Но оглушенный на мгновение Клейтон быстро пришел в сознание. Это было подобно пробуждению в незнакомой комнате. Он пролетел через слой облаков и попал под проливной тропический ливень. Этому прохладному дождю он и был обязан своим спасением. Дождь привел его в чувство как раз вовремя, чтобы выдернуть вытяжной трос парашюта, пока еще оставались секунды в запасе. Парашют над ним раскрылся, и его тело дернулось от внезапного и резкого торможения.

Прямо под ним колыхалось море листвы под ударами падавшей массы дождя. Парашют Клейтона зацепился за ветви дерева, и он повис более чем в сотне футов над землей. Так закончился его полет навстречу смерти.

В ту же минуту он услышал сильный треск и глухой взрыв, сопровождаемый яркой вспышкой.

Погребальный костер «Прекрасной леди» осветил угрюмый мокрый лес.

Клейтон ухватился рукой за маленькую ветку и подтянулся на большом суку, способном выдержать тяжесть его тела.

Потом он снял с себя лямки парашюта и спасательную куртку.

Его форма и нижнее белье были мокрыми до последней нитки. Прежде всего он освободился от ботинок, которые без сожаления отшвырнул в сторону… За ними последовали револьвер и патронташ, потом носки, китель, брюки и белье.

Он оставил только трусы и нож.

Затем Клейтон полез наверх, чтобы освободить зацепившийся за ветки парашют.

Он обрезал все веревки, свернул шелк в небольшой тюк и веревками привязал его к себе на спину.

Теперь можно было спускаться по сучьям. С самого нижнего сука почти до земли свисали гигантские ползучие растения. Он слез по ним с ловкостью обезьяны.

Из шелка парашюта он смастерил себе набедренную повязку. Чувство радости жизни охватило его. То, что он однажды потерял, теперь вернулось к нему. То, что он любил больше всего на свете. Свобода! Одежда, даже военная форма все же были для него символом рабства. Они связывали его, как цепи сковывали раба на галере, хотя он и носил военную форму с гордостью. Но освободиться от нее, не потеряв чести, было все же лучше. Что-то подсказывало ему, что он сможет послужить своей стране не хуже, чем в военном мундире. Ведь не случайно судьба привела его в самую цитадель врага!

Проливной дождь омывал его бронзовое тело, стекал ручьями с его темных волос. Он поднял лицо кверху. Крик восторга чуть было не вырвался из его груди, но Клейтон сдержал его – ведь он был в тылу врага.

Потом он вспомнил о своих товарищах. Те, кто приземлились неподалеку, слышали взрыв самолета и, наверняка, попытаются найти его. И он направился в сторону, где упал самолет. По пути он внимательно смотрел на землю, так как искал одно растение. Он не очень надеялся найти его в этой незнакомой местности, но ему повезло. Сорвав несколько больших листьев, он сначала растер их в ладонях, а потом соком обтер все тело и лицо. После этого он влез на дерево и ринулся вперед, перепрыгивая с одного дерева на другое. Продвигаться таким образом было легче, чем продираться через густые, оплетенные лианами кустарники.

Вскоре он увидел человека, пробиравшегося к рухнувшему самолету. Это был Джерри Лукас.

Он остановился над Джерри и окликнул его по имени. Пилот огляделся по сторонам и никого не увидел. Его осенило посмотреть наверх, и, узнав голос, он воскликнул:

– Черт побери, где вы, Клейтон?

– Если я спрыгну, то сяду вам прямо на плечи. Лукас посмотрел наверх и широко раскрыл рот от изумления. Почти нагой гигант расположился на дереве прямо над ним. V него мелькнула мысль: «У парня неладно с башкой. Может быть, он стукнулся головой, когда приземлялся, а может быть, это результат шока».

– С вами все в порядке? – спросил он.

– Да, – ответил Клейтон. – А как вы?

– В добром здравии и в хорошем настроении.

Они находились вблизи от упавшей «Прекрасной леди». Пламя поднималось высоко над ней, охватив некоторые стоявшие рядом деревья.

Когда они приблизились, насколько позволял жар, они увидели Бубеновича.

Бубенович увидел Лукаса и радостно приветствовал его. Но он не заметил Клейтона, пока тот не спрыгнул с дерева.

Бубенович схватился было за револьвер, но тут же узнал англичанина.

– Что за чертовщина! – воскликнул он. – Что случилось с вашей одеждой?

– Я выбросил ее.

– Выбросили? Клейтон кивнул.

– Она мокрая и неудобная. Бубенович недоуменно потряс головой. Его взгляд блуждал по телу англичанина и наткнулся на нож, заткнутый за пояс.

– Где ваш револьвер? – спросил он.

– Я его тоже выбросил.

– Вы, должно быть, сошли с ума, – сказал сержант. Стоявший позади Клейтона Лукас неодобрительно покачал головой, но бестактное замечание сержанта, казалось, ничуть не задело Клейтона, как этого опасался пилот. Он только сказал:

– Нет, я не сошел с ума. Вы свой также выбросите очень скоро. Не позже, чем через двадцать четыре часа, он отсыреет и будет бесполезен. А вот нож не теряйте и держите его всегда чистым и острым. Он может пригодиться и не наделает столько шума, сколько револьвер.

Лукас смотрел, как пламя пожирало останки самолета.

– Все ли успели выпрыгнуть? – спросил он Бубеновича.

– Да. Лейтенант Барнхэм и я прыгнули вместе. Он должен быть где-нибудь здесь поблизости. Все, кто остался жив, выпрыгнули.

Лукас поднял голову и закричал:

– Лукас вызывает! Издалека послышался ответ:

– Розетти – Лукасу! Ради бога, подойдите и снимите меня отсюда!

– Роджер! («все в порядке, сигнал понят»), – крикнул Лукас.

Трое мужчин двинулись в направлении, откуда доносился голос Шримпа.

Они нашли его висящим на лямках парашюта в доброй сотне футов над землей.

Лукас и Бубенович посмотрели наверх и почесали затылки.

– Как вы собираетесь снять меня? – спросил Шримп.

– Через некоторое время ты сам созреешь и упадешь, – ответил Бубенович.

– Тебе смешно! А где вы подобрали болвана без одежды?

– Это полковник Клейтон, дурачок, – ответил Бубенович.

– О-о!

Как много содержания можно вложить в одно короткое восклицание.

– Извините его, сэр. Он не знаком с хорошим тоном. Он родом из пригорода Чикаго, пресловутого Чичеро.

Лукас побагровел, а Клейтон лишь улыбнулся.

– Простите его, сэр. Он не выносит англичан.

– Как вы собираетесь снять меня? – снова спросил Шримп.

– Может быть, мы придумаем что-нибудь, например, к завтрашнему дню? – не прекращая острить, ответил Бубенович.

– Вы собираетесь оставить меня здесь наверху на всю ночь? – жалобно завопил башенный стрелок.

– Я сниму его, – сказал Клейтон.

На дереве, где висел Шримп, не было ползучих растений, которые свисали бы достаточно близко к земле. Клейтон подошел к соседнему дереву и, подобно обезьяне, вскарабкался наверх по стволу вьющегося дикого винограда. Потом он нашел лиану, свободный конец которой примерно на пять футов не доставал до земли. Испытав ее прочность, он раскачался на ней, отталкиваясь от ствола дерева ногами. Дважды он пытался достать лиану, которая свисала с дерева Шримпа, но его пальцы лишь касались ее.

На третий раз ему удалось крепко ухватиться за лиану. Он испробовал ее на прочность также, как и первую, затем, обмотав первую вокруг руки, он вскарабкался по второй к Шримпу. Очутившись напротив него, он все же не мог дотянуться до стрелка, так как тот висел слишком далеко от ствола дерева. Клейтон бросил ему свободный конец лианы, на которой он перебрался с соседнего дерева.

– Хватайте конец, – крикнул он, – и крепко держите!

Розетти схватил лиану, а Клейтон начал его подтягивать к себе, пока ему не удалось ухватиться за одну из строп парашюта. Клейтон сидел на прочном суку и смог поставить Розетти рядом с собой.

– Снимите лямки парашюта и спасательную куртку, – приказал он.

Когда Шримп сделал это, Клейтон перебросил его через плечо, схватил лиану, которая была притянута к нему с соседнего дерева, и соскользнул с сука.

– Черт! – завопил Розетти, когда они понеслись через пространство, разделявшее два дерева.