Гост настороженно наблюдал за парнем, отслеживая каждое его движение. Дрой выглядел вконец ошарашенным. Во взгляде Зеленого зажегся исследовательский интерес.

— Я расскажу, — негромко сказал Лёвка, рывком натягивая перчатку на когтистую конечность. — Но только тебе, Минор…

Дрой открыл было рот, чтобы возразить, но парень не дал ему сказать. Он стремительно вышел из рубки. Обронил на ходу:

— Утром. Всё утром.

Мы проводили взглядами сутулую спину, растворившуюся в густой тьме кормы. Никто не решился перечить этому загадочному человеку… Или уже существу?

Баркас вышел на середину широкой заводи. Теперь никаких посторонних звуков с берегов не долетало, а фонарь высвечивал размытый конус, и казалось, будто туманное пространство вокруг бесконечно.

Мертвый ỳгольник так и лежал едва различимым кулем возле бортика. Что ж, поделом окурку лужа — негоже на чужое зариться.

— Чья была идея чай на двигле вскипятить? — спросил Зеленый, шмыгнув носом.

— Пошел ты… капитан, — огрызнулся я и крепче взялся за штурвал. — Не мешай «собаку» стоять.

Зеленый приподнял брови и обреченно их уронил. Он взял под локоток хмурого, как царь-колокол, Дроя и увел его прочь от кабины. Гост постоял еще немного, но так и не нашелся что сказать.

Он обошел рубку с противоположной стороны и несколькими пинками спихнул бездыханное тело за борт. Булькнуло почти неслышно.

— Прощай, братец ỳгольник, — пробормотал я. Прикрыл глаза, вспоминая сон. Мы все здесь подмастерья Зоны. Кто-то может ловко грабить, кто-то — изысканно убивать, кто-то — пошло шутить. Всяких умельцев хватает. И колотит каждая тварь свои колченогие табуретки, пыжится, уголки ровняет, чтобы толкнуть на базаре повыгодней… Да только зря все, зря. Не прокатит. Реечки-то гнилые.

Утро вечера мудренее… Ага, как же. По всей видимости, фразу придумал разнеженный жаворонок, продрыхший сутки в перине под балдахином. Пусть этот умник попробует четко соображать, когда старые и свежие раны ноют, конечности еле ворочаются от усталости, а мозги толком не оклемались после пары часов беспокойного забытья посреди промозглого болота. Сюрприз будет.

Цевье автомата — не лучшая подушка, но после ночного происшествия иначе как в обнимку с «калашом» я задремать не решился.

— Однажды у меня табельный номер ствола на щеке отпечатался, — сказал Дрой. — Так же вот спал. А потом полдня ходил, отсвечивал.

— Сбивать номера надо, — буркнул я, осматривая царапины от когтей на пузе. — Дай аптечку.

Он протянул мне распотрошенный набор с бинтами и химикатами. Противостолбнячное я еще на вахте вколол, а теперь не помешает разок йодом просмолить. Пощиплет да пройдет.

— Ты б поболтал с нашей черноручкой. — Дрой явно чувствовал себя некомфортно в присутствии на судне человека, которому не мог по-простецки дать в глаз. Сейчас наверняка начнет храбриться и оправдывать свое бездействие. — Не, я его, конечно, не боюсь, но ведь… Он же вроде тебе жизнь спас? Так что за борт кидать — как-то не по-джентльменски.

Ну, что я говорил. Подзуживать сталкера настроения не было, поэтому я сказал честно:

— Мне не меньше твоего хочется услышать таинственную историю про превращение человека в ỳгольника.

— Слушай, а что тот ночной мотылек от тебя хотел?

Я помедлил с ответом.

— Он не от меня хотел в общем-то, а от Лёвки… Я под руку подвернулся.

— О как. Что ж, в таком случае разговор со щеглом может получиться еще занятней. Чего мослы развалил? Вали беседуй.

— Угу.

Про загадочный «жемчуг», о котором упоминал ỳгольник, я распространяться не стал. Нечего Дрою больше положенного знать. Да и права первого обладателя важной инфы никто не отменял: я волен делиться с командой сведениями или не делиться. Поглядим.

Серый рассвет раскатал все впечатление от чудесного звездного вечера. Морось едкими лапками лезла за шиворот, безликое небо давило на макушку, и это ощущение было едва ли не физическим. Уныло. Зябко. Пусто.

На почте валялось несколько общесетевых рассылок, из которых становилось ясно: паника по поводу силового подавления мутантов вне классификации пока не началась. Хотя между строк читалось: в Зоне неспокойно.

От Латы сообщений не было. Видимо, решила, что я напился и излил на нее пьяный бред про пригрезившуюся дочь. Ну и ладно, и к лучшему. Вернусь — поговорю с ней, а не вернусь — пусть слезки прольет над сетевым некрологом. Хотя… от нее дождешься.

Я закрутил крышечку на ополовиненном пузырьке с йодом, поискал в аптечке что-нибудь бодрящее, не нашел и с сожалением бросил ее в рюкзак. Поднялся на ноги, опираясь на приклад автомата, как на трость. Покряхтеть еще не хватало для полноты картины.

Дрой внимательно следил за моими движениями, и на его роже заблаговременно проступала ухмылочка. Этому только дай предлог — махом выстебет. Нет уж, не дождешься ты сегодня от старины Минора поводов для дебильных подколок.

Издалека долетел неясный гул. Я насторожился, Дрой тоже перестал щериться. Но звук подержался в небе буквально секунду и исчез. Судя по направлению и тональности, возле Кордона солдафоны опять отработали по кому-то из миномета. Хотя кто этих вояк знает, могли и гаубицу с гарнизона подтянуть — отсюда не разберешь.

— Через четверть часа подойдем к Припяти с северного рукава, — сообщил Зеленый, высунувшись из рубки. — Тащите сюда провожатого, пусть показывает, где причаливать. Не знаю здешних мест.

Я глотнул из фляжки, прополоскал зубы и сплюнул в реку. Нужно будет нычку вскрывать возле Рыжего Леса, иначе на обратный путь ни харчей, ни питьевой воды не хватит. Коли доживем до этого обратного пути, конечно.

Повесив фляжку на пояс, я вырубил подсевший за ночь прожектор и побрел на корму будить Лёвку, хотя было у меня подозрение, что он и не спал вовсе, боясь быть связанным для допроса. Идя, я старался специально громко бахать каблуками по палубе, чтобы походка со стороны казалась весомей. Зачем? Представления не имею. Захотелось. Может же человеку время от времени хотеться чего-нибудь примитивно необъяснимого, в конце концов. Когда я проходил мимо двигателя, гул повторился. Сначала я подумал, в моторе шумит, но, сойдя по лесенке и завернув на корму, понял: ошибся. Гудело с той же стороны, что и давеча, но уже постоянно. И это не могло быть эхом канонады — слишком ровным был звук.

На вертолет не похоже. Грузовик, что ли? Нет, не то. Чудилось что-то знакомое в этом гудении…

Лёвка и впрямь не спал. Парень сидел, привалившись спиной к ветхому боксерскому мешку, поджав колени к груди и обхватив их руками. Его не по-детски знобило. Лицо под маской было бледным, а кожа даже на вид казалась ледяной.

— Коловоротит? — осведомился я, опускаясь перед ним на корточки.

— Сейчас пройдет, — выдохнул он. — Не знал, что так погано будет…

— Тебя Зеленый зовет. Причаливать скоро.

Он перестал дрожать и залип. Я уж было решил, что инфаркт касатика шибанул, и приготовился откачивать, но тут пацана заколотило с новой силой.

— Б-боюсь, не успеем, — простучал он зубами. — П-прыгать надо.

Бредит, что ли?

— Куда прыгать?

— За борт. «Пылевики» на хвосте. Не слышишь разве?

Я подошел к бортику и вгляделся в мглистую муть. Никого видно не было, но гул уже явственно прослушивался сквозь бурление кильватерной струи и ворчание мотора. Знакомо, очень знакомо… Демоны Зоны! Так шумит воздух в аэронагнетателях.

Колотить мой лысый череп! Если по следам баркаса идет катер на воздушной подушке, дело наше табак. Помнится, однажды довелось покататься на десантном «Урагане-2» — убойная хреновина. Но тогда-то мы были по ту сторону брони. А сейчас — по эту…

— Мама-перемама, — слетело с губ, когда угрюмое рыло машины показалось вдали.

Катер шел на полном ходу. Прибрежный туман разорвало в клочья плотным потоком воздуха, илистые брызги фонтаном сыпанули в сторону, по воде пошли пологие волны. «Ураган-2» плавно сошел с суши и понесся над рекой.