Но правда заключалась в том, что я ничего, ничего не знала об этом парне. Я гадала, что бы сказала Фредди о так быстро появившемся чувстве близости с незнакомцем…

— А теперь дай мне у тебя кое-что спросить, — сказал Ривер, ловя мой взгляд и нарушая поток мыслей. Он взъерошил волосы в свете солнца, и я увидела светлую прядь среди тёмно-коричневых. Волосы улеглись, но на голове оставался беспорядок, что ему очень шло. — Как долго твой брат так себя ведёт?

Я приподняла брови.

— Как так?

— Я про его сексизм, ненадёжность, любовь к выпивке. Это из-за отсутствия вашего отца?

Я положила брускетту на белую фарфоровую тарелку.

— Да. И нет. Люк всегда был немного… агрессивным. В нём кроется больше, чем кажется, просто он никому не открывается. Ему нужно кому-то довериться. По крайней мере, так всегда говорила моя бабушка Фредди.

— Звучит разумно, — Ривер не смотрел на меня, когда говорил это, его взгляд был направлен вдаль, а на лице застыло странное выражение. И под «странным» я имею в виду, что он не смеялся и не хитрил, а был почти… серьёзным.

— Она владела многими качествами, — я сделала паузу, удивлённая странным взглядом парня. Он ничего не говорил, потому я продолжила: — Люк стал хуже после отъезда наших родителей. Они часто были в разъездах, пока мы росли, погружённые в своё искусство, но тогда за нами оставалась приглядывать Фредди. С момента её смерти они ещё никогда так надолго не уезжали. Будто бы они забыли, что мы всё ещё фактически дети.

Ривер не ответил. Вместо этого он передал мне стакан газированной воды со льдом. Я сделала щедрый глоток, и вода показалась очень вкусной после солёного масла. Ривер скинул обувь. Он не носил носков, и у него были изящные ноги, особенно как для парня — сильные и загорелые, гладкие и такие красивые, что почти не хотелось называть их ногами. Он зевнул, сел на жёлтый диван в углу и снова зевнул. Затем наклонился и взял меня за руку.

— Послушай, я полночи провёл в дороге. Думаю, мне лучше подремать, прежде чем мы пойдём в кино.

— Знаешь, нам ведь не обязательно идти. Можешь пропустить этот раз, если хочешь, — я сосредоточилась на пальцах Ривера, накрывавших мои собственные. Это был первый раз, когда кто-либо держал меня за руку. Из мальчиков, я имею в виду.

Он покачал головой.

— Нет, я хочу посмотреть. «Касабланка» один из моих любимых фильмов. Я говорил это не просто для того, чтобы позлить твоего братца, — он сделал паузу и сжал мою ладонь. При этом его лоб сморщился, будто он о чём-то задумался. — Тебе нужно проведать Саншайн? Или ты могла бы прилечь и поспать со мной?

Я не ответила. Я даже не думала. Просто скользнула на диван, прижалась спиной к его торсу и дала его тёплым рукам обнять меня. Вдыхала его тёплый, мужской запах — запах листвы и осеннего воздуха, полуночи и помидоров в оливковом масле. Он прижался лицом к моим волосам, и последнее, о чём я подумала, прежде чем заснуть, было то, что я знала Ривера всего день, а казалось, что много-много лет.

Глава ⁷

Я проснулась от солнечных лучей, щекочущих мне ноги. Когда я засыпала, они грели мне руки, посему Бог его знает, сколько прошло времени. Выскользнула из тёплых объятий Ривера и встала.

— Который час? — спросила я и потёрла глаза. — Мы пропустим фильм.

Веки парня затрепетали, затем открылись.

— Ах… почему ты встала? Вернись, — он похлопал по месту рядом с собой. Я повернулась, чтобы посмотреть на старые механические часы над кухонным столом. Было поздно.

— Мне нужно заглянуть к Саншайн. Проверить, как она, не хочет ли посмотреть с нами фильм. В ящике у холодильника есть корзинка для пикника. Сможешь собрать её, пока меня не будет?

Ривер потянулся. Зашевелил пальцами на ногах в закатном солнце и улыбнулся.

— Вайолет, Вайолет. Ты пригреваешься рядом со мной, спишь и уходишь. Что это такое, сон на одну ночь? — он улыбнулся. — К чёрту фильм. Возвращайся сюда.

Я рассмеялась.

— Ты же говорил, что хочешь пойти. «Касабланка» — твой любимый фильм.

— У меня лунатизм. Только я не хожу во сне, а говорю.

Я снова засмеялась.

— Наполни корзинку. Я скоро вернусь.

Пошла к Саншайн. Солнце уже скрылось за Ситизеном, дом отбрасывал тень на грязных девушек в фонтане. Почти смеркалось.

Дорога, идущая за Ситизен Кейном, заканчивалась клубком ежевичных кустов, граничащих с лесом. Я развернулась у дома подруги и посмотрела на деревья. Иногда, на закате, мне казалось, что они медленно-медленно подползали к нам, незаметно, и в один день я подниму голову и обнаружу, что мой дом оказался посреди леса.

Саншайн сидела на крыльце, как обычно, и ничего не делала. Цвет вернулся к лицу, она вновь выглядела здоровой и ленивой, сияла в ржавых лучах вечернего солнца. Не знаю, как девушка могла сидеть там без дела, пока день шёл на убыль. Хорошо или плохо, но мне достался родительский артистический темперамент, и если мне было нечего делать, мои мысли начинали вращаться, путаться, мешаться.

Голова подруги, должно быть, была устроена по-другому. Может, её праздные мысли больше походили на маленький журчащий ручеёк, протекающий мимо чирикающих луговых трупиалов, розовых чашек, говорящих белок и коттеджей с соломенными крышами. Я неожиданно позавидовала ей.

— Привет. Хочешь пойти на «Касабланку» со мной и Ривером? Фильм начнётся через час.

Саншайн подобрала недоеденный сэндвич с помидорами с тарелки у ног и откусила кусочек. Вне сомнений, помидоры были сорваны с лозы у крыльца пару минут назад. Я заметила отсутствие одного особо красного и большого, когда поднималась по ступенькам.

— А Люк пойдёт? — спросила она.

— Да, но с Мэдди. Так что не жди от него особого внимания. Он собирается украсть водку и добраться до второй базы, что бы это ни значило.

Девушка подняла руку и помахала ею в области груди.

— Насколько я осведомлена, обычно это подразумевает этих девочек. Но, возможно, так было сто лет назад, когда наши родители были детьми. Может быть, в наше время вторая база означает чтение стихов на крыше, сидя голыми до пояса.

Я приподняла брови.

Саншайн проглотила ещё один кусок сэндвича, покачивая головой.

— Нет, Вайолет, на самом деле я не знаю, чем занимаются дети в наше время. Разве ты не заметила, что большую часть дней я провожу здесь, сидя на крыльце, или таскаюсь за тобой с Люком?

Подруга слабо улыбнулась, и я также улыбнулась в ответ. Она допила холодный чай и поставила его на перила.

— Так что ты узнала о незнакомце, живущем в твоём гостевом доме?

— Я не просила показать его удостоверение, и не стану, теперь это прозвучит глупо. И он ужасен в прямых ответах на вопросы, поэтому я знаю чуть ли не меньше, чем раньше. Ты всё ещё хочешь напоить его и украсть бумажник?

Саншайн откинулась назад и посмотрела на меня. Её глаза были пронзительными и честными — редкое выражение, как для неё.

— Я не нравлюсь Риверу. А это была важная составляющая моего плана, — она сделала паузу. — Ты спрашивала, видел ли он парня с меховыми зубами?

Я кивнула.

— И?

— Он ничего не видел.

— Так и думала. Не важно. Я знаю, что видела, — девушка с мгновение молчала. — Слушай, идите на фильм без меня. Я посижу тут. Может, подъедет таинственный новенький и захочет въехать в мой гостевой дом.

≈≈≈

Когда я вернулась в Ситизен, Ривер уже подготовил корзинку для пикника. Мы направились по дорожке в город уже в третий раз за последние восемь часов.

Парк полнился людьми, небо было облачным и быстро темнело. Мы опаздывали. Передние места были уже заняты, но экран был достаточно большим, чтобы видеть с задней части площади. Мы прошли мимо кучки ребят из школы, но они не признали меня, а я — их. Не то чтобы мы ненавидели друг друга. Для этого нам всем не хватало пыла и страсти. Все знали, что наши родители давно уехали, но они не были уверены, сочувствовать ли одиноким детям, когда-то богатым, завидовать нашей свободе или смеяться с наших странных, артистичных родителей. Поэтому люди оставили нас в покое. Думаю, они считали нас снобами, как и Даниэль Лип.