Скоро Опарин убедился в том, что медведь покинул его угодья. Следов, как Егор ни искал, не нашел. И он повеселел.

"Не получилась охота, - думал охотник, - пусть еще погуляет".

Однако на душе было неспокойно. Потом, при разговоре с Долганом, узнал, что медведь перебрался к соседу. После встречи с медведем Опарин совсем охладел к охоте. Больше сидел в палатке, много спал. Теперь охотника больше беспокоили голодные собаки. Они завывали и не давали ему спать.

"Прорвы на вас нет, никогда вас не накормишь", - злился на собак Егор.

К счастью, недалеко кочевало оленье стадо Аккета, и Опарину удалось купить у пастухов пару оленей. Но даже при самом минимальном пайке на этом мясе долго не проживешь.

Дважды он ездил к Долгану. С соседом Опарин подружился. Тот поделился с Егором сушеной рыбой - юколой, мясом и пообещал помочь с соболями.

В тот вечер Долган долго не мог заснуть. Возможно, на радостях от удачной охоты, а может, от крепкого чая. Натопил печурку докрасна, а чаю выпил пять кружек. Ворочаясь с боку на бок, он думал о том, как бы навестить Икорку - Егора Опарина, узнать, как он там охотится... Да и веселее - у соседа маленький транзисторный приемник весь вечер песни поет. Икорка ему подпевает.

"Икорка свой, тумгутум, - размышлял охотник. - Жалко соболишку, однако надо ему отнести. Крепко с нас план спрашивают..."

Только поздней ночью заснул Долган коротким неспокойным сном. Снились ему волки, целая стая. Напали на него, и ему, Долгану, с трудом удалось убежать от них. Звери бегали вокруг избушки, громко завывали и скреблись в дверь. Откуда здесь волки взялись? Он уже давно не встречал их.

Проснулся в один миг, будто и не спал вовсе. В избушке стоял полумрак, через тусклое оконное стекло пробивался сероватый свет. Из темноты в углу уже выделялась остывшая за ночь железная печурка. Было холодно. Долган натянул на голову оленью кухлянку - шубу, грелся. Он вспомнил сон и удивился: "Надо же такому присниться, волков в здешних местах почти совсем не осталось",

И тут он уже не во сне, а наяву вдруг услышал жуткий вой. Долган прислушался. Вой то усиливался, то умолкал. Охотник вскочил, натянул меховые брюки, торбаса, кухлянку, схватил карабин, но у двери остановился. Вой явно не походил на волчий. Скорее всего выла собака, а рядом с ней тявкали, скулили другие.

"Икорка, видно, сам ко мне едет, - обрадовался охотник. - Чайку надо вскипятить, мясо сварить".

Долган поставил в угол карабин, стал разжигать печурку.

"Зачем он такую дурную собаку держит? - думал коряк, прислушиваясь к вою. - Волосы дыбом встают от такого воя".

Когда в печурке весело загудел огонь, Долган вышел наружу. Он обошел избушку, потом забрался на высокий снежный бугор и, вглядываясь в серую предутреннюю даль, несколько минут стоял, прислушиваясь к собачьему лаю. Но сколько Долган ни стоял, лай и вой раздавались на одном месте, где-то в густых зарослях кедрача.

"Наверное, не Икорка, - засомневался охотник. - Тот бы не стал ночевать там, когда до моей избушки рукой подать".

Вернувшись в избушку, Долган решил позавтракать, а потом сходить навестить путника, который остановился в кедровнике на ночь. А собаки выли по-прежнему так жутко, что и ему есть расхотелось. Выпив кружку чаю, привязав к ногам "вороньи лапки". Долган направился прямо в заросли, откуда слышался лай собак. Нечасто ему доводилось за эту зиму встречать людей. Хоть словом переброситься с человеком.

"Зачем он такую дурную собаку держит? Воет, как волчица, - опять подумал охотник. - Жутко даже".

Светало. Глаза уже различали вдали снежные сопки. Охотник спешил, он боялся, что путник скоро позавтракает и уедет и ему не придется поговорить с ним. Забросив за спину карабин, иногда оглядываясь, он шел скорым охотничьим шагом. Кругом было тихо, спокойно и холодно. Только собачий вой, казалось, и нарушал это холодное спокойствие.

"Как по покойнику", - неожиданно подумал Долган, и у него по спине пробежала неприятная дрожь.

Спустившись в долину, охотник остановился, огляделся. Впереди шли сплошные заросли кедровника, откуда и слышался вой. Взяв карабин, он медленно направился в кусты. "Не к добру она воет", - раздвигая рукой ветки кедровника, думал Долган. Снег здесь был рыхлый, глубокий. "Вороньи лапки" утопали, цепляясь за кусты, и он еле-еле пробирался вперед.

Охотник не ошибся: выйдя из зарослей, он увидел собак. Они были в застегнутых ремнях - алыках, которыми зацепились за куст и теперь так запутались, что представляли живой клубок. Долган остановился в трех шагах, думал, как подойти и освободить их. Бедные животные притихли, уставились настороженными глазами на охотника. Бока их опали, и было видно, что собаки давно не кормлены.

- Кто же ваш хозяин? - Долган припоминал все знакомые упряжки в округе. - Бедненькие, куда же вы дели своего хозяина? А может, вы убежали от него? - Он говорил ласково, наблюдая за собаками. Огромный пес дружелюбно заколотил хвостом по снегу.

"Не могли они убежать от хозяина. Тем более в застегнутых алыках. А где же нарта? Не знаю, чьи вы. - Охотник обошел вокруг, боясь подойти ближе. - Мало ли что на уме у голодных чужих псов? Чего доброго, и канайты снять могут".

Однако собаки были спокойны, они поворачивали к нему морды, дружелюбно виляли хвостами - ждали помощи.

- Ух вы, мои собачки, ух вы, мои бедненькие... Что же с вами случилось? - Приговаривая, Долган, приблизился к огромному крайнему псу. Этот кобель был самый сильный и, как показалось охотнику, добрый. - Ну, иди ко мне, иди.

Пес от радости даже ухитрился подхалимски лизнуть охотника в нос.

- Ну, молодец, молодец. - Долган, поглаживая голову собаки, дотянулся до ремня и расстегнул его. А через несколько минут таким же образом освободил всех собак. Их было девять. Потом аккуратно распутал всю упряжь.

- А теперь идемте ко мне, я вас покормлю, - сматывая потяг и алыки на руку, сказал охотник.

Собаки успокоились и теперь внимательно глядели на него, ожидая корма.

- Накормлю, накормлю, сварю вам лисицу. - Долган стал подниматься к своей избушке. Но собаки не пошли за ним. А вожак поднял морду вверх и снова завыл. Долган оглянулся, пес смолк и бросился в кусты.

- Э-э, тут что-то не так, - смекнул охотник. - Куда же он меня зовет? Надо пойти за ним.

Как всегда, бригадир оленеводов Аккет проснулся в то утро рано. Минуту полежал в теплом кукуле. Было тихо и свежо. Только временами налетал ветерок, пружинил стенки палатки, хлопал ими и умолкал, словно обессиленный. Вокруг головы Аккета бело от инея, будто творога мерзлого набросал кто-то.

Вылез из палатки, потянулся сладко, огляделся. Оранжевое негреющее солнце выкатилось на линию горизонта и теперь золотило все вокруг. Сугробы снега в лучах его пылали красным пламенем. Справа, за палаткой, зеленели островки вечнозеленого стланика кедрача.

Солнечный зайчик от корки снега попал в глаза, но Аккет взгляда не отвел. Стоял и любовался оживающей природой. Любил пастух солнце встречать. Встанет обычно на пригорок или какую-либо возвышенность и смотрит, как в лучах меняется тундра. Вначале загораются все бугорки, а впадины еще серые, угрюмые, поднимается солнце, движется светлая полоса, и тундра за ней преображается. Красота!

Неладное он почувствовал, когда увидел собак. К нему они бежали всей гурьбой, как обычно, но почему-то поджав свои косматые хвосты и виновато повизгивая. Не добежав нескольких шагов, они попадали на спины и катались, словно перед пургой, ласкаясь к нему, будто выпрашивая прощения. Недоумевая, смотрел он на них, а приглядевшись, заметил, как сильно раздуты их бока.

"Что бы это значило?" - удивился Аккет.

Раньше не было случая, чтобы собаки нападали на оленей. Наоборот, собаки всегда помогали пастуху. Странно было и то, что не видно было стада. Даже ездовых оленей поблизости не находил. Медленно обошел кусты, поляну. Все вокруг было истоптано, выбито оленьими копытами, занавожено их мелкими шариками. Но оленей не было.