Бертольд Брехт

Разговоры беженцев

Перевод под редакцией Е. Эткинда

Не knew that he was still alive

More he could not say.

Wodehause {*}

{* Он знал, что все еще жив.

Большего он сказать не мог.

Вудхауз}

1

Перевод С. Григорьевой и Ю. Афонькина.

О паспортах. О равноценности пива и сигар. О любви к порядку

Фурия войны, опустошившая пол-Европы, была еще молода и красива и мечтала совершить прыжок за океан, в Америку, а в ресторане на вокзале города Хельсинки сидели двое и, время от времени опасливо оглядываясь, рассуждали о политике. Один из них был высокий, полный, с холеными белыми руками, другой - коренастый; в его руки въелись крапинки металла. Высокий, подняв кружку,

просматривал пиво на свет.

Высокий. Пиво не пиво, и это компенсируется тем, что сигары не сигары, а вот паспорт должен быть паспортом. Иначе тебя не впустят в страну.

Коренастый. Паспорт - самое благородное, что есть в человеке. Изготовить паспорт не так просто, как сделать человека. Человека можно сделать где угодно, в два счета и без всяких разумных на то оснований, а паспорт - поди попробуй! За это его так и ценят - если он настоящий; человек же может быть и стоящим и настоящим, а все-таки его далеко не всегда ценят по заслугам.

Высокий. Можно сказать, что человек - это просто особое приспособление для хранения паспорта. Паспорт закладывают ему во внутренний карман, как пакет акций в сейф, который, сам по себе не представляя ценности, служит вместилищем для ценных предметов.

Коренастый. Согласитесь, однако, что к паспорту, как-никак, нужен и владелец. Главное - это, конечно, паспорт, честь ему и хвала, но без приложения в виде владельца его представить себе невозможно, или, во всяком случае, он будет неполноценным. Да вот возьмите хотя бы хирургов: чтобы оперировать, хирургу нужны больные, иначе грош ему цена, несмотря на всю его ученость; точно так же и в современном государстве главное, чтобы был дуче или там фюрер - словом, вождь, но в то же время им необходим народ, который они могли бы вести. Они великие люди, но за это кто-то должен отдуваться, иначе ничего не выйдет.

Высокий. Оба титула, которые вы только что произнесли, напомнили мне о здешнем пиве и сигарах. Как видно, это ведущие марки, лучших здесь не достать, и в том, что пиво не похоже на пиво, а сигары тоже не похожи на сигары, я вижу счастливое стечение обстоятельств; если бы случайно это равновесие нарушилось, ресторан вряд ли продержался долго. Полагаю, что и кофе не кофе.

Коренастый. Счастливое стечение обстоятельств? Что вы хотите этим сказать?

Высокий. Я хочу сказать, что равновесие восстановлено. Они могут не бояться сопоставлений и, стоя бок о бок, кричат на весь мир, что каждый из них обоих не мог бы найти себе более верного друга и что их встречи протекают в обстановке полного взаимопонимания. Другое дело, если бы, например, кофе был кофе и только пиво, стало бы непохожим на пиво; все могли бы сказать, что пиво - дрянь, а что бы тогда было? Но я отвлек вас от вашей темы, вы говорили о паспорте.

Коренастый. Не такая уж это увлекательная тема, чтобы мне не хотелось с ней расставаться. Я только удивляюсь, что они именно сейчас занялись такой тщательной инвентаризацией и регистрацией людей, как будто они боятся, что кто-нибудь вдруг потеряется; в других отношениях они ведут себя совсем не так. Но им, видите ли, вдруг понадобилось совершенно точно знать, что ты это ты, а не кто-нибудь другой; будто не все равно, кого они уморят голодом.

Высокий и полный (поднялся, поклонился). Циффель, физик.

Коренастый (видимо, раздумывал, следует ли ему тоже встать, однако проявил выдержку, остался сидеть и пробурчал). Зовите меня Калле, этого достаточно.

Циффель (сел и, прежде чем снова заговорить, с явным неудовольствием затянулся сигарой, по поводу которой уже высказал несколько критических замечаний). Забота о человеке в последние годы очень возросла, особенно во вновь возникших государственных формациях. Это вам не то, что прежде, - о людях заботится государство. Великие личности, которые вдруг объявились в разных концах Европы, питают большой интерес к людям. Народу им надо много, на них людей не напасешься. Сначала все ломали голову, почему фюрер собирает жителей с окраин страны и перевозит их в центр Германии. Только теперь, во время войны, это стало понятно: расход в людях у него немалый, вот ему и нужна целая прорва. Теперь насчет паспортов: они существуют главным образом для порядка. В такое время порядок абсолютно необходим. Допустим, что мы с вами разгуливаем свободно без удостоверений личности и нас нельзя найти, чтобы отсюда спровадить. Разве это порядок? Вот вы говорили о хирурге. Хирургия процветает лишь потому, что хирург точно знает, где у человека что расположено, например слепая кишка. Если бы она без ведома хирурга могла перебраться в голову или там в колено, ее резекция представила бы известные трудности. Это вам подтвердит каждый, кто любит порядок.

Калле. Самым заядлым любителем порядка, какого я только встречал, был некий Шифингер в лагере Дахау, эсэсовец. О нем рассказывали, что своей любовнице он позволяет вилять задом только в субботу, да и то только вечером. Он не терпел даже, когда это получалось у нее случайно. В ресторане она не смела ставить бутылку лимонада мокрым донышком на стол. Когда он хлестал нас плеткой, он работал с такой филигранной точностью, что рубцы, ложившиеся нам на спину, были строго определенной ширины, хоть миллиметровой линейкой проверяй. Любовь к порядку была у него в крови, и он предпочел бы вовсе нас не пороть, чем пороть как попало.

Циффель. Это очень важное обстоятельство. Нигде так не следят за порядком, как в тюрьме и на военной службе. Это давно вошло в поговорку. Генерал, доложивший императору Наполеону в семидесятом году, перед началом войны, что армия готова вплоть до последней пуговицы, правильно выразил бы степень готовности, если бы это было правдой. Все дело именно в последней пуговице. Каждая пуговица должна быть на учете. Последняя пуговица обеспечивает победу в войне. Последняя капля крови тоже, конечно, имеет значение, но не в той мере, в какой важна последняя пуговица. Именно порядок позволяет выиграть войну. В отношении крови нельзя соблюдать такой же порядок, как в отношении пуговиц. Пролита ли уже последняя капля крови - об этом в штабе никогда не знают с такой же точностью, с какой там все знают о пуговицах.