Покупатель — низкорослый, бульдогоборзный ублюдок с залысинами и чувством моды а-ля сутенёр восьмидесятых — даёт сигнал своим пальцем с золотым кольцом на левой руке. Груды мышц в костюмах делают шаг вперёд, чтобы осмотреть товар. Они тщательно проверяют спусковые крючки, дула, магазины, передние и задние прицелы, а также каркас каждой пушки. Закончив, они начинают общаться на языке, — могу предположить, что на русском, — прежде чем молчаливо кивают Дроски.

— Мы возьмём это и любой другой груз, который вы получите в будущем, — говорит он. — Заплати ему, — в то время, как один из качков убирает мешки с оружием со стола, второй высыпает содержимое сумки на стол. Третий подонок по-прежнему стоит за толстым покупателем по правую сторону. — Восемьдесят штук, как и договаривались.

— Закатай губу, блядь. Что ты имеешь виду под «восемьдесят штук»? Здесь речь идёт о ста кусках, мужик.

Бульдог хмурится, его челюсти двигаются, словно маятник, когда он говорит:

— Это не то, о чём я договаривался с Диконом.

— Мне, блядь, плевать, о чём вы с ним договаривались. Моя цена установлена. Сто штук или ничего.

Всё происходит быстро. Не уверен, кто первый достаёт оружие, но в мгновение ока пистолет каждого заряжен и направлен друг на друга. Я держу Глок в левой руке, целясь в одного из качков, пока СИГ в правой руке направлен на покупателя. Напряжённость сохраняется несколько минут, пока мы все играем «кто первый дрогнет». Смотрю, кто же сдастся первым. Болван, на которого направлен мой Глок, или, походу, тупее, чем кусок дерьма, или у него шары из стали, потому что он смело тянется вниз за одним из пистолетов в сумке, стоящей возле него. Думаю, первое. Следуя моему начальному и единственному инстинкту, я спускаю курок и стреляю. Пуля пронзает воздух и достигает своей цели. Он кричит: «Ублюдок!» — и тут же сгибается, прижимая руку к груди. Она кровоточит, но это ничто, учитывая, что я мог сделать хуже.

— Следующая окажется между твоих глаз, — говорю я спокойно. Но теперь меня ждёт пуля с моим именем, когда груда мышц №2 направляет пистолет в мою сторону, готовясь выстрелить.

— Достаточно! — рявкает покупатель. Он что-то быстро говорит своим людям по-русски, и они опускают своё оружие через секунды. — Это было простое недоразумение. Мы больше не будем проливать кровь. Я уверен, что ты и я сможем заключить другую сделку, Дроски. Возможно, за несколькими напитками и в хорошей компании?

— Ты платишь мне остальную часть моих денег, и мы говорим о дальнейшем бизнесе.

— Конечно, конечно.

Покупатель отправляет груду мышц №3 к своей машине. Тот вскоре возвращается — угадайте с чем? — ровно с двадцатью штуками, которых не хватает. Всё, что происходит после, идёт как по маслу, как и должна проходить сделка по поставке оружия.

*****

Через несколько часов я в душе. Устал до мозга костей. В течение нескольких дней, Дро заставлял меня бегать по всему проклятому городу и собирать деньги, причитающиеся ему от его дилеров. Когда я не занимался этим, то работал на второй работе в его гараже. Разбирал детали из угнанных автомобилей и устанавливал их в автомобили, которые нужно было починить, чтобы мы могли повысить цену на них и заработать на забывчивых клиентах.

Также я намеренно трахал всех девушек, до которых только могли добраться мои руки, и не только потому, что сайт растёт быстрее, чем я ожидал, это были бесполезные попытки выбросить Эйли из головы. После того, что случилось с Ноем в понедельник, я избегал её, как только мог. Я старался избавиться от воспоминаний, которые стали ещё более настойчиво преследовать меня, после того, как Ной вспомнил об отце и нашей маме, сказав, что я собираюсь пойти по тому же пути, что и тот гнусный урод.

От размышлений об этом моя кровь закипает. Какого хуя этот самоуверенный говнюк говорит мне подобную херню, слишком, блядь, хорошо зная ад, в котором мы оба выросли? Я принимал дерьмовые решения, но я не дерьмовый человек. Я защищал его, а это то, чего тот мерзкий подонок никогда не делал, поэтому, как он может судить меня, сравнивать с монстром, который изнасиловал нас, не думая о том, как это повлияет на меня?

Потому что я знаю, что он может быть прав.

Я самодовольный и эгоистичный, и имею такую же склонность к насилию, как и мой отец. Но я давно принял свою судьбу. Эти мысли, как ведро ледяной воды мне на спину. Осознание того, что Ной может быть прав, даже в самой малой степени, заставляет меня чувствовать себя так, будто я чертовски болен. Я — побитое животное в клетке, которое никто не хочет. Поэтому я нападаю. Но так было не всегда. Я не всегда был таким жалким подлецом. Наша мама любила меня, и она была милейшей женщиной, которую только можно было встретить. Годы борьбы с собственной депрессией сделали её замкнутой, и поэтому она всё держала в себе. Но она любила искренне и сильно, и это привело её к неизбежному крушению. Она влюбилась в подобие человека, который использовал её доброе сердце, кормил таблетками, искал выгоду в отсутствии у неё близких друзей и манипулировал ею, пока не стал её целым миром. Он погубил её душу. Отнял годы жизни, прежде чем она пустила пулю себе в голову.

Эйли… Чёрт побери. Эйли во многом похожа на мою маму. И я не хочу запятнать её, как кусок дерьма, которым был мой отец, запятнал мою маму. Она прекрасна. Такая доверчивая. Она излучает эмоции везде, куда ступает. Её выразительные глаза отражают всё, постоянно. И я вижу в них то, что не должен хотеть, но, как ни странно, в чём нуждаюсь. Например, вспышка её улыбки или странное чувство юмора не должно иметь для меня даже чёртову долю смысла, но имеет. Я не хочу проводить с ней время, но всё же страстно желаю этого. Именно в эти последние несколько дней мне не терпится увидеть её. Преследовать, если понадобится. Но это то, что я не могу себе позволить. Я не делаю подобного. Я никогда, блядь, никогда в жизни даже не думал о подобном дерьме. Я не такой тип парней. Я не гонюсь за женщинами. Чёрт побери, я не убиваюсь по ним. Не нуждаюсь в них. Но если я это делаю, то только потому, что моему члену нужна киска. Ясно и чертовски просто. Это должно быть ясно и чертовски просто с Эйли.

Но тогда, кого я нахуй обманываю? Я вижу её, когда просто закрываю глаза. Она стала моей первой, второй и последней мыслю. Я даже не знаю, как или когда это, чёрт побери, произошло. Но я не могу перестать думать о ней. Красивой, чувственной и такой чертовски невинной. Я разрываюсь между желанием трахнуть её, защитить и запереть где-то, словно какой-то помешанный психопат, и никогда не позволять ей выходить из моего поля зрения. И прямо сейчас, когда я держу в руке член, который твердеет только при одной мысли о её пухлом маленьком ротике и тугой киске, желание трахнуть её сильнее, чем когда-либо.

Я думаю о том кабинете рисования, представляя, какой горячей и готовой она была. Знаю, если бы не остановился, она позволила бы мне забраться на неё на том столе и развела бы для меня свои красивые загорелые ножки. Она бы молила об этом, и я бы дал ей именно то, что она хотела.

Я поглаживаю рукой член, используя немного мыла, и когда её имя срывается с моих уст, выскальзывая из самой глубокой, самой собственнической части, прихожу к разрядке, — молочно-белые струи покидают меня, осушая, но не совсем удовлетворяя. Это накопившееся разочарование смывается в сток. Но я всё ещё могу ощутить эту хватку на своём горле. Я едва дышу, и всё, что мне хочется прямо сейчас — чтобы она была здесь передо мной, и я мог утвердить на неё права. Но её здесь нет. А я — жалкий придурок, стою здесь один и чахну по ней. Что, блядь, она делает со мной?

— Чёрт побери! — кричу я, ударяя по рыхлой плитке на стене душа. С этим дерьмом нужно покончить.

В комнате я беру пару чистых джинсов, рубашку, и надеваю их. Пачка кисло-солёных чипсов, которые я оставил на своём туалетном столике вчера, сойдёт для нормального обеда. Сажусь за стол перед ноутбуком, подумывая заняться работой, чтобы отвлечься. Смонтажировать некоторое порно. Сделать свою белую задницу приятной для глаз. Но не проходит и трёх минут одного моего видео с шикарной блондинкой, как мои мысли снова возвращается к Эйли. Я хочу почувствовать её, попробовать её. Она не издаёт фальшивые звуки для аудитории, вместо этого, она стонет только для меня. Я хочу исследовать своим грязным ртом каждый её чёртов дюйм. Хочу видеть её лицо, когда заставлю кончить. Но глаза Эйди пугают меня до охерения. Они видят меня насквозь. Сквозь всё это дерьмо. И мне хочется утонуть в них настолько глубоко, чтобы забыть, что значит быть одиноким. Чёрт.