблудилась у нас дома? — Я набила собственный рот, дала себе пару секунд осознать, что только что съела крошечный кусочек рая, а потом наклонилась, чтобы рассмотреть фотографию на экране. — Фотка липовая.

Куки просматривала так называемые необъяснимые снимки из прошлого. Все черно-белые и все до единого, надо признать, одинаково жуткие. Ей-богу, я и сама пару раз падала в эту кроличью нору. Понять Куки можно. Наши последние рабочие дни проходили в основном за просмотрами видео с прикольными котами и роликов Эллен Дедженерес на «Ютьюбе».

— А почему тебя так расстроило то видео, которое мы сегодня смотрели? — спросила я.

— Потому что… минуточку! С чего ты взяла, что фотка липовая? Эти фотки нельзя объяснить, потому их и называют необъяснимыми. В этом весь смысл.

На снимке, на который сейчас смотрела Куки, была изображена маленькая девочка с крылатой феей на плече.

— Ты серьезно?

— Ну ладно, — сдалась подруга, — а как насчет этой?

На фотке мужчина в смирительной рубашке левитировал над кроватью.

— Фальшивка.

— То есть левитирующих психов не бывает, а ангелов смерти пруд пруди?

Она права.

— Типа того.

Я прожевала очередной кусок.

— Фиг с тобой. Но следующую фотку точно ничем не об…

— Липа, — выпалила я, как только Куки вывела на экран следующий снимок. — Скажи честно, чего ты ждешь?

— Не знаю. А как тебе эта фотография?

— Чушь. — На фотке мальчик со скрещенными по-турецки ногами висел над старой детской четырехколесной повозкой фирмы «Радио-Флаер». — И я думаю, ты все прекрасно знаешь.

— Тебя могут разоблачить, — наконец призналась подруга.

— Я и раньше себя с потрохами выдавала, но тебя это никогда особенно не заботило.

— Я не о тех потрохах, которые ты выдаешь под мухой. И откуда тебе знать?

— Ну, ты никогда не говорила, что тебя подобное волнует.

— Да нет же, я про снимок.

Я указала на экран вилкой:

— Ты видишь парящего мальчика?

— Ясное дело. Именно поэтому фотка попала в категорию странных и необъяснимых.

— Люди не парят. По крайней мере живые. Если бы мальчик действительно парил, он был бы в нематериальном виде. Или его бы поднимало какое-нибудь нематериальное существо. Если ты мальчика видишь, то он точно вполне себе при теле. А вот я не вижу никого бестелесного, кто бы его поднимал. И что с того, если меня разоблачат? Немножко разоблачения никому еще не вредило. И вряд ли за мной пришлют ангелосмертскую полицию.

Куки снова щелкнула мышкой.

— Наверное, ты права. Но ты не знаешь, чье внимание может привлечь то видео. Как думаешь, это из-за него на тебя в Ватикане завели дело?

— В смысле, из-за видео? — Я отправила в рот очередной кусок. — Если верить их цепному псу, у них на меня досье с того самого дня, как я на свет появилась. Так что вряд ли. — На следующей фотке был изображен мальчик, покрытый чешуей. — Фальшивка.

Без лишних вопросов Куки клацнула на новый снимок.

— А если это видео попадет в руки каких-нибудь неправильных сил?

— Каких, например? Если ты о вооруженных силах, то это будет даже весело. А все остальные силы прекрасно знают, кто я такая. Я же чертов маяк. Так что им даже известно, где я нахожусь. Понятия не имею, кто бы мог привлечь еще больше внимания, чем я. По крайней мере в сверхъестественном мире. Липа… липа… липа… обычная жуть… липа…

— А если видео попадется на глаза кому-то из этого мира? Кому-то такому, кто ничего не знает, но сильно заинтересуется? Очень, очень, очень сильно заинтересуется?

Я чувствовала, как в подруге поднимается тревога.

— Да кому какая разница, Кук? Разве это что-нибудь изменит?

— Но…

— Во-первых, — нагло перебила я, — никто этому видео не поверит. Все подумают, что там были веревки или кто-то хорошо разбирается в компьютерной графике.

Едва заметно пожав плечами, Куки уставилась на очередную фотку.

— А во-вторых, даже если кто-то и обратит на запись внимание, то повторяю свой вопрос: что этот кто-то может сделать? — Я глянула на снимок. — Фальшивка, и это ясно, как божий день.

— Ты вроде как лишаешь всю задумку волшебства.

— Знаю, солнце. Изви… — Доизвиняться мне так и не удалось, потому что следующая фотография лишила меня дара речь. Я подалась поближе. Прищурилась. И застыла. — Это еще что такое?!

Не донеся вилку до рта, Куки тоже замерла.

— Только не говори, что девочка и правда могла так запросто снять с шеи собственную голову.

— Нет-нет, это полная фигня. А вот на заднем плане… — Я практически ткнула в экран пальцем. — Видишь мальчика? Что он делает?

На заднем плане смехотворной фотографии, где девочка держала за светлые волосы что-то очень похожее на ее же голову, стоял мальчик и показывал пальцем на витрину какого-то магазина.

— Ты про вот этого? — уточнила Куки, потому что на снимке их было несколько.

Тот, про которого я говорила, был одет по старинке. Короткие штанишки. Носки по колено. Подтяжки. На голове — фуражка разносчика газет. Он смотрел прямо в камеру и указывал на витрину.

— Да. — Я отложила вилку, отодвинула тарелку и практически улеглась на стол, демонстрируя всю глубину декольте, но Куки не купилась. А зря. Она вполне могла бы кое с кем посоперничать за место в моей постели. — Распечатай.

— Ла-а-адненько, — настороженно протянула она. — Мне начинать паниковать?

— Не знаю. — Я побежала к принтеру и стала вытаскивать лист бумаги еще до того, как закончилась печать. То бишь мы поиграли с принтером в войнушку, пока он позорно не сдался. Вернувшись за стол, я ткнула пальцем в изображение. — Посмотри на витрину. Что ты видишь?

— Грязь. Все заляпано.

— А на узоры не похоже? Или на какой-нибудь странный шрифт? Или даже на пиктограммы?

— Да нет. Просто пятна грязи. Смахивают на тест Роршаха. А в чем дело? — Я продолжала молча пялиться на снимок, и Куки добавила: — Чарли, блин, что ты видишь?

— У мальчика в винтажных шмотках грязные руки. Как будто он писал на витрине. Но дело не в нем, а в том, что на этой витрине написано.

— И что там написано? — спросила Куки, чьи любопытство и тревога росли с каждой секундой.

— Это ангельское письмо.

— В смысле ангельский язык? То есть мальчик ангел?

Я чуть не рассмеялась:

— Это вряд ли. По крайней мере очень сомневаюсь.

— Ты можешь прочитать надпись?

— Еще как могу, — ответила я, чувствуя, как по спине ледяной змеей ползет страх.

— Ну и?

Казалось, этого не может быть. То, что я видела, просто-напросто не укладывалось в голове.

Чтобы вернуть меня в реальность, Куки коснулась моей руки:

— Так что там написано?

— Это послание, но как такое возможно?

— Послание от кого?

— Если не ошибаюсь, то этот мальчик — Рокет.

— Рокет? Наш Рокет? Который из дурдома?

— Да.

Я всмотрелась в круглое лицо, в мальчишеские черты. В то время Рокет был как раз примерно такого возраста.

— И что там написано? — Куки подалась ближе и сощурилась, изо всех сил пытаясь увидеть то, что вижу я. — Кстати, я не понимаю. Откуда ты знаешь, что это он?

— Во-первых, мальчик очень на него похож, а во-вторых, на витрине написано «Мисс Шарлотта, что больше хлебницы?».

Куки глянула на меня, до сих пор ничего не понимая.

— Рокет единственный, кто называет меня мисс Шарлотта. Но я понятия не имею, что значат эти слова, и как, бога ради, он додумался передать мне послание. Он умер лет через двадцать после того, как сделали эту фотографию. А со мной познакомился вообще лет через пятьдесят с лишним.

— Магазинчик, кстати, не какой-нибудь, а булочная. Причем покрашен так, чтобы было похоже на хлебницу.

— Ясно. — Тут мне придется поверить подруге на слово.

— У моей бабушки была похожая. Смотри, вот тут как будто ручка есть.

Я и правда разглядела нечто похожее на хлебницу с ручкой наверху, а над ручкой виднелась вывеска «Хлебобулочные и кондитерские изделия мисс Мэй».