Лемберт – в разгромленном предбаннике реанимации; трупы, правда, уже прибрали, но кровь еще не затерли. На одном из стекол налеплено знакомое изображение белой пятерни; как ни странно, но именно оно и служит предметом телефонного разговора опера со своим начальством:

– …Никак нет, товарищ генерал-майор. Никакими данными об организации «Белая рука» мы не располагаем… Да, ФСБ запросили еще днем… Ну, официального ответа пока нету, неофициально же они подняли нас на смех… как и следовало ожидать… Никак нет, товарищ генерал. Позвольте напомнить: я расследую не деятельность мифической «Белой руки», а убийство сотрудников милиции при исполнении служебных обязанностей… и убийства эти отчетливо связаны с транспортировкой наркотиков через Тюркестанское посольство… Ну, об этом пускай болит голова у пресс-секретарей посольства и Комитета: улики такие, что деваться некуда… А что до «Белой руки», то мы лично, товарищ генерал, от их действий – незаконных, кто ж спорит! – не имели пока ничего плохого, кроме хорошего: если б не эти ребята, и свидетель, и заложница были бы мертвы – это с гарантией… а на 4-ом километре, как вам известно, типа как ничего и не было: на машину никто не нападал, диппочту не похищал – это официальное заявление посольства… В конце концов, это просто не наша с вами епархия: есть ФСБ, оно и занимается незаконными вооруженными формированиями – ну и флаг им в руки! Вот так… Честь имею, товарищ генерал!

Опер поворачивается было к своим людям, шарящим по помещению в поисках гильз и отпечатков, когда его окликают от больничного телефона, что на столике дежурного по отделению:

– Товарищ майор! Вас!..

Лемберт берет трубку, и на лице его отражается богатая гамма чувств, среди которых можно обнаружить даже следы признательности; прикрыв за собою стеклянную дверцу, он берет быка за рога:

– Линия чиста? Х-окей… Ну, Боря, и заварил ты кашу – даже по моему вкусу горячевата… Отморозок из Черемушек – это садовник Тюркестанского посольства… во-во: у них там, в Казачьем, не то что сада – клумбы, и той нету, зато садовников восемь штук… Киллер из больницы – еще того краше: капитан из группы «Альфа», две «Красных Звезды», послужной список немногим короче твоего… Но по всему выходит, что парень работал от себя, а не от Конторы.

…Ну, с «Альфой» такое уже случалось – баловались ребята заказами со стороны… раз даже в газеты попало – еле потушили. Ну, а чего ты хочешь: кушать всем охота, а овес нынче дорог… чего умеют – тем и подрабатывают. Знаешь, когда директора ФАПСИ – это человек, у которого в кармане все тайны правительственной связи! – берут за жопу на франко-швейцарской границе при нелегальном провозе чемодана наличных долларов… а потом он, проведя двое суток в интимном общении с чинами тамошней контрразведки, любезно замявшими дело о контрабанде, возвращается в Москву… и не попадает тут ни под трибунал, ни под колеса грузовика, а продолжает спокойно сидеть в своем сверхсекретном кресле… Я не знаю, чего на этом месте должны думать рядовые оперативники, кто реально башкой рискует!.. В общем, ты на этом фоне куда как не худший вариант: «благородный разбойник» – и точка, чего на витрине, то и в магазине. Тьфу, чегой-то меня в лирику потянуло…

…Да, экспресс-анализ сделали, прямо в здешней наркологии; всё так и есть, на подошвах – героин… А вот с этим хуже: ствол не тот, что был на 4-ом километре… Ну, баллистическую экспертизу еще не делали, но там были гильзы – значит, пистолет, а тут – револьвер, полицейский Смит-Вессон калибра 38… Знаю, что плохо…

Тот же джип-широкий с робингудовой группой захвата, неторопливо двигающийся по Профсоюзной в сторону центра; атаман напряжен и мрачен:

– Это не просто плохо, Александр Арвидович, это полный провал: второй – главный – уйдет, вы ничего не докажете. Есть два трупа, и всё. В посольстве скажут: «Да, работал, но уже неделю как уволился, в посольстве не появлялся, где жил и что делал – нам неведомо; да, крайне прискорбный инцидент – как-никак, наш гражданин, и мы готовы принести соответствующие извинения»; точка. Киллер из «Альфы»? – ну, бывает: эка невидаль по нынешнему времени! Может, это был разовый заказ; без ствола доказать, что это он сработал на 4-ом километре, нельзя; героин на подошвах – улика для нас с вами, но не для суда. Арестовать организатора – а он ведь наверняка офицер разведки, и в приличных чинах – на таких дохлых основаниях вам никто не позволит. Даже если его и опознает гаишник – а это еще вилами по воде, и уж точно не в ближайшие дни…

…А я скажу, что делать: ОТДАЙТЕ ЕГО НАМ… Думаю, с «Белой рукой» он будет более откровенен, чем с Уголовным розыском. Ведь вы уже вычислили его – голову ставлю против стреляной гильзы! – только доказать ничего не можете… и не сможете! К утру он узнает, что в больнице вышел облом, и примется подчищать улики; он – профессионал, про рассыпанный по полу героин вспомнит наверняка; порежет башмаки на лапшу и спустит в унитаз – и вы вообще останетесь с хреном… А я положу тебе на стол его собственноручно писанные признания – и это уже, вкупе с тапочками и прочим, кое-что…

…Господь с вами, Александр Арвидович! Какие утюги-паяльники, какой пентотал-амитал! Я его даже пальцем не трону – слово офицера!

…Так… так… Ого! Выходит, он решил поиметь с одной кошки две шкурки!.. Вот уж воистину – «жадность фраера погубит»! Ладно, до связи!

Откладывает трубку и поворачивается к водителю:

– Осипенко, 7 – как ее бишь по-новому, Садовническая, да? Лучше, наверно, заехать с набережной. Квартира 227, полковник Парин из Управления «К» – контрразведка СВР. По агентурным данным Лемберта, он, похоже, еще и своих работодателей из Казачьего кинул на бабки в масштабах полулимона…

«Инженерное проникновение» в элитную квартиру на Осипенко группа захвата осуществила несколько иначе, чем в новочеремушкинскую хрущобу – при помощи отмычек, – но конечный результат один и тот же: всё учтено могучим ураганом… Хозяин квартиры сидит («Руки на колени, гад!») посреди гостиной на вращающемся рояльном табурете в окружении камуфляжников в бронежилетах и масках; похоже, во всем происходящем он самым для себя странным находит нарукавную эмблему захватчиков – белую пятерню. Если он и испытывает страх, то не его оцинкованной морде это никак не отражается:

– Ребята, можно посмотреть – кто за вами? В смысле – арест или наезд?

– Ни то, ни другое, – Робингуд (тоже в маске) не спеша выкладывает на журнальный столик несколько листов чистой бумаги и шариковую ручку за три с полтиной. – Я бы сказал, это пресловутое «предложение, от которого нельзя отказаться».

– Подобного рода предложения, – усмехается цинковомордый, – я выслушиваю только в присутствии своего начальства. Иные варианты исключены.

– Я могу это понять так, что предложение Ибрагим-бека прикрывать героиновые транспорты вы выслушали в присутствии генерала Рулько, и работаете с его санкции?

– А вы задайте этот вопрос генералу, – никаких особых эмоций в оцинкованном железе не отражается; черт его знает – блефует, нет?..

– Непременно задам. Мне любопытно – сдаст он вас при том раскладе, что сложился на нынешнюю ночь, или рискнет отмывать? В больнице у капитана Старкова вышел облом: гаишник жив, рано или поздно он вспомнит всё. На подошвах Старкова найдены следы героина; химики без труда установят по микропримесям, что вы с капитаном потоптались по одной помойке, – с этими словами Робингуд выкладывает на журнальный столик пластиковый пакет с извлеченными из-под вешалки в прихожей ботинками цинковомордого. – Если сами забыли – где это вы с ним на пару так угваздали башмаки, могу напомнить: когда лазили в «тоету» за контейнером…

– Значит, всё-таки арест, – понимающе кивает цинковомордый. – Тогда извольте по заведенному порядку: ордер, адвокат, все дела…