Поэтому он решил продолжать наблюдение за этим местом, одновременно приводя в порядок записи об утренних передвижениях. Он только собирался отвлечься, чтобы выпить пива и проглотить сэндвич, как знакомая машина, свернув с дороги, подъехала к воротам. Это была машина Гарри Стедмена! Он уже собрался выбраться из своего укрытия, когда заметил, что к воротам с внутренней стороны подошел охранник с собаками, и Стедмен протянул ему что-то через решетку ворот. Он боролся искушением, пока Гарри стоял около своей машины, и только возвращение охранника расставило все по местам. Теперь уже ничего не оставалось, как ждать.

Он проследил, как автомобиль Стедмена въехал в ворота, а еще через некоторое время к тем же воротам, но уже со стороны дома, подъехал БМВ и некоторое время стоял, ожидая, когда их откроют. В тот момент, когда автомобиль уже выезжал на главную дорогу, Стиву на какой-то миг показалось, что он знает пассажира, сидящего на переднем сиденьи. Подождав еще минут двадцать, Стив отправился на поиски телефона, чтобы позвонить Секстону: он наверняка подсказал бы, что делать дальше.

Телефонную будку он нашел в нескольких милях дальше по дороге, и, к счастью, застал бывшего полицейского на месте. После разговора по телефону Стив вернулся на свой наблюдательный пост, обрадованный тем, что Секстон через некоторое время присоединится к нему. Через час или чуть позже знакомая «Кортина» медленно проехала по дороге, но он не сразу вышел из укрытия, желая убедиться, что приехал именно Секстон.

– Как ты думаешь, не попал ли мистер Стедмен в какую-нибудь неприятность? – уже третий раз задавал он один и тот же вопрос бывшему полицейскому. – Он уже давно въехал в эти ворота.

Секстон опять промолчал, оставляя его без ответа, но через некоторое время все же сказал:

– Давай подождем еще час. А потом пойдем и начнем искать.

– Приходилось ли вам слышать, мистер Стедмен, об обществе «Туле» или «Туле Гезельшафт»? – Теперь Гант стоял над детективом, держа руки в карманах пиджака. Он держался очень прямо, а улыбка на его лице была скорее надменной, чем издевательской.

Стедмен старался собраться с мыслями. Его не связали, но ствол «Вебли» калибра 9 мм майора Бренигана постоянно упирался в его шею и удерживал его на стуле лучше всяких веревок. Он видел в глазах Ганта поднимающуюся ненависть, когда израильтянин смотрел на бизнесмена. Тело Ханны все еще было бесчувственным и держалось на стуле только за счет веревок. Гольдблат скорее всего пришел в себя за несколько минут до этого и громко дышал, когда увидел Стедмена, разглядывающего его лицо. Он пытался что-то сказать, но резкий удар, который нанес Кюнер, заставил его замолчать. Мерцающие тени, отбрасываемые ярким дрожащим пламенем, метались на высоком потолке, создавая силуэты и целые картины, которых никогда не существовало даже в воображении. Сама комната была достаточно большой и освещалась только красноватым пламенем камина и единственной лампой, расположенной в углу. Всю мебель комнаты составляли лишь длинный стол в дальнем ее конце и стулья с высокими спинками, на которых сидела женщина, старик, Стедмен и двое израильтян. Гант, Брениган и Кюнер стояли вокруг них в угрожающих позах.

– Я уверен, мистер Стедмен, что за годы службы в военной разведке и сотрудничества с Израилем вы хоть что-то, но должны были слышать об этой организации?

Стедмен пытался освободиться от обволакивающего его страха. Вокруг возникал холод, которого не должно было быть, хотя бы потому, что огонь, горевший в камине, давал достаточно тепла. Холод бросал его тело в дрожь, которую он уже не мог сдерживать. Он начал смутно припоминать, что упоминание об этом обществе встречалось во многих лекциях по Второй мировой войне, которые он посещал во время службы в разведке. Подобные общества носили ярко выраженный оккультный характер и возникли задолго до войны, хотя всплыли на поверхность именно перед началом, потом, правда, постепенно исчезли.

– Да, я вижу, что вам доводилось слышать о нас. – В голосе Ганта появилось даже некоторое удовлетворение. – Но очевидно и то, что наше участие в попытках развязать эту войну не очень то впечатляет вас. – Он оглянулся на окружавшую его группу. – Кажется, наш рыцарь нуждается в некотором дополнительном образовании, если он собрался всерьез изучать своих врагов.

Кюнер, стоявший рядом со стулом, к которому был привязан Гольдблат, рассмеялся и презрительно взглянул на Стедмена.

– Я думаю, что наш рыцарь скоро сам превратился в дерьмо, – сказал он сквозь смех.

Гант присоединился к смеху, но само замечание оставил без внимания, как бы оберегая нервы детектива от лишних напряжений. Страх, охвативший Стедмена, постепенно перерастал в ярость, и он уже давно научился управлять ею в подобных ситуациях, подчиняя и направляя ее на поддержку самообладания. Любопытство тоже работало на это. Почему они используют в отношении него слово «рыцарь»? Это соответствует именно той роли, которую они ему отводят в этой странной пьесе?

– Я уверен, что вы слышали или читали, а возможно и изучали, что Адольф Гитлер был помешан на черной магии, сатанинских обрядах и тому подобных вещах, не так ли, мистер Стедмен? – Гант поднял брови и ожидал хотя бы реплики. Его плоское лицо стало еще более омерзительным, освещаемое красноватыми отблесками пламени.

– Я слышал только научные теории по этому поводу, – ответил наконец Стедмен, – но ничего, что давало бы конкретное подтверждение тому.

– Не слышали о доказательствах?! Ха! Отказ от принятия таких вещей просто изумителен! Держать эти доказательства в тени, даже не исследовав их должным образом, не выносить их на свет! Удивительно! Подобные заблуждения очень дорого обходятся обществу. – Воздух был наполнен сарказмом его рассуждений. – Мы лишь только усугубляем свое положение, принимая все, что мы достигли за период, начиная со Средних Веков, за чистую монету. Но посмотрите на эти достижения: нищета, голод и бесконечные войны! А что произошло с нашим духом? Мы верим, что мы двигаемся вперед, управляем обществом с помощью науки, развиваем прогресс и... оказывается, что совершаем непростительную ошибку, мистер Стедмен. Мы уходим все дальше и дальше от нашей духовной основы нашего эфира, от наших истоков! В этом и заключается наш грех, разве вы не поняли?! Наш Истинный Грех! Человеческое Скотство! И единственное величайшее преступление Гитлера против человечества, по мнению того же человечества, состоит в том, что он пытался увести нас от этого пути развития назад, к царству духа. Вот почему его отвергают, вот почему он был обречен. Они убили своего Христа по тем же самым причинам!

Стедмен содрогнулся от приступа безумия, которое он увидел в глазах Ганта. Он уже наблюдал такое состояние у фанатиков в разных странах, где ему доводилось быть: та же слепая страсть, та же слепая вера во все, что основано на извращенной морали и логике. Он знал и о том, что на многих это производило гипнотический эффект. Люди, захваченные речами своего вождя, пытались при этом еще и обрести какой-то смысл своего собственного существования. Стедмен оглядел комнату и присутствующих в ней. Он увидел на их лицах именно это состояние, увидел их воспаленные глаза, и эмоции, охватившие их от услышанного. Только глаза Гольдблата были наполнены ненавистью и отвращением.

– Гитлер пытался очистить свою расу от целых поколений, которые мешали ему вернуться к истинному Германскому наследию. Он пытался сделать шаг в сторону естественной человеческой эволюции. Подлинной его целью была биологическая мутация, появление человечества героев, полубогов, которые и поведут мир по дороге очищения. Его планы основывались на чистом оккультизме, и именно в этом ему смогло помочь общество «Туле», направив его по пути национал-социализма! Ведь даже идея нацистского флага, в последствии использованном Гитлером, родилась именно там! Свастика на белом фоне, окруженная красным полем. Это был символический образ, отражающий нашу движущую идеологию: белый цвет – национализм, красный цвет – его социалистический идеал, а свастика, сама по себе, знак борьбы за победу арийской нации. – Гант отвернулся от слушателей, его руки еще глубже погрузились в карманы пиджака, и подошел к камину. Он некоторое время неподвижно смотрел на пламя, затем быстро повернулся лицом к своему окружению. – А знаете ли вы значение символа свастики, мистер Стедмен? – резко спросил он. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Это символ солнца, света и самой жизни. На протяжении тысячелетий многие народы использовали этот знак именно в этом смысле. Для «Туле» и для Гитлера этот знак определял символическую связь с нашей собственной эзотерической предысторией, когда мы еще не были теми, кто мы есть, но доказательством чего является исчезнувший остров Туле. Эта связь существует в виде энергетических теней, мистер Стедмен, которые вы можете принимать за духов.