Бека.

У меня, к несчастью, сводит живот. Глядя на ожерелье, я испытываю сильное чувство вины. Совершенно очевидно, что на него у него ушло много времени. Он хочет вернуть меня назад. Это очевидно. Но без Бека я чувствую себя намного лучше, поэтому знаю, что вернуться я не могу, и не важно, насколько виноватой себя чувствую при мысли о причинении ему боли. Мне нужно с ним поговорить и расставить точки над «i». Он парень неплохой. Я знаю, он не такой. Он просто вспыльчивый и властный, а я мышь, настолько трусливая, что я последний человек, с которым он должен быть вместе.

Так что, коснувшись его руки, я указываю на вход в пещеру. Мы выйдем наружу и поговорим там, где сможем расслышать самих себя.

Он снова предлагает мне ожерелье.

Как и ранее, я игнорирую его. Вместо этого я встаю на ноги, вытираю руки тонким кожаным полотенцем и выхожу наружу. Я оглядываюсь назад посмотреть, идет ли он следом, что он и делает, но на его лице отражается свирепое недовольство, которое не сулит ничего хорошего.

Ну да, дай угадаю, — о теме про разрыв отношений он и слышать не хочет. Сама я в душе набираюсь смелости. Ужасно, ведь он как раз и есть такой. Я выхожу наружу бок о бок с ним. В тот момент, когда выходим, оказываемся в хрустящем снегу, и бодрый воздух, как всегда, отнимает у меня дыхание. Несмотря на двойные солнца, ледяная планета все ровно жутко холодная. Всегда. Рядом идет игра в соккер, и Фарли бросается на старого Вадрена, пытаясь помешать ему забить еще один гол. Эревен на поле вместе с остальными, смеется. Большая часть охотников отправились охотится на са-кохчк, и поле заполнено лишь пожилыми людьми и парой женщин из племени. Есть и те, кто остались здесь — Бек, разумеется, и Эревен, хотя я озадачена по поводу того, почему он остался. Может быть, он больше проникся духом праздника, чем я осознавала, и хотел участвовать в празднике больше, чем охотиться.

Мы идем вдоль утеса, держась в стороне от ветра, пока не оказываемся на достаточном расстоянии от игроков в соккер и входа в пещеру. Отсюда камнерез Харлоу — не более, чем раздражающий гул, а не оглушительный визг. На отдаленном утесе я вижу Руха, который прогуливается со своим сыном, прижатым к груди, заодно держа его подальше от шума. Я одета неподходящим образом для холодной погоды, поскольку на мне лишь простенькая кожаная туника и леггинсы, но я надеюсь, что это не займет много времени. А если это не так, у меня отличный повод, чтобы отправиться внутрь.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю на Бека.

— Нам нужно поговорить.

В протянутой ко мне руке он продолжает держать ожерелье.

— Я работал над ним много часов.

— И оно очень красиво. У тебя настоящий талант, — я смягчаю свой голос, чтобы скрыть свое раздражение, и толкаю ожерелье обратно ему. — Но я не могу его от тебя принять. Я больше не хочу быть с тобой. Пожалуйста, пойми… Я не пытаюсь сделать тебе больно. Я просто… не хочу тех же от отношений, что и ты.

Бек сердито хмурится. Он бросает ожерелье в снег.

— Ты моя пара…

— Нет, это не так, — прерываю я его. — Мы никогда не резонировали. И вряд ли когда-нибудь будем. Нас с тобой ничего не связывает, кроме общего жилья и чувств, да и их уже нет.

— Ты ведешь себя невыносимо, — рычит он, угрожающе надвигаясь. — Это еще один из ваших, мне непонятных, человеческих ритуалов? Ты говоришь это, чтобы меня разозлить?

Я отказываюсь отступать. Он может рычать и доставать меня, сколько угодно, но я не собираюсь к нему возвращаться.

— Бек, я с тобой пыталась быть вежливой. Мы по-прежнему остаемся частью одного и того же племени, и это не меняется. Просто мне больше не хочется быть грелкой твоих шкур, понимаешь? Давай будем честны друг с другом. Ты ведь тоже меня не хочешь. Я тебя раздражаю. Ты считаешь меня бесполезной и ни на что не годной. Ты терпеть не можешь, когда я плачу. У тебя целый список того, что я делаю, что тебя бесит. Мне кажется, что потерять меня тебе не хочется просто из-за того, что иметь пару — это своего рода дело гордости. Но мы и правда не подходим друг другу, поверь. — Божечки, я говорю так много, что звучу прямо как Джоси. — Неужели мы не можем просто согласиться расстаться как друзья и все это не усложнять?

— Я тебе не друг! — злится Бек. — Я твоя пара, а ты — моя, — он прижимается еще ближе, практически придавив меня к стене скалы. Мое сердце начинает дико биться, и меня поглощает беспокойство. Бек наклоняется…

И отлетает от меня в сторону.

Эревен здесь, стоит, возвышаясь над Беком, который лежит растянувшись на снегу. Его обычно спокойное выражение лица полно ярости, а губы приподняты в рыке, обнажая острые клыки.

— Она сказала нет, Бек. Оставь ее в покое.

Бек медленно поднимается на ноги, свирепо глядя на Эревена, будто считает, что вся проблема в нем, а не во мне.

— Как я вижу, она уже забралась в другие шкуры. Эревен, неужели думаешь, она не устанет от тебя так же, как и от меня?

Я взрываюсь смехом. Оба мужчины оборачиваются и смотрят на меня, но я не могу остановиться. Мысль об этом кажется мне полным бредом. Хотя мы с Эревеном близко общаемся не так давно, я узнала, какое у него золотое сердце. Я знаю, он никогда не стал бы меня подавлять, как это делал Бек. С Беком все признаки были на лицо, но я умышленно их игнорировала, полагая, что безопасность мне нужна больше, чем любовь.

Теперь, когда я в безопасности, я хочу большего.

Бек недовольно хмурится, глядя, как я смеюсь. Я пытаюсь остановиться, к тому же у меня сердце выпрыгивает из груди, словно я только что пробежала много миль. Хотя я точно знаю, что мои ноги ни на дюйм не сдвинулись с места. Оно только колотит и колотит, и я прикладываю к груди руку, заставляя себя успокоиться. Бек уже понял нынешнее положение дел. Я вижу это по выражению его лица. Эревен четко дал понять, что не даст меня обижать, а Бек плохо обходится только с теми, кто за себя-то постоять не хочет.

Когда моя бывшая пара поднимается на ноги, отряхивается от снега и уходит, Эревен поворачивается ко мне. Он обхватывает мое лицо ладонями и внимательно меня разглядывает, как будто я нечто ценное, за кого он так сильно беспокоится.

— Клер, с тобой все в порядке?

Я киваю головой.

Он наклоняется и касается своими губами моих, и этот поступок меня поражает. Ша-кхаев приходиться обучать, как целоваться. Я удивлена, что у него уже есть навыки поцелуев.

На самом деле, я удивлена, что он вообще меня целует.

— Не возвращайся, — говорит Эревен, и он кажется таким же запыхавшимся, как и я. — Когда остальные уйдут, останься со мной, в моей пещере.

Мои глаза широко распахиваются.

— Я думала, ты просто притворяешься.

И вот опять мое сердце начинает колотиться. Оно бьется так громко, что, готова поклясться, его все услышат поверх беспрестанно дробившего скалы камнереза Харлоу.

— Притворяюсь?

— Притворяешься, что нравлюсь тебе. Ну, ухаживаниями за мной.

Он хмурится, выглядя расстроенным.

— Так ты, Клер, думаешь, что мы притворялись? Я же просил разрешение ухаживать за тобой. Ты ответила «да».

Господи! Какая ж я дурочка. Он ведь и правда спрашивал. Я просто подумала, что он… ну, делает это из любезности. Не потому, что я ему понравилась. Когда он отстраняется, я хватаю его за руки.

— Постой. Нет, я рада, — он останавливается, а я спешу продолжить. — Я была уверена, что, ну… ты мне нравишься, а ты просто был… любезен.

— Любезен? — он отпускает одну из моих рук и сжимает свою ладонь над своим сердцем в кулак. — Любезен? Когда вижу тебя, мое сердце колотится так сильно, словно внутри моей груди галопом несется дюжина двисти.

Как странно, у меня так же колотится. И я чувствую, как краснею, и вместе с тем меня охватывает радость. Я вроде как… взволнована во всем. Меня аж дрожь пробирает. Интуитивно я прикладываю руку к его груди, покрывая его сердце.

В тот же миг мы оба начинаем мурлыкать.

Часть 7

КЛЕР

У меня перехватывает дыхание. Это кажется невероятным. Более идеального времени и не придумаешь, но это случилось.

Мы резонируем, мы с Эревеном. Мой кхай выбрал его. От удивления у меня отвисает челюсть, а я резонирую настолько громко, что слышу мурлыканье, исходящее из моего горла. Это так… так странно. Странно и, тем не менее, идеально.

Ладонь Эревена накрывает мою, и он прижимает ее к своей груди. Его губы изгибаются в улыбку, и она расширяется все шире и шире, пока он не улыбается улыбкой, растянувшейся от уха до уха.

— Похоже, наши кхаи решили, что мы тянем слишком долго, чтобы сойтись вместе.

Я хихикаю.

— Кажется да. — Я так счастлива. Я чувствую… завершенность. И это не просто резонанс, это Эревен. Кхаи знают, что мы теперь связаны, что должны быть вместе. И это кажется таким правильным. — Поверить не могу…

— Я могу, — заявляет он совершенно серьезно. Он протягивает руку и ласкает мою щеку. — Меня потянуло к тебе с того самого момента, когда впервые увидел тебя. С того самого момента, как ты попала сюда.

С тех пор… но прошло больше года. Даже больше. У меня снова отвисает челюсть.

— Но почему ты никогда ничего об этом не говорил?

— Ты сразу же сошлась с Беком, — он пожимает плечами. — Больше всего на свете я хотел, чтобы ты была счастлива, а с ним ты казалась счастливой.

Я мотаю головой и кладу руки на него. Кажется, я не могу перестать дотрагиваться до него, поскольку обожаю кончиками своих пальцев ощущать его слегка вспотевшую кожу.

— Я сошлась с ним, потому что меня трясло от страха, а он проявил ко мне интерес. Я никогда… не видела тебя, — от этого мне почему-то становится грустно. На мои глаза наворачиваются горячие слезы, и я начинаю плакать. — Господи, как же ужасно это звучит, но ведь это правда. Я действительно не видела тебя, Эревен. Я мало на что тогда обращала внимание. И потратила на него целый год…

— Все, все, успокойся, — говорит он, нежно смахивая мои слезы. — Все случилось так, как случилось, и я ни о чем не жалею, потому что теперь ты моя, и никто не вправе вмешиваться.