Он произнес последнюю часть тихо, и я отвела взгляд, скрывая боль. Да, я знала, что он ничего делать не станет. Он был единственным мужчиной в королевстве, который не воспользовался бы шансом, когда расстроенная девушка рядом, даже если она бросится на него.

А потом я поняла его слова: он не видел, как сюда заходит кто-то кроме меня. Мне стало не по себе. Он следил за мной. Зачем? Когда? Точно не весь месяц и не пристально, иначе он знал, что здесь кто-то еще есть. Что-то еще есть.

Я хотела возразить по привычке, но сдержалась. Хоть я доверяла ему больше всех нынче, я понимала с болью, что он уже достаточно обо мне знает. Несмотря на его уверения, что он не воспользуется шансом, он знал обо мне много, а я о нем – ничего. У него уже было слишком много преимуществ надо мной.

- Никому не говори, - попросила я, сменив тактику. – Если кто-то узнает…

Его голова дрогнула, словно от удивления.

- Мамой клянусь, - сказал он и криво улыбнулся своей шутке.

- Слушай, - я обошла его и с печальной улыбкой встала у двери. – Я благодарна за твою… помощь, Сайлас, но у меня много дел. Если я хочу уйти отсюда, то… - я замолкла, пожав плечами.

Я чувствовала его взгляд, но думала лишь о том, что сказать, а он молчал. Момент стал осязаемым, он давил на меня. Я все еще держала его деньги и протянула их снова, но он не двинулся, и я опустила их на камин.

Он пожал плечами, прошел мимо меня к двери, не обратив внимания на монеты.

- Скоро увидимся, Эррин, - сказал он, открыв дверь, за которой небо было лилово-красным.

- Береги себя, - попросила я его, вызвав улыбку.

Он едва начал закрывать дверь, когда из комнаты матери раздался громкий грохот.

* * *

Он тут же вернулся на порог, склонил голову и будто смотрел на меня из-под капюшона. А потом он закрыл дверь и пересек комнату. Я бросилась к двери в спальню, пока он потянулся к ключу в замке.

- Не смей, - сказала я, понимая, почему она стучит. Я не приготовила ей чай.

Он посмотрел на меня, и я с болью осознала, как мы близко. Я не могла смотреть на него.

- Прошу, не надо. Уходи, - взмолилась я.

Сайлас покачал головой и осторожно взял меня за плечи, отодвинул с пути. Я закрыла глаза, когда он открыл дверь.

Она сидела на кровати, ее чашка была на полу рядом с дверью, содержимое вылилось. Ее волосы были растрепаны, она смотрела на Сайласа как на добычу, и мое сердце дрогнуло.

Сайлас, казалось, не замечал. Он тихо подошел к ней и опустился рядом.

- Привет, - тихо сказал он, а потом чуть отодвинул капюшон, к моему удивлению, показывая ей лицо. Я уловила высокую скулу, бледные ресницы. – Я Сайлас, друг Эррин. А вы, значит, ее мама.

Я дрожала и думала, что она бросится на него. Но вместо этого ее рот превратился в О. Я ждала ее броска, но она отклонилась на подушку, все еще разглядывая его лицо, и я вбежала в комнату, чтобы ее осмотреть.

Ее глаза оставались красными, хищными. Ничего не изменилось.

Она посмотрела на меня и прищурилась, я отпрянула.

- Я заварю чай, мама.

- Я пока пригляжу за ней, - сказал Сайлас. Он снова опустил капюшон, и видно было только его рот, губы ничего не выдавали. Я взглянула на маму, а она снова смотрела на него, следила, но не как за добычей. – Она поела? – спросил он.

- Да. Перед тем, как я ушла на собрание, я дала ей немного хлеба и тушеного мяса. Она захочет есть завтра. Как всегда.

Он кивнул, а я смотрела на их безмолвные фигуры, они не замечали меня. Было очень глупо оставлять его с ней, но я сделала так, пошла в комнату и растопила камин, заполнила чайник водой, добавила валериану и ромашку к листьям крапивы, влила остатки меда и не забыла о хорошей дозе мака. Я оглянулась, а он все еще был у кровати, а она смотрела на него, и лицо ее было человеческим. Было что-то в этом зловещее: фигура в капюшоне возле лежащей женщины, и на миг я забыла, кто из них опасен. Я поспешила все приготовить, помешала варево. Я вспомнила учителя, он бы ворчал на меня, и я виновато улыбнулась, а потом вспомнила, что Сайлас с мамой в другой комнате, и поспешила к ним.

Я чуть не уронила чашку, когда увидела, что он держит ее за руку, ее хрупкие пальцы не двигались в его пальцах в перчатке. Он указал мне передать ему чашку, и я смотрела, как он осторожно дует и подносит чашку к губам моей матери. Она послушно пила, и он улыбался, подбадривая. Я попятилась к порогу, глядя, как он поднимает чашку к ней, и ее пальцы обхватывают чашку поверх его. Боль пронзила грудь, и я поняла, что завидую тому, как легко он ведет себя с ней. Мои чувства к Сайласу всегда были сложными, но эта зависть к матери была новой, а ведь он просто держал ее за руку.

И она позволяла ему. Я завидовала, потому что казалось, что она ненавидела только меня. Для Сайласа она могла быть спокойной, хоть солнце и село, и в ней проснулся зверь. Она должна была расцарапать его лицо, а не смотреть, как птенец на небо, ожидая маму. Может, она хотела боли мне. Может, дело было не в проклятии, и она ненавидела меня за то, что застряла со мной. Мы остались одни, но она бы с радостью разорвала мне горло, если бы могла.

Я вспомнила жизнь дома, мы вчетвером сидели за столом год назад, Лиф и папа оживленно обсуждали, как лучше сводить корову с быком, а мы с мамой закатывали глаза.

Я на кухне в тринадцатый день рождения разворачиваю подарки: настоящий фартук аптекаря с множеством карманов, стеклянные флаконы, блокнот для записи экспериментов. Лиф дал мне семена, завернутые в бумагу. Отец вывел наружу, закрывая руками мои глаза, и показал участок земли, что он вскопал и удобрил для меня.

Мы с Лифом лежали на свежескошенном поле и смотрели на звезды после майских праздников в год, когда мне исполнилось двенадцать. Низко проносились летучие мыши, хватали насекомых, моя челюсть слабо болела из-за их криков, которые я не слышала, но ощущала. Мама с папой пришли с горячим какао и пирогом. И мы лежали на покрывалах, смотрели на небо, провожали взглядами летящую по небу сову. Рука папы или Лифа придерживала меня за плечи, пока мы шли домой, и я была уставшей, но счастливой.

Я проснулась ночью и увидела десятилетнего брата у моей кровати с лопаткой в руке, он почти уснул, стоя.

- Что ты делаешь? – спросила я тогда.

- Спи, - пробормотал он. – Ты в порядке. Я здесь.

Но теперь его тут не было. Не было.

Волна горечи ударила болью, грозила сбить меня с ног. Я прижалась к косяку, смотрела, как Сайлас забирает у нее чашку. Он накрыл ее одеялом, подоткнул края, и я скрестила руки из-за боли внутри.

Еще вспышка: мама читает нам с Лифом, а потом он уходит в свою комнату, а папа слушает на пороге со стаканом бренди, смотрит на маму, и она чуть краснеет от его взгляда, ее губы изгибаются от радости.

Мы с Лифом отвели ее в кровать в день, когда отец умер. Мы смотрели друг на друга поверх ее дрожащего тела, а потом безмолвно легли по обе стороны от нее. Она обняла меня, а Лиф нас обеих. Подушка пахла папой. Но к утру запах пропал, его заменила соль наших слез.

Я ушла и ждала, пока Сайлас оставит ее, запрет за собой дверь. Я повернулась к нему, а его руки были скрещены, и пальцы быстро стучали.

- Что с ней?

Я глубоко вдохнула.

- После… того, как Спящий принц пришел в Лормеру, она… думаю, она ушла за Лифом. Она пыталась попасть в Лормеру и найти его. Она странно вела себя после того, как он ушел, была тихой и отстраненной, но я связывала это со смертью папы, переездом. Я уговаривала ее поесть, но ей было лучше, чем сейчас. Она сама мылась и одевалась. А потом мы узнали, что Спящий принц захватил замок и… Тогда она прекратила. Все. И однажды я пошла за водой к колодцу, а когда вернулась, ее не было. Я нашла ее в лесу. И тех пор она такая.

- А шрамы на ее руке? Это она сделала сама? Потому ты даешь ей травяной чай?

Я покачала головой.

- Нет. Раны были, когда я ее нашла. Животное, наверное? – я старалась говорить ровно, складно. – Шипы? Кто знает? Она не сказала. Я промыла раны, заражения не было, хотя остались, как ты видел, шрамы.