В этот вечер они четверо беседовали между собой, как настоящая семья. Какие понадобятся учебники? В каком объеме нужно преподавать итальянский — в облегченном, чтобы суметь объясниться, поехав на каникулы в Италию, или необходимо углубленное изучение языка? Тарелки были отодвинуты в сторону, а Эйдан делал пометки в блокноте.

Позже, гораздо позже, Бриджит спросила:

— Но, если ты отказался от места директора, кто же теперь займет этот пост?

— А, есть у нас один — Тони О'Брайен, учитель географии. Хороший парень. Он сумеет вытянуть Маунтенвью.

— Я так и знала, что женщину директором нипочем не назначат! — скептически фыркнула Нелл.

— Ну почему же, в конкурсе участвовали две женщины, но затем они сняли свои кандидатуры в пользу более подходящего человека, — ответил Эйдан и налил всем еще по бокалу вина, которое он купил, чтобы отпраздновать радостные новости. Скоро он переедет в свою новую комнату. Сегодня Эйдан обмеряет ее, чтобы знать, какого размера нужны полки. Один из учителей их школы в свободное время плотничает, и его можно попросить сделать полки для книг и подставки для итальянских блюд.

Они не заметили, как Грания потихоньку встала из-за стола и вышла.

Тони сидел в гостиной и ждал. Она обязательно придет — хотя бы для того, чтобы сказать, сколь сильно ненавидит его. Это — в лучшем случае. Раздался звонок в дверь. На крыльце стояла она, с красными, заплаканными глазами.

— Я купил кофеварку, — сказал он, — и настоящего колумбийского кофе. Я правильно поступил?

Она вошла в комнату — юная и неуверенная в себе. Уже неуверенная.

— Какой же ты негодяй! Мерзкий, лживый негодяй!

— Ничего подобного. — Он говорил очень спокойно. — Я порядочный человек, и ты должна мне верить.

— Я не верю ни одному твоему слову! Ты с самого начала смеялся и надо мной, и над моим отцом — даже по поводу кофейника! Ну что ж, давай потешайся над нами и дальше! Я пришла, чтобы сказать, что ты — самый низкий человек на свете! Надеюсь, мне никогда в жизни не придется встретить мужчину хуже, чем ты! Надеюсь, что я буду жить долго-долго, узнаю многих людей, но ни одного такого, как ты, что я никогда больше не доверюсь человеку, которому плевать на чувства других! Если Бог существует, пусть он поможет мне в этом!

Отчаяние девушки было столь велико, что Тони даже не осмелился протянуть руку и прикоснуться к ней.

— Еще сегодня утром я и понятия не имел, что ты — дочь Эйдана Данна, — заговорил Тони. — Еще сегодня утром я не знал, что он считает, будто должность директора уже у него в кармане.

— Ты мог бы сказать мне! Ты мог мне все рассказать! — крикнула Грания.

Внезапно он почувствовал себя безумно уставшим. У него был очень тяжелый день.

— Нет, я не мог, — тихо заговорил он. — Я не мог сказать тебе: «Твой папа заблуждается. На самом деле директорское место получит твой возлюбленный». Если уж речь зашла о порядочности, то с моей стороны она заключалась в том, чтобы не позволить ему выставить себя в дурацком свете, смягчить ожидавшее его разочарование. И вот, он получил то, что было ему действительно нужно — новую, ответственную и интересную должность.

— Ну да, конечно! — с горьким сарказмом проговорила Грания. — Ты подарил ему вечерние курсы, как свистульку несмышленому малышу, и погладил по головке!

Голос Тони О'Брайена прозвучал холодно:

— Что ж, если ты представляешь себе это именно в таком свете, вряд ли мне удастся переубедить тебя. Если ты не видишь, что на самом деле это — прорыв, начало чего-то нового, что, возможно, изменит жизнь многих, и в первую очередь твоего отца, мне остается только сожалеть. Сожалеть и удивляться. Я полагал, что ты проявишь большее понимание.

— Я не ваша ученица, мистер О'Брайен, и на меня не подействует это ваше укоризненное покачивание головой! Ты обманул и меня, и моего отца!

— И каким же, интересно, образом?

— Ему не известно, что ты затащил в постель его дочь, выведал у нее о его надеждах и перебежал ему дорогу. Вот каким!

— И ты, желая папе добра, наверняка рассказала ему об этом?

— Ты прекрасно знаешь, что нет. Но дело вовсе не в том, что ты спал с его дочерью. Подумаешь, одна случайная ночь…

— Я надеюсь, что ты не думаешь так на самом деле, Грания. Ты очень — очень! — дорога мне, и я не хочу тебя терять.

— Ага, охотно верю!

— Не стоит язвить, я говорю чистую правду. Тебе это может показаться странным, но меня прельщают даже не твои красота и молодость. Я встречался со многими красивыми девушками, и если мне понадобится компания такого рода, поверь, я без труда ее найду. Но ты другая. Если ты уйдешь от меня, я потеряю нечто очень важное. Хочешь — верь, хочешь — нет, дело твое, но я говорю тебе правду.

Некоторое время в комнате царило молчание. Они смотрели друг на друга. Потом Тони заговорил снова:

— Твой отец приглашал меня в гости, чтобы познакомить со своей семьей, но я ответил, что подожду с этим до сентября. Сентябрь еще далеко, сказал я, и кто знает, что случится до того времени.

Она пожала плечами.

— На самом деле я думал не о себе, а о тебе. Либо ты по-прежнему будешь полна гнева и обиды, и когда я позвоню тебе, ты бросишь трубку. Либо мы снова окажемся вместе, будем любить друг друга искренне и нежно, вспоминая то, что произошло сегодня, как плохой сон.

Грания ничего не ответила.

— Значит, до сентября, — проговорил он.

— Пусть будет так, — сказала она и повернулась, чтобы уйти.

— Я не стану беспокоить тебя, Грания. Если захочешь, позвони мне сама. Я буду здесь и буду с нетерпением ожидать нашей новой встречи. Нам необязательно быть любовниками, если ты этого не хочешь. Если вчерашняя ночь была для тебя «случайной», я больше не хотел бы тебя видеть. Если бы эта ночь была случайной и для меня, я предпочел бы, чтобы все закончилось сейчас. Но я буду здесь и буду ждать твоего возвращения.

Ее лицо по-прежнему оставалось напряженным и расстроенным.

— Очевидно, я должна позвонить первой, чтобы убедиться в том, что с тобой нет девушки из тех, о которых ты говорил?

— Их не будет, пока ты не вернешься, — ответил он. Она покачала головой и сказала:

— Вряд ли это случится.

— Давай договоримся: никогда не говори «никогда». — Его улыбка была доброй и открытой.

Он стоял в дверях, а она уходила вниз по дороге — засунув руки в карманы куртки и низко опустив голову. Она была одинока и растеряна. Ему хотелось догнать ее и вернуть, но время для этого еще не пришло.

И все же он сделал то, что был должен. У них могло бы вообще не быть будущего, если бы он пассивно наблюдал, как тонет Эйдан, и морочил бы голову его дочери, утверждая, что ничего не знал. Интересно, подумал он, какую ставку азартный человек сделал бы на то, что Грания когда-либо вернется? И решил: пятьдесят на пятьдесят.

Шансы на то, что увенчается успехом затея с вечерними курсами, были куда меньше — по крайней мере, для любого здравомыслящего человека. Они были обречены еще до своего рождения.