- А я не уверен, что непорочное зачатие в самом деле имело место.
- Как?! Вы не верите в Сына Божьего?!
- Нет, почему же, верю.
- Однако вы отвергаете непорочность его зачатия.
- Не отвергаю, но подвергаю сомнению.
- И на каком основании?
- Мне думается, - шутя ответил Филипп, - что Господь Бог тоже неравнодушен к плотским утехам.
Его слова возымели на Маргариту совершенно неожиданное действие. Вместо того чтобы рассмеяться этой, как считал Филипп, весьма остроумной шутке, она помрачнела, синева ее глаз приобрела свинцовый оттенок, словно перед грозой. Затем, так же неожиданно, щеки ее вспыхнули алым румянцем, а глаза возбужденно заблестели. Точно подброшенная пружиной, она проворно соскочила с кровати на устланный коврами пол и крепко схватила Филиппа за плечи.
- Вы что, издеваетесь надо мной?!
Он поднялся, не сводя с Маргариты озадаченного взгляда.
- Помилуйте, кузина! Как я могу...
- И тем не менее вы издеваетесь. Притом жестоко, безжалостно.
- Разве?
- Ведь вы хотите меня? Признавайтесь!
- О, милая Маргарита, - пылко прошептал Филипп, привлекая ее к себе. - Если сам Всевышний не устоял перед Девой Марией, то где уж мне, грешному. Ты так изумительна, что я...
Она запечатала его губы долгим и нежным поцелуем.
- Змея-искусительница! - сказал он, переведя дыхание. - Твоя рубашка сводит меня с ума.
- Так ты не отрицаешь существование змея-искусителя?
- Теперь я убедился, что ОНА есть.
- Значит, ты любишь меня? - проворковала Маргарита.
- Да, люблю.
- Сильно любишь?
- Безумно люблю.
- Меня одну любишь?
- Ну, нет! - возмутился Филипп. - Это уж слишком.
В ответ Маргарита влепила ему пощечину.
- Да ты просто негодяй! Тупое, самодовольное ничтожество!
Филипп был немало удивлен таким взрывом искреннего негодования.
- Это почему?
- Да потому что Я люблю тебя, неблагодарный! - не выдержав, яростно вскричала Маргарита. - Только тебя! Одного тебя!
"А ведь это похоже на правду!" - в упоении подумал Филипп и вместо ответа сорвал с нее рубашку.
- Но она же сводит тебя с ума, - заметила Маргарита. Они были одного роста и ее быстрое дыхание обжигало его лицо.
- От твоего восхитительного тела я дурею еще больше, милочка. - Он склонил голову и игриво схватил зубами ее плечо. - Сладкая ты моя! Сейчас я тебя съем.
- Съешь? - томно улыбнулась она.
- Ну, если не съем, то уж наверняка зацелую.
- Давай, давай! Целуй меня, милый, целуй поскорее... побольше! Я так люблю тебя, я так хочу тебя. О, как я хочу тебя! Я дурная, Господи, я влюбилась! - С этими словами Маргарита повалилась на кровать, увлекая за собой Филиппа.
"Вот ты даешь, Господи! - подумал он. - Она влюбилась..."
Это была последняя более или менее трезвая мысль Филиппа, после чего страсть поглотила его целиком.
6. В ТИХОМ ОМУТЕ
Лишь через полчаса после ухода Филиппа Габриель, наконец, решился продолжить свой путь. За это время он ничуть не успокоился, напротив - еще больше возбудился и порядком растрепал свои волосы и одежду, когда исступленно метался по галерее, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами.
На этаже было темно, хоть глаз выколи, поэтому Габриель извлек из кармана огарок свечи и зажег ее от огнива. Затем, следуя указаниям д'Обиака, подслушавшего их из разговора Филиппа с Матильдой, он пересек из конца в конец длинный коридор и очутился в начале другого, по обе стороны которого через каждый семь-восемь шагов выстроили в два ровных ряда двери, ведущие в комнаты фрейлин.
Габриель отсчитал пятую дверь слева. К ее ручке была привязана бантиком красная лента для волос - условный знак на тот случай, если Филипп что-то напутает. Эта трогательная подробность лишь усилила раздражение несчастного влюбленного.
- Вот бесстыжая! - зло пробормотал он. - Вот развратница!..
Повинуясь внезапному порыву, Габриель поставил на пол свечу, дрожащими пальцами отвязал ленту и принялся покрывать ее жаркими поцелуями.
"Боже, да я спятил! - в отчаянии думал юноша, прижимаясь губами к тонкой полоске шелка, единственным достоинством которой было то, что она помнила запах кожи и волос его любимой девушки. - В самом деле спятил... Филипп был прав: не стоило мне сюда приходить. Зачем я здесь? На что я надеюсь?.."
Горестные размышления Габриеля прервали приглушенные голоса за дверью напротив. Он быстро сунул ленту в карман и пинком ноги погасил стоявший на полу огарок, однако скрыться не успел. В следующее мгновение дверь приоткрылась и в коридор выскользнул Симон де Бигор с зажженной свечой в руке.
- Габриель! - изумленно воскликнул он. - Ты? Вот так сюрприз!
- Ради Бога, потише! - сквозь зубы прошипел Габриель. - Зачем кричать? Пойдем, скорее!
Он схватил растерянного Симона за локоть и силой увлек его за собой.
- Что случилось, друг. Почему...
- Да помолчи ты, дубина!
Свернув за угол, Габриель остановился и лишь тогда отпустил руку Симона.
- Что это с тобой? - в недоумении спросил тот. - Какого черта...
- А ты какого черта? Разорался, как на площади. Неровен час, девчонки всполошатся и вызовут стражу.
Симон хмыкнул.
- Пожалуй, ты прав. Это я сглупил - незачем было кричать. Но представь мое удивление, когда я увидел тебя... - Вдруг глаза его округлились. - Батюшки! Так ты был у Матильды?
Краска бросилась Габриелю в лицо.
- Нет, не был, - сипло ответил он. - Ни у кого я не был.
- А почему же ты здесь?
- Ну... Собственно... Я только иду к ней.
- Да? - с сомнением произнес Симон. - Только идешь? В эту-то пору? Брось дурить, друг. Придумай что-нибудь поубедительнее.
- А я не дурю. Я говорю то, что есть на самом деле, и не собираюсь ничего придумывать.
- Так уж я тебе и поверил... Однако постой! - Он поднес свечу ближе к Габриелю и смерил его изучающим взглядом. - Ну и ну! Всклоченные волосы, раскрасневшееся лицо, потрепанная одежда - видать, одевался наскоро... Ага, и вот еще что! - Прежде чем Габриель успел что-либо сообразить, Симон вытянул из его кармана ленту, кончик которой неосмотрительно выглядывал наружу. - Какая милая вещица! Подарок любви, верно? Только ее следует носить на рукаве, а не в кармане. Или, еще лучше, связать бантиком и приколоть к груди. Хочешь покажу?.. Нет, это потрясающе: ты отбил у Филиппа девчонку! Вот здорово! Да он просто лопнет со злости!