"Наплыв: собор святого Азазела изнутри. Бывший храм пресвятой Марии Гваделупской претерпел лишь небольшие внешние изменения. Стоящие в боковых нефах гипсовые фигуры святого Иосифа, Марии Магдалины, святого Антония Падуанского и святой Розы Лимской просто-напросто выкрашены в красный цвет и снабжены рогами. На алтаре все осталось без изменений, только распятие уступило место паре огромных рогов, вырезанных из кедра..."

Не правда ли, жутко? И именно из-за простоты манипуляции...

Так чему человечество будет истово поклоняться через пятьдесят, через сто лет?

Христианство, одной из заповедей которого испокон веку было "не убий", не может убедить католиков и протестантов в Северной Ирландии, идущих друг на друга с автоматами Калашникова в руках.

По природе своей мирный, ислам породил фанатиков-террористов, для которых главной жизненной задачей стало уничтожение "неверных".

Страшно даже подумать о том, что в их руках может оказаться ядерное оружие. Но ведь и об этом тоже писал Хаксли в частном письме от 10 августа 1945 года, через четыре дня после того как американцы сбросили на Хиросиму первую атомную бомбу:

"Должен признать, что мир с висящей над нами атомной бомбой представляется мне вовсе не безмятежным. Государства, получившие с помощью науки сверхчеловеческую военную мощь, всегда напоминают мне Гулливера, которого гигантская обезьяна принесла на крышу дворца короля Бробдингнегов: разум, благородство и духовность, все, что является чертами индивидуальности, попадает в объятия коллективной воли, которая обладает интеллектом уличного мальчишки лет четырнадцати и физической властью Бога".

Хаксли действительно обладал даром провидца - как точно он описал то, чему свидетелями мы являемся уже в наши дни. С развитием цивилизации, достигнув высоких вершин в науке, человечество отнюдь не утратило своей агрессивности. Более того, эта агрессивность часто вовсе лишена логики примером могут служить дикие вспышки национализма.

Как человек, воспитанный в традициях приоритета духовности и поклонявшийся разуму, Хаксли болезненно переживал свои пророчества. Гуманист старого закала, он еще долго верил в то, что есть некий спасительный путь. Но Дикарь, держащий под мышкой потрепанный томик Шекспира и отстаивающий свое право на страдание, не может быть положительным героем в жестокой антиутопии XX века.

Наверное, какое-то время Хаксли действительно верил в благотворную силу культуры, искусства, философии на ниве исправления человеческих пороков. Но, будучи человеком умным, вскоре разочаровался в возможностях призывов и проповедей.

Нравственное усовершенствование, пропаганде которого уделено немало места и в романе "После многих лет умирает лебедь" (1939), ставится под сомнение его гротескно-фантастической концовкой: проводимый эксперимент по продлению человеческой жизни удался, но двухсотлетний Homo Sapiens превратился в отталкивающую обезьяну.

Все же идея окончательного крушения, полного тупика человечества была для Хаксли неприемлемой. В своем последнем романе "Остров" (1962) - надо сказать, откровенно скучном - писатель как будто предлагает некий выход: в религии какая-то разновидность буддизма, отказ от современной техники и примитивный уровень развития экономики. Этот прогноз пока не сбывается. Но кому в самом деле ведомо будущее?

Ясно одно: Хаксли - одна из ярчайших звезд на интеллектуальном небосклоне XX века. И если все-таки разум победит и человечество выживет, в том будет немалая заслуга писателя.