Те же и Анютка. Анютка входит.

Аким. А! умница. Все хлопочешь! Перезябла, я чай?

Анютка. И то озябла страсть. Здорово, дедушка.

Анисья. Ну, что? Тама?

Анютка. Нету. Только Андриян там из города, сказывал, видел их еще в городу, в трактире. Батя, говорит, пьяный-распьяный.

Анисья. Есть хочешь, что ли? На вот.

Анютка (идет к печи). Уж и холодно же. И руки зашлись.

Аким разувается. Анисья перемывает ложки.

Анисья. Батюшка!

Аким. Чего скажешь?

Анисья. Что ж, Маришка-то хорошо живет?

Аким. Ничаво. Живет. Бабочка, тае, умная, смирная, живет, значит, тае, старается. Ничаво. Бабочка, значит, истовая, и все, тае, старательная и, тае, покорлива. Бабочка, значит, ничаво, значит.

Анисья. А что, сказывали, с вашей деревни, Маринкиному мужу родня, нашу Акулину сватать хотели. Что, не слыхать?

Аким. Это Мироновы? Болтали бабы чтой-то. Да невдомек, значит. Притаманно, значит, не знаю, тае. Старухи что-то сказывали. Да не памятлив я, не памятлив, значит. А что ж, Мироновы, тае, мужики, значит, тае, ничего.

Анисья. Уж не чаю, как просватать бы поскорее.

Аким. А что?

Анютка (прислушивается). Приехали.

Те же и Никита. (Входит Никита пьяный с мешком и узлом под мышкой и с покупками в бумаге, отворяет дверь и останавливается.)

Анисья. Ну, не замай их. (Продолжает мыть ложки и не поворачивает головы, когда отворяется дверь.) Никита. Анисья, жена! Кто приехал?

Анисья взглядывает и отворачивается. Молчит.

Никита (грозно). Кто приехал? Аль забыла?

Анисья. Будет форсить-то. Иди.

Никита (еще грознее). Кто приехал?

Анисья (подходит к нему и берет за руку). Ну, муж приехал. Иди в избу-то.

Никита (упирается). То-то, муж. А как звать мужа-то? Говори правильно.

Анисья. Да ну тебя – Микитой.

Никита. То-то! Невежа – по отчеству говори.

Анисья. Акимыч. Ну!

Никита (всё в дверях). То-то. Нет, ты скажи, фамилия как?

Анисья (смеется и тянет за руку). Чиликин. Эка надулся!

Никита. То-то. (Удерживается за косяк.) Нет, ты скажи, какой ногой Чиликин в избу ступает?

Анисья. Ну, буде – настудишь.

Никита. Говори, какой ногой ступает? Обязательно сказать должна.

Анисья (про себя). Надоест теперь. Ну, левой. Иди, что ль.

Никита. То-то.

Анисья. Ты глянь-ка, в избе-то кто.

Никита. Родитель? Что ж, я родителем не гнушаюсь. Родителю могу уважение исделать. Здорово, батюшка. (Кланяется ему и подает руку.) Наше вам почтение.

Аким (не отвечая). Вино-то, вино-то, значит, что делает. Скверность!

Hикита. Вино? Что выпил? Это окончательно виноват, выпил с приятелем, проздравил.

Анисья. Иди ложись, что ль.

Никита. Жена, где я стою, говори.

Анисья. Ну, ладно, иди ложись.

Никита. Я еще самовар с родителем пить буду. Ставь самовар. Акулина, иди, что ль.

Те же и Акулина.

Акулина (нарядная, идет с покупками. К Никите). Ты что ж все расшвырял. Пряжа-то где?

Никита. Пряжа? Пряжа там. Эй, Митрич! Где ты там? Заснул? Иди лошадь убери.

Аким (не видит Акулины и глядит на сына). Что делает-то! Старик, значит, тае, уморился, значит, молотил, а он, тае, надулся. Лошадь убери. Тьфу! Скверность!

Mитрич (слезает с печи, обувает валенки). О господи милослевый! На дворе лошадь-то, что ль? Уморил, я чай. Ишь, дуй его горой, налакался как. Доверху. О господи! Микола-угодник. (Надевает шубу и идет на двор.)

Никита (садится). Ты меня, батюшка, прости. Выпил, это точно, ну, что ж делать? И курица пьет. Так, что ль? А ты меня прости. Что ж, Митрич – он не обижается, он уберет.

Анисья. Вправду ставить самовар-то?

Никита. Ставь. Родитель пришел, я с ним говорить хочу, чай пить буду. (К Акулине.) Покупку-то всю вынесла?

Акулина. Покупку? Свое взяла, а то в санях. Вот это на, не моя. (Кидает на стол сверток и убирает в сундук покупку. Анютка смотрит, как Акулина укладывает; Аким не глядит на сына и убирает онучи и лапти на печь.)

Анисья (уходит с самоваром). И так полон сундук, – еще накупил.

Аким, Акулина, Анютка и Никита.

Никита (берет на себя трезвый вид). Ты, батюшка, на меня не обижайся. Ты думаешь, я пьян. Я положительно все могу. Потому пей, да ума не теряй. Я с тобой, батюшка, сейчас разговаривать могу. Все дела помню. Насчет денег приказывал, лошаденка извелась – помню. Это все возможно. Это все у нас в руках. Если бы сумма денег требовалась огромадная, тогда можно было бы повременить, а то это все могу! Вот они!

Аким (продолжает возиться с оборками). Эх, малый, тае, значит, вешний путь, тае, не дорога...

Никита. Это ты к чему? С пьяным речь не беседа? Да ты не сумлевайся. Чайку попьем. А я все могу, положительно все дела исправить могу.

Аким (качает головой). Э, эх-хе-хе!

Никита. Деньги, вот они. (Лезет в карман, достает бумажник, вертит бумажки, достает десятирублевую.) Бери на лошадь. Бери на лошадь, я родителя не могу забыть. Обязательно не оставлю. Потому родитель. На, бери. Очень просто. Не жалею. (Подходит и сует Акиму деньги. Аким не берет денег.)

Никита (хватает за руку). Бери, говорят, когда даю, я не жалею.

Аким. Не могу, значит, тае, брать и не могу, тае, говорить с тобой, значит. Потому в тебе, тае, образа нет, значит.

Никита. Не пущу. Бери. (Сует Акиму в руку деньги.)

Те же и Анисья.

Анисья (входит и останавливается). Да ты уж возьми. Ведь не отстанет.

Аким (берет, качая головой). Эх, вино-то! Не человек, значит...

Никита. Вот так-то лучше. Отдашь – отдашь, а не отдашь – бог с тобой. Я вот как! (Видит Акулину.) Акулина, покажь гостинцы-то.

Акулина. Чего?

Никита. Покажь гостинцы.

Акулина. Гостинцы-то? Что их показывать. Я уж убрала.

Никита. Достань, говорю: Анютке поглядеть лестно. Покажь, говорю, Анютке. Полушальчик-то развяжи. Подай сюда.

Аким. О-ох, смотреть тошно! (Лезет на печь.)

Акулина (достает и кладет на стол). Ну на, что их смотреть-то?

Анютка. Уж хороша же! Эта не хуже Степанидиной.

Акулина. Степанидиной? Куда Степанидина против этой годится. (Оживляясь и развертывая.) Глянь-ка сюда, доброта-то... Французская.

Анютка. И ситец же нарядный! У Машутки такой, только тот светлее, по лазоревому полю. Эта страсть хороша.

Никита. То-то!

Анисья проходит сердито в чулан, возвращается с трубой и столешником и подходит к столу.

Анисья. Ну вас, разложили.

Никита. Ты глянь-ка сюда!