Евгений Николаевич моложе меня лет на пять. Мы с ним одного роста, но в плечах он уже, худощав и оттого кажется хрупким. Лицо этого потомственного россиянина, скорее, грузинское. Черные-черные волнистые волосы, смуглая кожа, резко очерченные брови и голубые умные глаза. Родился он под Москвой, в деревне Филино, той, что находится в двух километрах от Сходни. Когда-то там была Московская областная планерная школа, и многие филинские ребята по традиции стремились в авиацию.

Но юный Глебов избрал себе другой путь. Он стал астрономом и к моменту нашего знакомства уже имел ученую степень доктора физико-математических наук.

Его эрудиция и память не имели границ — позже мне довелось в этом удостовериться. Временами он казался рассеянным, но вскоре я понял, что это признак глубокой сосредоточенности. В разговоре он не позволял себе отвлекаться, не прерывал собеседника и обнаруживал редкостный талант внимательного слушателя.

Тридцатиградусная московская жара действовала угнетающе. Евгений Николаевич по моей просьбе извлек из холодильника нарзан и кефир и теперь наблюдал, как я с величайшей осторожностью дозировал то и другое.

— Чудо! — воскликнул он, попробовав шипучей белой смеси. — Никогда не подозревал, какое богатство у меня в холодильнике… Ваше изобретение?

— Нет, — признался я. — Как-то много лет назад в пионерском лагере, в Дарачичаге, я познакомился с древним стариком, чабаном. Возле лагеря, в лесу, бил родник минеральной воды — Тути джур. Старик, армянин, и научил меня смешивать эту воду с кислым молоком — армянский коктейль. Говорил, что напиток этот жизнь человеку продлевает.

— Замечательно! Не знал я, какой вы мастер.

— Можно подумать, что вы хоть что-нибудь обо мне знаете.

— Ну-с… Мне известна ваша любовь к аквалангам…

— Гм!

— … и ваше намерение написать книгу очерков о подводных экскурсиях.

— Как вы могли узнать?

— От нашего общего знакомого, Андрея Ивановича…

— Шелеста?

— Так точно. Вы давно виделись с ним?

— Около года. Он первым в нашем подразделении перешел в группу космонавтов. С тех пор мы и не виделись.

— А я назначен штурманом в его экипаж, — как бы между прочим заметил Евгений Николаевич, и его голубые, всегда улыбающиеся глаза построжали. — А сейчас об аквалете. У меня к вам предложение, даже просьба.

— Слушаю вас.

— Аквалет готов. Шелест настоятельно рекомендует вас в качестве испытателя. Да что тут разговаривать! — Евгений Николаевич взял с письменного стола альбом с чертежами и фотографиями аквалета и подал мне.

Едва я взглянул на них, как мой извечный противник — шайтан, — всегда живущий в моей груди и закрывающий пути к спокойной жизни, засуетился и стал нашептывать:

«Это именно то, чего тебе не хватало до сих пор!»

«Но я же не водолаз», — мысленно возразил я.

«Глупец! — разозлился шайтан. — А твой акваланг?»

«Может быть, за испытание этой штуки разумнее взяться другому?» — мягко сопротивлялся я.

«И отказаться самому проникнуть поглубже в подводный мир?!» — усмехнулся шайтан.

«Разве я сказал, что отказываюсь?»

«Я бы стал вращаться от удивления, как этот вентилятор! Чего ты еще раздумываешь? Решили, что ли? Вперед!»

«Только вперед!»

«Давно бы так. А теперь давай рассмотрим, что это за штука. Я ведь большой любитель технических новинок! Закури. Портсигар у тебя в левом кармане, а это папиросы хозяина — имей совесть!»

Я отдернул руку, но Евгений Николаевич любезно пододвинул ко мне папиросы и пепельницу:

— Пожалуйста, не стесняйтесь. Так вы не возражаете?

— Расскажите лучше… — деловым тоном начал я.

— … как вам согласовать все с вашим командованием? Это я беру на себя.

… Через три дня мы вылетели с Евгением Николаевичем в Симферополь, там пересели на вертолет и приземлились в небольшом селении на берегу моря.

Вот он, мой красавец — крылатый подводный самолет!

Представьте себе небольшую пузатую авиетку без колес и воздушного винта. Корпус планера сделан из зеркалита — фторопластической массы, и потому поверхность его внешне напоминает зеркало, а изнутри — обычное стекло.

Стенки корпуса двойные, с отсеками. В отсеках — несколько плоских портативных аккумуляторов. В средней части корпуса, в круглом тоннеле, — мощный насос: передние элементы его Должны всасывать воду, а задние — выталкивать. При этом будет возникать сильная, как у гидромонитора, реактивная струя.

На конце утолщенного фюзеляжа — самолетный хвост с рулями направления и глубины (ведь не зря же в авиации рули высоты долгое время назывались рулями глубины!).

Крылья прозрачные, профиль утолщенный, симметричный. Внутри крыльев — резервуары, при погружении они заполняются водой. А вот и главный «фокус»: крыло перевернутого профиля расположено под таким углом к продольной оси аквалета, что общая слагаемая гидродинамических сил, возникающая при движении, направлена не вверх, как у самолета, а вниз! В общем, самолет наоборот: вместо подъемной возникает сила, увлекающая машину вниз.

Конечно, аквалет рассчитан на небольшие глубины, до тысячи метров, но я знал — ни одно подводное средство передвижения не обладает такой быстротой погружения и маневренностью.

Наконец сама кабина — удлиненное большое яйцо из зеркалита. Она просто вставляется в фюзеляж и крепится к его трем узлам. Внутри узлов имеются пиропатроны для катапультирования кабины, если аквалет застрянет в подводных скалах.

И вот я в кабине. Здесь, в носовой части, — телевизионный передатчик и приборная доска. Под сиденьем аквапилота (вот уже и наименование моей новой специальности) — аппаратура для различных видов подводной съемки.

В управлении аквалета много знакомого. Впрочем, вот и новое — тормозные педальки, расположенные над педалями руля поворота. Не удивляйтесь! Я не оговорился: это педали заднего хода, они заставляют насос реверсивного типа гнать воду в обратном направлении. Если нажать на тормозные педали во время движения аквалета, то скорость подводного самолета начнет быстро падать. А если продолжать нажимать педали, машина даже может медленно пойти назад.

Для первого погружения мы выбрали яркий полдень. Небо было ясное, и тучи не поглощали света — обстоятельство, весьма желательное для подводных плаваний.

Привязавшись к сиденью ремнями, я кивнул Евгению Николаевичу и закрыл герметическую дверцу кабины. Кислородное оборудование исправно, включаю аккумуляторы и нажимаю на рычаг погружения. Над моей головой сомкнулись воды Черного моря. Глубина пять метров, десять… Слышу цоканье копыт, скрежет, лязг металла, чьи-то тяжелые вздохи — голоса подводного мира.

Справа от меня в синеватый полумрак опускаются губчатые скалы, покрытые полосами водорослей. Прямо передо мной замер морской конек. Он изумленно рассматривает свое отражение в зеркалите, затем, слегка шевельнув хвостом и не меняя вертикальной позы, направляется навстречу «собрату».

Я приостановил погружение. Потом, чуть двинув аквалет вперед, стукнул чудака по носу — конек завертел хвостом, точно винтом, и исчез.

Огромный окунь с широкими красными полосами и белым брюхом натолкнулся на прозрачное крыло, стал на голову и широко открыл рот перед непонятным ему препятствием. Колючая скорпена, лежа на выступе скалы, укоризненно смотрела на глупого окуня.

Молодые ставриды покусывали сзади тонкое ребро крыла, вероятно, приняв его за медузу. Крохотные барабульки стремительно пронеслись надо мной.

Погрузившись метров на тридцать, я включил насос. За спиной знакомые звуки: так у меня дома работает холодильник

«Днепр»… Скалы медленно двинулись назад. Я увеличил скорость до двадцати, сорока, пятидесяти, ста километров в час. Аквалет стремительно летел вдоль берега, распугивая рыбу.

Я знал карту района наших испытаний, одного из самых глубоководных у южного побережья, был уверен, что здесь мне не угрожают ни рифы, ни подводные вершины, и потому чувствовал себя, как в ясном небе, вдалеке от трасс Аэрофлота и военных аэродромов.