Каждый, кто имел возможность посещать литературные салоны и кафе Крыма, слышал, разумеется, историю о Черной Музе, вечной спутнице наиболее одаренных, и даже гениальных крымских поэтов. Новичка, какого-нибудь начинающего и робкого литератора, автора всего лишь двух-трех рассказов или стихотворений, обычно потчуют этой историей где-нибудь в углу, вдали от шумного сборища подвыпивших литераторов, за столом, уставленным бутылками с местными крымскими винами, почти все из которых, разумеется, уже давно выпиты, и по щеке старого мэтра, из уст которого слышит новичок эту историю, бежит в бокал с давно выдохнувшимся шампанским скупая и горькая слеза поэта. О, эти скупые слезы старых и умудренных опытом крымских поэтов, – они дорогого стоят, и ими ни в коем случае не следует пренебрегать! Старый крымский поэт, кажущийся вам дедушкой, смешным и нелепым неудачником, дожившим до шестидесяти лет и выпустившим за это время всего лишь одну-единственную книгу стихов, на самом деле гениальнее многих признанных мировых гениев, и только лишь личная скромность мешает ему признаться вам в этом. Впрочем, он уже готов рассказать молодому, жаждущему сенсаций и страшных откровений поэту все, что он думает о своей гениальности, но молодой поэт перебивает его, и требует то, ради чего он и пришел в это полупьяное и шумное собрание бездарей, гениальных одиночек и никчемных литературных кустарей: историю о Черной Музе. И старому бородатому поэту с морщинистыми щеками не остается ничего иного, как глубоко вздохнуть, и начать шепотом, поминутно оглядываясь по сторонам, а потом, осмелев, все громче и громче, привлекая к себе внимание окружающих, рассказывать историю о судьбе молодого поэта, полного надежд и самых высоких стремлений, встретившего на берегу моря свою Черную Музу. Историю о высоком таланте и блистательных откровениях, закончившихся полнейшим бессилием и забвением. Историю о безумной любви и страстных объятиях, которые высушивают тело и душу вчерашнего молодого поэта и превращают его в дряхлого старика, давно исписавшегося и уже ни на что не способного, завсегдатая бесчисленных крымских литературных кафе и салонов, который утром был гением, а вечером стал ничтожеством, но уже ни за что не может забыть свою Черную Музу, которая перешла ему дорогу на мокром морском берегу, и навсегда изменила его судьбу. Историю о черней Музе, давно уже ставшей местной легендой. «Никогда, никогда не смотрите на нее, – шепчет своему собеседнику старый поэт с заплаканными морщинистыми щеками, роняя слезы в бокал с давно остывшим шампанским, – потому что тот, кто посмотрит на нее хотя бы один раз, будет проклят на всю жизнь, и никогда не сможет освободиться от этой страшной любви, никогда не сможет освободиться от этой страшной колдуньи, став навсегда ее преданным и жалким рабом!» Старый морщинистый поэт говорит еще что-то, а молодой литератор, его зачарованный слушатель, уже все видит каким-то внутренним пронзительным зрением: он видит берег моря, мокрый и заваленный бурыми, пахнущими йодом водорослями, видит своего собеседника, молодого, полного самых высоких надежд и стремлений, шепчущего в безумном вдохновении страстные поэтические строки, и тонкую фигуру закутанной в черную шаль женщины, выходящую из-за поворота ему навстречу. Он видит, как встречаются их глаза, как тянутся вперед, и намертво сжимают ладонь с ладонью их руки, как губы, повинуясь безумной любви с первого взгляда, соединяются в долгом сладостном поцелуе. Он видит, как бредут потом, обнявшись, молодой поэт и черная незнакомка, которую тот называет своей Черной Музой, дальше вдоль туманных и каменных крымских брегов, как живут они несколько дней в бедной рыбацкой хижине, как из-под пера молодого поэта выходят несколько поистине гениальных стихов, и как на этом все и заканчивается, потому что Черная Муза не может долго сопровождать одного и того же поэта. Она высасывает из него все: талант, молодость, красоту, надежды, подарив два-три поистине бесценных шедевра, с которыми несчастный живет потом всю жизнь, а сама бесследно исчезает из его судьбы. Исчезает, чтобы за поворотом встретить нового безумца, молодого, сильного и рьяного, воображающего, что ему подвластны весь мир и все его чудеса, и что ничто не сможет остановить его безудержного стремления к славе и совершенству. «Никогда, никогда не становитесь крымскими поэтами, – шепчет старик с седой окладистой бородой и морщинистыми заплаканными щеками, – бегите из этого гиблого места, ибо судьба крымского поэта печальна и незавидна! ибо почти каждый крымский поэт встречал на мокром морском берегу, заваленном водорослями и старыми раковинами, выходящую к нему из-за поворота одетую в черную шаль женщину поразительной красоты, которая становилась его Черной Музой, и за несколько дней превращала его в дряхлого беспомощного старика, автора двух или трех стихотворных строчек, эдаких крупиц блестящего золотого песка, на которые он существовал потом всю свою оставшуюся жизнь!» Старый поэт с белой окладистой бородой тянет к своему молодому собеседнику иссохшие и дрожащие от невзгод и вина рука пиита, пытаясь уберечь его от неизбежного, но тот вскакивает на ноги, и – даже не осушив до дна свой все еще полный бокал, покидает литературное кафе, в котором больше находиться не может. Ему претит это сборище местных неудачников и некрофилов, этих ходячих анекдотов и вечных пошляков, претендующих на высокое звание пиита или писателя. Его тянет на волю, на свежий воздух, туда, на берег вечно шумящего и бурлящего Черного моря, заваленного выброшенными из его темных глубин бурыми водорослями, где под крики чаек выйдет ему навстречу из-за поворота, вся в пене и мельчайших капельках морской воды, окутанная сиянием солнечных лучей его Черная Муза, которая подарит ему вдохновение, не снившееся еще никому, а потом погубит, превратив через несколько дней в неудачника и жалкого старика, неспособного написать уже ничего. Ибо всякого, кто повстречал на крымских брегах свою Черную Музу, ожидает именно такая злая судьба.

Давно это было. Однажды молодой охотник из племени, обитавшего в уединении алуштинской долине, погнался за стадом оленей, поднимаясь вслед за ним по каменистым и крутым отрогам Чатыр-Дага. Постепенно стадо оленей редело, разбегаясь от охотника в разные стороны, и наконец от него осталась всего одна молодая самка, раненная охотником в шею, которая упорно поднималась вверх, непостижимым образом карабкаясь по самым заоблачным кручам, несмотря на то, что из ее раны на землю непрерывно текла горячая алая кровь, покрывая растущие на камнях лишайники причудливыми бурыми пятнами. Наконец раненная оленья самка оказалась у входа в какую-то пещеру, и тотчас же скрылась в ней, а молодой охотник, изнемогая от погони, подошел к темному провалу, ведущему в неизвестные и мрачнее глубины, и, помедлив мгновение, зашел внутрь следом за ней. Ему очень хотелось вернуться домой с добычей, и он был готов рисковать, заранее представляя себе, как входит в свое родное селение, неся у себя на плечах тушу добытого им оленя, а незамужние девушки племени смотрят на него восторженными глазами, и одевают на голову венок, сплетенный из лесных крымских цветов.

Пещера, поначалу узкая и мрачная, постепенно становилась все шире, в ней делалось все светлее и светлее, и наконец молодой охотник, ступая ногами по свежим, еще дымящимся каплям крови, оставленными раненной самкой оленя, вышел в большой, освещенный свечами и бесчисленными факелами зал, в котором сначала из-за обилия цветных разноцветных пятен и многочисленных светильников ничего не увидел. Но постепенно, придя в себя, он обнаружил, что находятся внутри чудесного дворца, стены, пол и потолок которого состояли из переливающихся огнями сталактитов и сталагмитов, а впереди, на большом троне, в окружении блестящей свиты, сидел великолепно одетый и необыкновенно важный вельможа с царской короной на голове. Перед ним на полу в прозрачной окровавленной тунике лежала молодая девушка, в шею которой была воткнута острая оперенная стрела. Это была стрела из колчана молодого охотника, которой он ранил убегающую от него самку оленя. Охотник похолодел от ужаса, и понял, что попал в очень плохую историю, и что, возможно, часы его жизни уже сочтены.