Разгладил лист, придавил обрезанный кусочек бумаги. Разорванным оказалось слово "ядерная".

- Точно - ядерная ракета! - в ужасе посмотрел он на слово. - Москве хватит одной. А их тринадцать...

- Но как они сумели дать ракетный залп? - не мог избавиться от удивления Четверик. - Нужны же команды... ну, в смысле код из Генерального Штаба...

Перед глазами Межинского возникло черствое лицо Свидерского. Но он ничего не сказал о нем. Чем меньше людей знает тайну, тем больше вероятность, что она умрет именно с ними.

- Кодовый сигнал поступил с какого-то судна, находящегося в

районе Новой Земли, - сообщил он Четверику. - Спутник засек

судно из космоса. Кстати, от него не так уж далеко до предполагаемого места нахождения лодки. Судя по направлению движения, они стремятся укрыться под кромкой льдов.

- Это, наверно, неблизкий путь. Сейчас же лето...

- Я бы не сказал. Час назад я был у моряков. Они показали мне на карте эту границу. Она тянется вдоль южных берегов Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа, а потом спускается вниз, к Новой Земле.

- А идут они в каком направлении?

- Вверх... В смысле, на север, к проходу между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа. Моряки сказали, что именно оттуда по большей части проникают к нашим берегам американские лодки. Неужели они решили плыть прямо к Штатам?..

- Виктор Иванович, но если спутник засек лодку, значит, он ее ведет... Может, уничтожить лодку?

- Спутник засек старт с глубины. Саму лодку он не видит.

- Неужели у нас такие плохие спутники?

- Хор-рошие! - огрызнулся Межинский. - Такие же, как у американцев или французов... Голицыно-два дало техническую сводку по своим возможностям. Они способны засечь лодку на глубине двойной прозрачности моря, то есть в лучшем случае до пятидесяти метров. Да, именно пятидесяти. Моряки назвали такую цифру для этого региона в это время года... А у данного проекта лодки только рабочая глубина погружения - где-то в районе трехсот метров. А захочет - нырнет и за триста... И за четыреста...

- И сколько они могут не всплывать?

- Почти три месяца.

Именно в этот момент Межинский вспомнил о Тулаеве. Один в поле не воин. Правда, подводная лодка - это не поле. Но в любом случае Тулаев, даже на время ставший Корнеевым, один. И что он сможет, если по старой мировой статистике потери наступающих всегда превышают потери обороняющихся в три раза? Умереть сразу?

Межинский перевел взгляд на помутневшее, ставшее каким-то осенним окно, и с горечью подумал, что Тулаев больше не увидит дневного света. Даже тусклого московского.

А Четверик, сложив губы трубочкой, издал звук, похожий и на стон, и на свист одновременно.

- Они загнали Кремль в угол, - дополнил он словами свою заунывную мелодию.

- Они загнали нас в угол.

Пальцы Межинского вырвали сигарету из пачки, задумчиво помяли ее хрупкое тельце, скомкали и швырнули мимо урны. Повернувшись к сейфу, он опять что-то достал из него и положил поверх бумаги с текстом террористов.

- Завтра вылетишь в Гавану, - не поднимая глаз, приказал он Четверику. - Оттуда до Сан-Барбузы есть рейсы местной карибской авиакомпании.

Четверик грустно посмотрел на международный паспорт, изнутри которого, если его развернуть, явно взглянул бы на него суровыми глазами еще один Четверик. Под фамилией какого-нибудь Карла Мендеса из Картахены. Рядом с паспортом лежала плотная пачка долларов и две кредитные карточки. От их вида на сердце стало чуть веселее. Тягостная поездка начинала казаться курортным вояжем.

- Испанский не забыл? - спросил Межинский.

- Не забывается такое никогда.

В голове тележным колесом завертелись одни и те же слова: малярия, лихорадка, чума... Малярия, лихорадка, чума... Скорее всего, на этой клятой тропической Сан-Барбузе разгуливали совсем иные болячки, но Четверику упрямо казалось, что там будут именно эти три зверя: малярия, лихорадка, чума. В Западной Сахаре, где он ровно год отбыл в роли наблюдателя ООН на затихшем фронте войны между Марокко и Мавританией, в крохотном городке в пустыне знали и помнили чуму, холеру, тиф и дизентерию. От прививки, сделанной в первые дни, отваливалась спина и мир казался доменной печью. Но без прививки он умер бы уже в первый месяц службы. Сахара умела быстро заглатывать свеженьких стерильных ребят из Европы.

- Мне бы привиться нужно, - напомнил Четверик.

- Сделаешь на Кубе. Тебя встретят люди из посольства. На Сан-Барбузе выяснишь, какому банку принадлежит указанный террористами счет. Но все-таки твоя основная задача - найти Зака.

- Зака? - вскинул чернявую голову Четверик. - Вы думаете, его уже здесь нет?

- Из лаборатории дали первые данные по обработке голоса

террориста. Дважды звонил один и тот же человек. Но не Зак.

- Эти умники способны доказать, что это не Зак?

- Способны! - Грудью налег на стол Межинский. - Оказывается могут. Звонил не Зак. У голоса террориста нет раздвоения третьей частотной форманты, - словами эксперта-слухача сказал Межинский, но сказал с таким видом, будто это открыл он один.

- И вы считаете...

- Я уверен, что Зак если не там, то уже в пути. Он слишком уверен

в том, что у них все получится... К сожалению, у них как раз все и

получается...

Телефонный звонок оборвал его начинающуюся речь о способе, с помощью которого Зак мог по поддельному паспорту пересечь прозрачную границу между Россией и, к примеру, Украиной или Белоруссией и раствориться для начала среди городов тесной

Западной Европы, чтобы потом всплыть уже среди пальм Латинской Америки.

- Да, - ответил трубке Межинский и снова превратился в монумент.

Четверику стало холодно. Он почему-то подумал, что лодка сделала еще один залп. Уже ядерной ракетой.

- Есть, - исчез монумент.

Межинский бережно положил трубку и сказал, снова глядя сквозь Четверика:

- Меня вызывает президент. Он в ярости...

20

Больше всего в жизни Дрожжин не любил штурманов и штурманские карты. Он не помнил ни одной прокладки по кораблевождению, которую он в училище сдал бы с первого раза. Дрейфы, течения, невязки, глубины, пеленги, магнитные склонения, астрономические таблицы, смешавшись в голове будущего ракетчика, родили гремучую смесь. Он весь пропитался ею и если даже встречал в жизни хорошего штурмана, не мог сдержать к нему неприязни, как будто бы все штурманы мира составляли единую мафию, решившую извести Дрожжина.