Беспечность молодости! Он даже не узнал ее фамилии, не спросил адрес или телефон. Просто был слишком уверен в том, что найдет ее и без адреса. Судьба так он считал - была на их стороне...

Федотов вернулся в Москву через год. Он блестяще выдержал вступительные экзамены и был принят в институт.

Но с Максумэ он не встретился.

Напрасно гулял юноша по бульвару, где впервые увидел девушку с крылатым лицом. Напрасно высматривал ее в библиотеке Ленина, в которой занимаются студенты самых различных вузов. Напрасно дежурил у ворот университета в часы, когда заканчивались лекции.

Однажды в фойе театра ему показалось, что мимо прошла Максумэ. Он бросился за ней, расталкивая толпу, бормоча извинения, спотыкаясь о ноги сидевших на стульях вдоль стены.

- Максумэ! - позвал он.

На оклик обернулось удивленное женское лицо со светлыми реденькими бровями.

- Простите! Я ошибся... - пробормотал обескураженный Федотов.

Оказывается, Москва была слишком велика для него. Все получалось здесь не так, как в простоте своей воображал он в родном Запорожье.

Ему вспомнился толстяк с газетой, который в прошлом году сидел между ним и Максумэ на бульваре. Приходилось разговаривать тогда, как через стену. Может быть, и теперь их разделяет стена? Но уже настоящая, каменная? Разве нельзя предположить, что они живут в одном доме, только на разных квартирах, разгороженных капитальной стеной?..

Мысль об этом показалась Федотову такой обидной, что он решился, наконец, сделать то, с чего, собственно говоря, полагалось начать. Он пошел в канцелярию университета, где училась Максумэ.

- Вам что, товарищ? - сухо спросила заведующая канцелярией, вскидывая на него глаза.

- Я бы хотел узнать... затруднить, - пробормотал Федотов. - Мне нужен адрес одной вашей студентки... Она из Таджикистана, учится на четвертом курсе...

- Фамилия?

- Вот тут как раз затруднение... Я... я не знаю ее фамилии...

Он сказал это почти шепотом, пригнувшись к столу.

- Громче! Не слышу.

Федотов сделал судорожное глотательное движение. Ему показалось, что все девушки, сидящие в канцелярии, оторвались, от бумаг, насторожились и иронически, вопросительно смотрят на него.

- Не знаю фамилии, - повторил он громче. - Зовут Максумэ. Она, видите ли, из Таджикистана и...

Он замолчал.

Заведующая открыла рот, чтобы сказать, что надо сначала узнать фамилию, а потом уже приходить за справкой, но, подняв глаза, встретила такой отчаянный, умоляющий взгляд, что, неожиданно для себя, смягчилась.

- Хорошо. Я посмотрю в карточках...

Вскоре из закоулка между шкафами раздался ее скрипучий голос:

- Каюмова Максумэ, тысяча девятьсот шестнадцатого года рождения... Подходит это вам?

- Да, да... Именно шестнадцатого года!..

- Каюмова у нас не учится. Перевелась в Ташкентский университет по семейным обстоятельствам...

Вначале с этим было трудно, почти невозможно примириться. Федотов собирался писать в Ташкент, но подоспели зачеты, - так и не собрался. Потом поехал на практику, впервые участвовал в археологической экспедиции. Нахлынули новые яркие впечатления.

С годами воспоминание о девушке с крылатым лицом потускнело, он уже неясно представлял себе ее, зато все ярче, будто поднимаясь из воды, возникал перед его умственным взором таинственный затонувший город, одна из загадок древней Согдианы. Так получилось: девушка забылась, легенда - нет...

Федотов закончил институт и одновременно курсы Эпрона, ушел в армию (началась война), воевал, был ранен, демобилизовался, возвратился к прерванному войной любимому делу - к подводной археологии, новой отрасли советской археологии.

Федотова видели после войны на Черном море в районе древней Ольвии, отыскивающего под водой затонувшую старинную гавань. Его видели в Феодосии, рассматривающего мраморных львов, которых шквал выбросил на берег. Его видели у Чудского озера, когда он поднимал со дна заржавелые кольчуги тевтонов.

Так, шагая по дну рек, морей и озер, молодой археолог добрел и до прозрачного горного озера в горах Таджикистана. Он шел к нему издалека, в течение многих лет.

Предпринятые Федотовым розыски убедили его в том, что в основе легенды о затонувшем городе лежит исторический факт. Город действительно существовал. Однако затонул ли он? На этот счет высказывались сомнения. Предполагалось, что он был осажден воинами Александра, пал и после разграбления, в отместку за слишком упорное сопротивление, был разрушен. Его начисто сравняли с землей.

Так ли это?..

До утра, до спуска на дно оставалось всего несколько часов, но, как всегда бывает, они были самыми томительными.

Федотов с завистью прислушался к разноголосому храпу, от которого сотрясался брезентовый полог палатки.

Озеро, там внизу, под горой, волновалось, - это было слышно. Наверное, ветер поднимался в горах. Волны глухо ударяли о берег. Что-то необычное чудилось Федотову в звуках прибоя.

Что же?..

Ага, прибой был не ритмичным, а каким-то лихорадочно-прерывистым, с паузами - как пульс у больного.

Очень медленно стал светлеть полог палатки, постепенно окрашиваясь в бледно-желтый, затем в розовый цвет. Можно было вообразить, что находишься внутри пестрой морской раковины.

И эта раковина звучала! Все сильнее, все громче!.. Озеро, видно, разыгралось не на шутку.

Федотов не выдержал. Поспешно натянул сапоги, перебросил через плечо ремень с "Фэдом", - с фотоаппаратом не расставался никогда, - перешагнул через разметавшегося на кошме Василия Николаевича и вышел наружу.

Солнце только поднималось из-за гор. Лучи его еще не достигли озера, лежавшего в глубокой котловине, как бы в чаше. Со всех сторон подступали к нему крутые горы. Лес начинался у самой воды.

Туман, висевший над озером, придавал еще больше сказочного очарования зрелищу, которое открылось перед Федотовым. Туман колыхался, ходил ходуном, свивался в кольца.

С удивлением увидел Федотов, что верхушки сосен и скал светятся вокруг. Свечение было неярким, спокойным, ровным. Как будто чья-то невидимая рука иллюминовала лес, развесив на деревьях и скалах фонарики. Если бы они горели в море, на верхушках мачт, Федотов с уверенностью сказал бы, что это огни святого Эльма, то есть небольшие скопления атмосферного электричества.