- Всем - добрый день! Тебе привет от экипажа, - плюхнул он на колени Майгатова пузатый полиэтиленовый пакет, по-свойски, как столетний друг, пожал руки врачу и Майгатову и заозирался в поисках стула.

- Без халата... знаете, - конфузливо попрекнул Леонид Иванович. Оденьте мой, - и с явным удовольствием освободился от узкого в рукавах, накрахмаленного до картонности халата.

- Порядок есть порядок, - подчинился ему Иванов, от энергичной, порывистой фигуры которого так и расходились по комнате волны уверенности, оптимизма, даже радости. - Меня здесь все пытаются в свою спецодежду облачить. Анфимов на корабле - в свою, синюю, вы - в белую. А, интересно, в посольство пойду, там-то как: во фрак, что ли, переоденут?

- Уже уезжаете? - по-своему понял фразу о посольстве Леонид Иванович.

- Через два дня, - с удовольствием ответил Иванов. - Сэкономил двое суток для осмотра, так сказать, достопримечательностей. Хочу в Хадрамаут нагрянуть. Говорят, зрелище неописуемое. Белые небоскребы на фоне серых гор. Это правда, что именно здесь, еще задолго до американцев с их Манхэттеном, в Хадрамауте появились первые дома-небоскребы?

- Не знаю, - пожал плечами Леонид Иванович. - Это же далеко на юг от нас. А у нас работы, знаете, сколько. Некогда по экскурсиям...

- Вы - как тот коренной москвич, что ни разу за свою жизнь в "Третьяковке" не был. А жизнь-то идет...

- Ну что ж сделаешь... Все не пересмотришь...

- А знаете, что древние жители Хадрамаута, "хады" или "ады" - их по-разному называли, бросили в свое время вызов аллаху и попытались создать райские сады на земле. Аллах не мог оставить без наказания такую неслыханную дерзость и разрушил города "хадов". Или "адов". А их превратил в обезьян. Эта легенда есть в Коране.

- Огурцы вам нельзя, - обратил внимание на пакет Леонид Иванович. - И на будущее: на полгода об огурцах в любом виде и сладком, болгарском перце забудьте. Плохо для кишечника. А что там еще?

- Помидоры, батон в целлофане, банка, кажется... да - шпрот, - чуть ли не с головой окунулся в пакет Майгатов. - И еще - таранька.

- Знаете что... дайте-ка мне этот "привет" целиком, - властно протянул руку Леонид Иванович. - А то ваши моряки так вас накормят, что придется по второму разу вас с того света вытаскивать.

- А вы знаете, что именно здесь, в юго-западной Аравии, властвовала царица Савская, в которую влюбился мудрый Соломон? И именно здесь разворачивались события сказок "Тысячи и одной ночи"?..

- Я вам стул принесу. Опять его Вера куда-то утащила, - решил отделаться от брызжущего эрудицией Иванова так и не избавившийся от своей грустинки Леонид Иванович.

- Как они там? - спросил Майгатов и ладонью предложил Иванову сесть рядом с ним на кровать.

Но тот порывисто прошелся к окну, чуть прикрыл одну ставню, обернулся и, став из-за светящегося ореола как бы без лица, неспешно рассказал о нападении на "Альбатрос", об убитом Абунине, о дикой гонке за не той яхтой и, когда все горькое, кажется, окончилось, вышел из света и, обретя вновь веселые, задорные черты лица, похвастался:

- А иршан мы все-таки спасли...

- На той "ржавчине"? - догадался Майгатов.

Иванов вальяжно кивнул. В белом халате, который пришелся ему впору, он был больше похож на доктора, чем Леонид Иванович, и, когда наконец он все-таки сел на принесенный инфекционистом хилый венский стульчик, Майгатов почувствовал, что только он, Иванов, сможет излечить его от всех болезней сомнения и непонимания, которые так долго донимали его. Он видел звенья цепи, но у него не было ключа для того, чтобы их связать воедино. "Ирша", пираты, плен, погибший Абунин, который теперь горькой каплей стоял у сердца, существовали в какой-то явной последовательности, закономерности. За долгие больничные ночи и еще более долгие нудные в своей жаре и однообразии дни он часто думал об этом, но в этих мыслях было скорее скольжение по фактам, чем проникновение в них. Он ходил, как тот кот вокруг двери в чулан, из-под которой сочились вкусные запахи, и знал даже, что это за запахи, но не знал, как к ним добраться. События игральными картами тусовались в руках, и он никак не мог понять, с какой "масти" нужно ходить, чтобы выиграть эту игру. Новость о все-таки состоявшемся нападении, которое он не смог предотвратить, новость о погибшем Абунине, под фамилией которого он сидел на допросе в том темном, сыром трюме, не только не разрешили его сомнения, а, наоборот, запутали окончательно. И когда озабоченный Леонид Иванович ушел из комнаты, а Иванов сел на стул и уверенно закинул ногу на ногу, Майгатов понял, что сейчас узнает все.

Но Иванов неожиданно начал не с того.

- А я на "Альбатросе" на твоем месте спал.

- Понравилось?

- Ничего, жить можно. Только подушка сначала смущала.

- Цифры?

- Вообще-то да. Такие огромные, черные, прямо на белой подушке. И якорь такой огромадный. Честно говоря, первый раз как на грязь ложился.

- Имущество маркировать надо. А то, что размер великоват... Это уж как начальники сверху определили: номер войсковой части и якорь - символ флота - обязательно. - Запах черного хлеба все еще стоял в носу, но неожиданно объявившемуся аппетиту, кажется, хватило бы и тех кусков лепешки, что лежали на тумбочке рядом с явно остывшим, уже не выпускающим вверх щупальце пара, чаем. - Вы разрешите, я перекушу?

- Конечно-конечно, - мягко улыбнулся белесыми усиками морщинок у углов глаз Иванов. - "Баклан" - первое дело на флоте...

- Ого-о! - прожевывая пресную, жестковатую лепешку, восхитился Майгатов. - Уже научили?

- У вас не комбриг, а прямо Нестор-летописец. На все случаи жизни хохмы, присказки, приметы, случаи...

- Все правильно - Нестор. Только не летописец, а Нестор Махно.

- Анархист, что ли?

- Примерно.

- И в чем же это выражается? - сбросил ногу с ноги Иванов и выжидательно подал корпус вперед.

Холодный глоток чая скользнул в горло и трудягой-локомотивом шустро потолкал перед собой, казалось, навеки застрявший комок теста.

- Не хотелось бы об этом. За глаза все-таки...

- А если в общем, по-философски?

- Понимаете, Бурыга из разряда таких людей, которые признают только тот закон, который согласуется с его желанием. А если он что-то приказал, то считайте это приказание - вновь изданным законом. Короче говоря, "волевик".

- Ну-у, таких "орлов" в любой конторе хватает. Помнишь, как Чаадаев говорил:"На Западе все делается по закону, а в России - в порядке исключения", - помолчал, припоминая нить разговора. - Да - так вот мне в твоей каюте понравилось. Нижний ярус. Две койки. Как в спальном вагоне поезда... А вот ты скажи: место меняется с ростом по служебной лестнице или так, как пришел, так и остается?

- Конечно, меняется. Там же на каждой каюте - таблички. У кого какая должность, тот в той и живет. Я тоже сначала на верхнем ярусе спал. А стал помощником командира - на законный нижний перебрался.

- Вот и в мире так же, - откинулся на хрустнувшую спинку стула Иванов и, подняв глаза к потолку и поджав нижнюю губу, многозначительно помолчал.

Пустой стакан с налипшими на борт чаинками беззвучно опустился на тумбочку. Майгатов смахнул ребром ладони крошки с тумбочки, ссыпал их в стакан и всем корпусом повернулся к Иванову, понимая, что именно после туманной фразы о мире он и узнает самое главное.

- Да-да, точно так же, - опустил глаза с потолка на небритое, бескровное лицо Майгатова. - Все давно распределено, ко всему таблички прибиты, а появятся новые люди - и все уже не то.

Таблички те же, а люди...

- Вы что имеете в виду?

- А то, что мир уже давно поделен. Странами, фирмами, банками... Я имею в виду "крупняк". Мелкоту отсекаем сразу. Поэтому когда наши ребята-рыночники говорят о здоровом духе конкуренции в мире, они врут и себе, и нам. Какая там, к хренам, конкуренция, если сферы влияния давно распределены. И никто нас с нашими вшивыми тряпками или машинами не пустит в их магазины. Но! - Поднял он вверх указательный палец. - Но!.. Есть сфера, где наши ребята умудряются менять таблички.