— Ничего, славный ярл. Я передам моему хозяину все сказанное тобой слово в слово.

Эрик лениво машет рукой.

— Тогда иди. А с закатом солнца снова будь у меня. Спеши, не теряй зря времени.

Фигура в плаще отвешивает низкий поклон и шагает к выходу. Едва за ней задергивается полог, один из сотников, в течение всего разговора не спускавший глаз с раба, оборачивается к Эрику.

— Ярл, ты уверен, что это тот человек, о котором говорил Хозрой? — спрашивает он.

Эрик с удивлением на него смотрит.

— От кого он может быть еще?

— Это не раб, — убежденно говорит Рогнар. — Я видел много рабов, но он на них непохож. Я смотрел на его осанку, вслушивался в его голос, и я говорю: он чувствует себя равным нам.

— Он назвал тайное слово, известное только мне и Хозрою.

— Только поэтому он и ушел живым, — угрюмо цедит сквозь зубы Рогнар. — И все-таки что-то настораживает меня. Кажется, я уже где-то видел этого человека, слышал его голос.

— Может, ты видел его у Хозроя? — предполагает Эрик. — Или встречал в империи. Ведь рабы меняют хозяев так же часто, как монеты кошельки.

Рогнар отрицательно качает головой.

— Нет, ярл, я никогда не запомнил бы раба, для меня они, все одинаковы.

— А может, он просто похож на кого-то?

— Может. И все-таки я чую: этот человек принесет нам беду.

— Пустое, Рогнар. Что может сделать жалкий раб?

— Предать. Трел — это говорящее животное, а ведь — даже собака иногда кусает своего хозяина. Он может открыть наш. тайный сговор киевлянам.

Эрик задумывается, медленно гладит бороду.

— Ты прав, Рогнар, — наконец говорит он. — Золото — великий искуситель, тем более для ничего не имеющего раба. Но неужели из-за твоего подозрения мы должны отказаться от возможности малой кровью захватить Киев?

— Нет, ярл, возможно, это наш единственный способ взять город. Давай доверимся рабу, но не до конца. Мы собирались напасть на Жидовские ворота, а давай нападем на Ляшские. Пусть наш путь станет длиннее, но так вернее.

Бескрайняя степь спит, приближается самый тревожный утренний час — время между зверем и собакой. Минуты, когда волк, хозяин ночной степи, уходит перед рассветом от человеческого жилья, уступая на день свое место собаке, а та, трусливо поджав хвост, еще боится покинуть своего защитника — человека. В эти мгновения степь ничья, на ее равнинах царят покой и тишина, все сковано сном.

Воевода Ярополк кладет руку на холку коня, смотрит на стоящих против него тысяцких.

— Вперед, други! И пусть ни одного хазарина не минует русский меч!

Тридцать сотен русских конников были тайно возвращены из-под Искоростеня за Днепр, в степь. Бывалые русские воеводы отлично знали, какие ненадежные соседи у Киева с востока и юга, а поэтому конница Ярополка должна была стать надежным заслоном на возможных путях печенегов или хазар. Дозорные Ярополка давно уже следят за хазарской ордой, неотступно идут за ней следом. Это по его приказу русские сторожевые посты, дабы усыпить осторожность хазар, не зажгли костров. И сейчас, когда степняки чувствуют себя в полной безопасности и отдыхают перед броском на Киев, расчетливый Ярополк и решил дать им бой.

Предрассветную тишину раскалывает топот сотен копыт, громкое ржание, звон оружия. Сметая на пути дремлющие хазарские секреты, на спящую орду обрушивается лавина всадников. Пройдясь по полусонным, ничего не понимающим хазарам копытами коней и клинками мечей, всадники достигают берега реки. Здесь, разделившись на две части, они скачут назад, отсекая пеших ордынцев от их лошадей, выстраиваются сплошной стеной между хазарским лагерем и отпущенными на ночные пастбища табунами.

Протирая на ходу заспанные глаза, хан с обнаженной саблей в руке выскакивает из шатра. То, что он видит, заставляет его оцепенеть. Два тесных строя конных, зажав его воинов с двух сторон, отсекают их от коней: привстав на стременах, чужие всадники засыпают мечущихся хазар ливнем стрел. А со стороны степи, уперев фланги в ряды своих конников, уже надвигаются плотные шеренги пеших воинов, несущих впереди себя сплошной частокол острых копий. И в сером предутреннем полумраке хан сразу узнает так нежданно свалившегося ему на голову врага — это русы.

Отбросив в сторону саблю и упав на колени, хан протягивает к небу руки, издает протяжный вопль, похожий скорее на волчий вой. Так воет матерый степной хищник в предвидении своего скорого конца…

Три сотни викингов под командованием ярла Эрика выступают к стенам Киева ночью. Едва отсвечивающая под луной лента Днепра исчезает за крутизной берега, ярл останавливает идущего впереди раба.

— Трел, как хочешь вести нас?

— Скоро будет овраг, по его дну мы подойдем почти к самым городским стенам. Левее от выхода из оврага и будут Жидовские ворота.

— Мы не пойдем по оврагу. Бери сейчас вправо и веди нас к Медвежьему озеру. А уже от него ты поведешь нас к Ляшским воротам.

Раб из-под капюшона плаща изумленно смотрит на Эрика.

— Ты же хотел к Жидовским, светлый ярл?

— К Ляшским. Я передумал, веди, куда велю.

— Да, господин, — склоняет голову раб.

— Я сегодня видел плохой сон, — с усмешкой говорит Эрик. — Боги открыли мне, что ты замыслил дурное. Так знай, что при первом подозрении стрелы моих викингов пронзят тебя. Не забывай об этом, иди. К рассвету мы должны быть у ворот…

Приказ ярла вести викингов к Ляшским воротам путает все планы мнимого раба, а на самом деле сотника Ярослава. Вместе с дружинниками тысяцкого Микулы, вернувшегося вчера в Киев, в городе всего четыреста воинов, и половина из них сейчас ждет викингов в засаде на выходе из оврага у Жидовских вооот. А вместо этого он приведет врагов к беззащитным Ляшским воротам. Нет, этого делать нельзя. Но что можно сделать? Отказаться вести варягов? Но Эрик когда-то охотился в этих местах с князем Игорем. Вдруг он сам найдет дорогу?

И тут Ярослава озаряет. Медвежье озеро! Именно здесь прошлой зимой объявился медведь-шатун, не набравший за лето жира и потому не залегший в берлогу. В поисках пищи он нападал на людей. И тогда князь Игорь приказал уничтожить голодного бродягу. В числе прочих ловушек было вырыто и несколько глубоких ям, прикрытых сверху жердями и тщательно замаскированных, дно которых было густо утыкано острыми кольями. Их копали под наблюдением Ярослава, и он до сих пор отлично помнит их расположение. Одна из этих ловушек была вырыта недалеко от озера, рядом со священным дубом.

— Скоро Медвежье озеро, — говорит Ярослав. — От священного дуба мы пойдем не по тропе, а в обход.

— Почему? — подозрительно спрашивает Эрик.

— На тропе возле дуба мы можем встретить русов, идущих держать совет с душами своих спустившихся на землю предков, — отвечает Ярослав. — А лишние глаза нам ни к чему.

— Хорошо, трел, веди в обход, — разрешает Эрик.

Ярослав разговаривает с ярлом, а глаза и мысли сотника обращены совсем не к нему, а к огромному, развесистому дубу-исполину, хорошо видному на фоне светлеющего неба.

О, священный дуб, твои корни пьют живительные соки в подземном мире, твой могучий ствол высится между небом и землей, а твои ветви-руки уходят в небо. О, священный дуб бессмертия, ты связываешь сегодняшний день — явь с миром уже живущих на небе душ — навью, по твоим ветвям спускаются лунными ночами на землю души умерших предков. О, боги, обитающие на вечном древе жизни, взгляните на своего внука, идущего сейчас выполнить последний долг воина, позвольте и его душе взойти по священному дубу на небо. Смерть не страшна внуку Перуна, ибо воин-русич рождается, чтобы умереть в бою, а умирает, чтобы вечно жить на небе. Боги, примите душу своего внука, дайте ей место на ветвях священного дуба!

Ярослав сворачивает с тропы, ведущей к дубу, медленно идет в сторону от нее. Вот и пологий спуск в глубокую, заросшую кустами лощину, вот и склонившийся набок граб, рядом с которым вырыта яма-западня. Земля, которой покрыты сверху жерди-перекладины, густо заросла травой, смертельная ловушка ничем не напоминает о своем существовании. Затаив дыхание Ярослав осторожно делает первый шаг по настилу, второй, он чувствует, как вначале слабо спружинила под ногами земля, как прогнулась она под очередным его шагом. Еще шаг-два, и настил не выдержит тяжести Ярослава и трех идущих рядом с ним варягов.