Может, улизнем вместе куда-нибудь в тихое местечко, где можно выпить?
– С удовольствием, – сказала Ширли. – Здесь с каждой минутой все больше становится похоже на зверинец.
Довольные, что сбежали, они вышли на улицу. Вечерело, было прохладно, Уайлдинг остановил такси.
– Поздновато для выпивки, – сказал он, взглянув на часы, – к тому же мы и так выпили немало. По-моему, уместнее поужинать.
Он дал адрес маленького, но дорогого ресторана на Джермин-стрит.
Сделав заказ, он через стол улыбнулся своей гостье.
– Наконец-то со мной случилось нечто приятное после возвращения из диких мест. Я и забыл, как безобразны эти лондонские коктейль-приемы. Зачем люди на них ходят? Зачем я пошел? Зачем вы?
– Наверное, стадный инстинкт, – легко отозвалась Ширли.
От ощущения приключения у нее разгорелись глаза. Она смотрела на красивого загорелого мужчину напротив. Ей было приятно, что она увела с приема светского льва.
– А я все про вас знаю, – сказала она. – И я читала ваши книги!
– Я не знаю о вас ничего, только имя – Ширли. А дальше как?
– Глин-Эдвард с.
– И вы замужем. – Он остановил взгляд на кольце.
– Да. И живу в Лондоне, и работаю в цветочном магазине.
– Нравится ли вам жить в Лондоне, работать в цветочном магазине и ходить на коктейль-приемы?
– Не очень.
– А что бы вы хотели делать, или кем быть?
– Дайте подумать. – Ширли полуприкрыла глаза. – Я хотела бы жить на острове, далеко ото всех. Я жила бы в белом доме с зелеными ставнями и целыми днями абсолютно ничего не делала. На острове было бы полно фруктов, и громадные гирлянды, сплетенные из разных цветов, все чудно пахнут, и каждую ночь луна, а море по вечерам темно-красное…
Она вздохнула и открыла глаза.
– Почему все мечтают об островах? Я думаю, настоящий остров не будет таким красивым.
Ричард Уайлдинг мягко проговорил:
– Как странно, что вы так сказали.
– Почему?
– Я мог бы вам предложить такой остров.
– Вы хотите сказать, ваш собственный остров?
– Большая его часть моя. Он очень похож на тот, что вы описали. По вечерам море там винно-красное, а моя вилла белая с зелеными ставнями, цветы растут так, как вы описывали, в дикой путанице оттенков и запахов, и никто там никуда не спешит.
– Чудесно! Остров мечты.
– Но он реальный.
– Как же вы можете оттуда уезжать?
– Я неугомонный. Но когда-нибудь я туда вернусь и больше не уеду.
Пришел официант, принес первое блюдо и разрушил очарование Они заговорили о повседневных вещах.
Под конец Уайлдинг подвез ее домой. Ширли не пригласила его зайти. Он сказал:
– Я надеюсь, мы еще встретимся?
Пожимая ей руку, он задержал ее дольше необходимого. Она вспыхнула и отняла ее.
Этой ночью ей снился остров.
– Ширли?
– Да?
– Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?
Она кивнула.
Она не смогла бы описать последние три недели. Они были пронзительно нереальны. Она прошла сквозь них в состоянии некой прострации. Она понимала, что должна бы устать, – она и устала, но кроме усталости на нее снизошло изысканное, дурманящее ощущение нереальности происходящего.
И в этом дурмане сместились и изменились ценности бытия.
Генри и все с ним связанное отступили и растворились в тумане. На передний план дерзко выступила романтическая фигура Ричарда Уайлдинга – и заслонила собою все.
Она посмотрела на него серьезно и задумчиво.
– Ширли, разве ты меня нисколько не любишь?
– Не знаю.
Что же она чувствует? С каждым днем этот мужчина все больше и больше занимает ее думы. Его близость возбуждает. Она понимает, что это опасно, что она в любой момент может поддаться порыву страсти. Но она точно знает, что не хочет отказываться от встреч с ним.
Ричард сказал:
– Ширли, ты очень тактична. Ты никогда не говоришь о своем муже.
– А зачем?
– Но я многое слышал.
– Люди любят болтать.
– Он относится к тебе несправедливо и, кажется, не по-доброму.
– Да, Генри недобрый человек.
– Он не дает тебе того, что должен давать, – любовь, заботу, нежность.
– Генри меня любит – по-своему.
– Возможно. Но ты хочешь большего.
– Я привыкла.
– Но теперь ты хочешь. Хочешь свой остров, Ширли.
– О, остров! Это мечты.
– Мечта может стать реальностью.
– Не думаю.
– Она может стать реальностью.
На террасу, где они сидели, с реки набежал легкий ветерок. Ширли встала и запахнула на себе пальто.
– Не надо больше так говорить, – сказала она. – Это глупо и опасно, Ричард.
– Может быть. Но ты не любишь мужа, Ширли, ты любишь меня.
– Я жена Генри.
– Ты любишь меня.
Ширли снова сказала:
– Я жена Генри.
Она повторила это, как заклинание.
Когда она пришла домой. Генри лежал растянувшись на диване. На нем был белый фланелевый костюм.
– Кажется, я растянул мышцу. – Он сморщился от боли.
– Что ты делал?
– Играл в теннис в Роухэмптоне.
– Со Стивеном? Я считала, что ты поехал играть в гольф.
– Мы передумали. Стивен взял Мери, а четвертой была Джессика.
– Джессика – это та чернявая девица, с которой мы познакомились позавчера?
– Э-э… да.
– Она твоя нынешняя?
– Ширли! Я же тебе говорил, я обещал…
– Что значат обещания! Она – нынешняя, я вижу по глазам.
Генри хмуро сказал:
– Если ты хочешь выдумывать…
– Если я захочу выдумывать, – пробормотала Ширли, – я выдумаю остров.
– Почему остров?
Генри сел и сказал:
– У меня ноет все тело.
– Ты завтра лучше отдохни. Для разнообразия устрой спокойное воскресенье.
– Да, это будет неплохо.
Но наутро Генри объявил, что у него все прошло.
– Вообще-то мы договорились сегодня продолжить.
– Ты, Стивен, Мери и Джессика?
– Да.
– Или только ты и Джессика?
– Нет, мы все, – с легкостью ответил он.
– Какой же ты врун, Генри.
Но она сказала это беззлобно, даже с улыбкой. Она вспомнила молодого человека, которого встретила четыре года назад на партии в теннис. Как привлекательна была тогда эта его отстраненность – сейчас он был таким же отстраненным.
Смущенный юноша, который пришел на следующий день и изворачивался, разговаривая с Лаурой до прихода Ширли, – это тот же самый молодой человек, который теперь охотится за Джессикой.
«Генри не меняется, – подумала она. – Он не хочет меня ранить, но такой уж он человек. Всегда делает то, что хочет».
Заметив, что Генри прихрамывает, она решительно сказала:
– Я думаю, тебе нельзя сегодня играть в теннис, у тебя растяжение. Может, отложишь до следующей недели?
Но Генри хотел пойти, и пошел.
Вернулся он в шесть часов и упал на кровать. Вид у него был такой скверный, что Ширли встревожилась.
Несмотря на протесты Генри, она позвонила и вызвала врача.