Луиза понимала, что ее влияние на герцога Дайсона было, мягко говоря, незначительным. Как-то ей пришла в голову мысль, что если бы она забеременела от Кэма, их связали бы неразрывные узы. Но Луиза не была настолько безрассудной, чтобы пойти против явно выраженных желаний своего покровителя. Кэм с самого начала четко определил свое к этому отношение; дошло даже до того, что он рассказал Луизе, как следует предохраняться. Как будто она сама этого не знала! Нет. Она не смела вызвать гнев Колбурна, нарушив его указания. Кэм не потерпит подобного предательства.

Когда-нибудь Кэм женится. Он, конечно, ни о чем таком с Луизой не говорил, но так было принято в их мире: у человека его положения должны быть наследники. Невестой герцога станет какая-нибудь подходящая девушка с незапятнанной репутацией. Луизу утешало только то, что, по словам Лэнсинга, подобные девушки совсем не интересовали Кэма. В его жизни всегда будет место для такой женщины, как она, Луиза. И в планы француженки совсем не входило позволить какой-нибудь другой особе занять ее место.

Заставив себя улыбнуться, Луиза спросила:

– Долго ли ты пробудешь в городе на этот раз?

– До конца недели.

Кэм нашел свои туфли с пряжками и присел на край кровати, чтобы обуть их поверх шелковых чулок.

– Кстати, мне нужно поговорить с тобой на эту тему.

Луиза почувствовала на себе пристальный взгляд ослепительно голубых глаз Кэма.

– Да? – осторожно произнесла Луиза.

– Во Франции у меня есть подопечная, юная девушка. Я намерен увезти ее оттуда и поселить в Данрадене. Она не захочет покидать свою страну, поэтому, боюсь, что мне придется сделать ее в некотором роде пленницей до тех пор, пока она не смирится со своей судьбой. Конечно, в замке есть слуги, но нет женщины, которая смогла бы составить бедняжке компанию. Я даже не знаю, говорит ли это дитя по-английски. Я подумал, может быть ты захочешь подружиться с моей подопечной.

У Луизы отвисла челюсть. Словно громом пораженная, француженка спросила:

– Ты хочешь, чтобы я отправилась в Данраден?

Это была привилегия, честь, о которой Луиза могла только мечтать. Немыслимо, чтобы джентльмен, нет, аристократ, потомок благородного и могущественного рода, поселил любовницу в вековом фамильном гнезде, самом важном из всех своих имений. Точно так же было невероятно, что женщину ее социального положения аристократ знакомил со своими родственницами. Это было просто неслыханно. Разве только… На долю секунды в душе Луизы вспыхнула надежда.

Словно прочитав мысли любовницы, Кэм усмехнулся и прикоснулся пальцем к щеке Луизы.

– Никто не должен знать о твоем пребывании в Данрадене, – сказал он. – И никто не должен знать, что моя подопечная приезжает из Франции.

На немой вопрос Луизы Кэм ответил:

– Охотники за приданым.

– Я с удовольствием приеду, – быстро ответила Луиза.

– Возможно, тебе стоит подумать. Замок находится в глуши. Боюсь, там не будет развлечений и приятного общества. Возможно, через пару недель ты сама почувствуешь себя пленницей. А я не могу там надолго остаться. Но если ты все же захочешь помочь мне в этой затруднительной ситуации…

– Конечно же, я приеду! – перебила его француженка.

– Луиза, – предупредил Кэм, – это не увеселительная прогулка. Моя подопечная будет находиться там не по своей воле. Она, возможно, станет рыдать часами. Или неделями дуться.

– Сколько ей лет?

– По-моему, восемнадцать.

– Я справлюсь с восемнадцатилетней девушкой. Что она собой представляет?

– Не знаю. Я не видел ее уже более десяти лет.

Наступила пауза. Луиза задышала немного спокойнее.

– Когда мы поедем? – спросила она.

– Я дам тебе знать.

Кэм облачился в великолепный голубой пиджак, тот самый, что идеально сидел на нем, подчеркивая его широкие плечи.

Луиза хотела задать Кэму еще миллион вопросов, но не успела она озвучить хотя бы один из них, как герцог коснулся теплыми губами ее щеки и вышел вон.

Оказавшись на улице, Кэм поймал экипаж. Он бы предпочел преодолеть короткое расстояние от Глостер-сквер до Ганновер-сквер пешком. Несмотря на приятную интерлюдию с Луизой, в нем кипела энергия. Но моросил дождь, а костюм Кэма не мог защитить его от превратностей английского климата.

«Это нетерпение дает о себе знать», – решил Кэм. Теперь, когда все было готово, ему хотелось поскорее приступить к делу. Кэм был близок, так близок к выполнению своей клятвы. О боги, какой же сладкой была месть! Он почти ощущал ее вкус.

Нет, не месть, поправил себя Колбурн. Правосудие. Подобные Маскарону не должны оставаться безнаказанными, в то время как кости их жертв гниют в безымянных могилах. Дантон, Марат и Робеспьер – организаторы сентябрьских убийств и зверского террора, последовавшего за ними, – какое-то время купались в лучах славы, но поплатились за свои грехи. А люди, которые держались в тени, смогли ускользнуть.

На протяжении многих лет Маскарону и Майяру удавалось скрываться от герцога Дайсона. Остальные «судьи» этих фальшивых трибуналов один за другим попадали к нему в руки. Нет, сам Кэм не наносил смертельного удара. Но все равно, именно герцог Дайсон с помощью Родьера и его агентов уничтожал всех этих людей. Только Маскарону и Майяру удавалось не попасться в длинные руки Колбурна.

Майяр оказался осторожнее своего бывшего начальника. Родьер обнаружил, что тот живет в Париже под вымышленным именем. Даже приход к власти Наполеона Бонапарта не заставил Майяра утратить бдительность.

«Как он умен, – подумал Кэм, – и все же бессилен избежать расплаты». Все оказалось легко организовать. Пару слов, сказанных выжившим родственникам одной из жертв фальшивых трибуналов Майяра, и правосудие свершилось. Тело Майяра со сломанной шеей вытащили из Сены всего месяц назад.

С Маскароном же нельзя было так просто расправиться. Официально было признано, что он не принимал никакого участия в тюремных побоищах. А когда во главе государства оказался Бонапарт, Маскарон молниеносно получил власть и состояние. «Таким же молниеносным будет его падение», – мрачно пообещал себе Кэм.

И в то же время Маскарон уже не раз доказывал, что у него, как у кота, девять жизней, а то и больше. Снова и снова, даже когда весной девяносто четвертого, после того, как Дантон и его последователи отправились на гильотину, Маскарон исчез. Ему чудом удалось ускользнуть от Кэма. Родьер дюжину раз выходил на след Маскарона и снова терял его. Поиски Габриель де Бриенн, которая, как был уверен Кэм, в конце концов, приведет их к Маскарону, оказались бесплодными. Складывалось такое впечатление, что после бойни в тюрьме Аббей девочка исчезла с лица земли.

Но вскоре после тех ужасных событий Родьер, к своему глубочайшему изумлению, обнаружил одну интересную вещь: Габриель де Бриенн была внучкой Маскарона. Кэма же эта новость нисколько не удивила. Он предполагал нечто подобное с того самого момента, как взглянул в изумрудно-зеленые глаза ребенка. Глаза Маскарона. Поначалу Кэму не удавалось убедить в этом Родьера. Последнему было кое-что известно о Маскароне еще задолго до Французской революции. Будучи парижскими юристами, они вращались в одних и тех же кругах. Если кто-то из родственников Маскарона и выжил, никто не знал об этом.

Родьеру понадобился почти год, чтобы как-то разобраться и этой истории. Он выяснил, что Антуан Маскарон и его внучка были чужими друг другу. Мать девочки воспитывались в деревне под присмотром родителей жены Маскарона. Тогда Антуан еще поддерживал отношения с родней жены. Спустя некоторое время Маскарон, в сущности, перестал общаться с дочерью. А когда она вышла замуж за де Бриенна и родила Габриель, разрыв стал полным. Для Маскарона его дочь перестала существовать.

«Так было до той ужасной ночи, когда в тюрьмах устроили бойню», – думал Кэм.

Даже для такого черствого и расчетливого человека, как Антуан Маскарон, немыслимо было не попытаться спасти спою плоть и кровь. Если бы Габриель и ее мать постигла участь остальных заключенных, Маскарон понес бы заслуженное наказание. Ведь именно Маскарон и Дантон позволили черни излить свой гнев на беззащитных обитателей тюрем. Похоже, Маскарон слишком поздно узнал, что Элиза де Бриенн находится в тюрьме, и не мог изменить ход событий, спровоцированных им самим.