- А может, это ошибка? - наконец сдавленно говорит Венька и глядит на Глафиру Филипповну с такой надеждой, словно только от нее зависит, ошибка это или нет.

Старшая вожатая подходит к окну, долго смотрит на улицу и, не оборачиваясь, отвечает:

- Нет, не ошибка. Все проверено и перепроверено. Исчезло несколько деталей. Стоят они гроши, но дело не в этом. Детали унес кто-то из вас. Кто - узнайте сами. Иначе вас больше никогда не пустят на завод. А Леониду Егорычу, который за вас поручился, могут быть неприятности.

Круто повернувшись, она выходит из класса. Мы остаемся одни. Не вставая из-за парты, Венька, словно в пустоту, говорит:

- Ребята, кто взял эти детали?

Тихо, как в больнице перед врачебным обходом. За дверью в коридоре - топот, гул голосов, смех. Мы ничего не слышим. Нас сорок. Все сорок были на заводе, все укладывали и диоды, и выпрямители. Один из сорока их взял. Кто?

- А я что говорил? - оглушительно хлопает крышкой парты Генка. У него горят щеки и растерянно бегают глаза. - Очень нужно было с этим заводом связываться. Вот и влипли. Теперь на всю дружину пятно…

- Замолчи! - орет на него Венька, и Генка торопливо втягивает голову в плечи. - К тебе пятно не пристанет, ты чистенький.

На уроках мы сидим как сонные мухи. Венька даже не достал учебники, тетради. Он сцепил кулаки, да так и забыл их разжать. К счастью, учителя не вызывают его. Зато на остальных двойки сыплются, как из дырявого мешка. Даже Алеша не смог ответить по географии, хотя он знает географию лучше всех в классе.

- Что это с вами приключилось? - удивляется Клавдия Ивановна, когда вслед за Алешей начинают путаться у карты Тома и Славка. - Вы что, заболели все вместе, что ли?

Ребята угрюмо молчат.

Перед алгеброй я обнаруживаю, что у меня окончилась тетрадь.

- У тебя нет чистой? - оборачиваюсь я к Веньке.

Он достает портфель и сует его мне:

- Посмотри сам.

Я расстегиваю Венькин портфель, ищу тетрадь. Эта начата, эта тоже начата, а эта?.. Под руку попадается что-то твердое. Я торопливо ощупываю маленький, застегнутый на кнопку карманчик портфеля, и какая-то судорога сводит мне пальцы. Я отстегиваю кнопку. Это диоды. Раз, два, три, четыре, пять… А вот выпрямители. Ошибка? Нет. Я ведь вчера два часа заворачивал их, я не могу ошибиться. Кровь толчками стучит у меня в висках. Нет, неправда, это не диоды! Это какие-нибудь железки для нашей машины. Откуда в Венькином портфеле могут взяться радиодетали? Он ведь никогда не увлекался радиолюбительством. Футбол, экскаватор, машина - это да. А радио…

- Нашел? - спрашивает Венька. - Давай портфель.

- Сейчас, - с трудом разжимаю я губы. - Одну минуточку…

Не соображая толком, что делаю, я незаметно достаю детали и засовываю их себе в карман. Даже не заглянув в портфель, Венька кладет его на место.

Весь урок я сижу как в жару. Как это могло случиться? Не знаю и знать не хочу. Венька не мог взять эти детали. Они не нужны ему. Венька не вор. Это какое-то недоразумение. Окончится урок, он встанет и сам все объяснит. И это, конечно, будет просто смешно. Не больше.

Но проходит урок, и Венька снова хрипло спрашивает:

- Ребята, кто взял, детали?

Этот же вопрос в глазах у Григория Яковлевича, у Леньки, у Глафиры Филипповны. Они сидят вместе с нами и ждут нашего ответа. Вместе со всеми его ждет и Венька. Детали я нашел в его портфеле. Если их не вернут, ребят никогда не пустят на завод. Всех ребят… 7-ой «А»… Но это будет несправедливо. Ладно…

- Я взял детали, - громко говорю я и пугаюсь собственных слов. Но отступать поздно.

- Ты?

Весь класс оборачивается ко мне. Венька впивается в меня глазами и досадливо машет рукой:

- Да ну тебя…

Я достаю из кармана детали и показываю их ребятам:

- Вот они.

Тишина. Как в космосе. Ни звука. И затем короткое, хлесткое, словно удар по уху:

- Вор!

Это Генка Козлов. Я хорошо, слишком хорошо знаю его голос.

- Неправда! - кричит Венька и хватает меня за руки. - Ты не мог их взять, слышишь! Это какая-то чепуха!

Эх, Венька, Венька, дорогой мой друг! И как ты не понимаешь, что эти самые слова я сам хотел тебе сказать целый бесконечный длинный урок?

Я молчу. Тогда Венька наклоняется надо мной и тоскливо спрашивает:

- Зачем ты их взял, Сашка?

И в голосе его столько искренней боли, что я готов закричать от стыда. Зачем ты спрашиваешь это у меня, Венька? Пусть бы Генка спросил. Генка - это понятно, он всегда меня терпеть не мог, но ты, ты!..

- Эти… детали… взял… я, - запинаясь на каждом слове, говорю я. - Больше ничего у меня не спрашивайте, я ничего не скажу.

С какой радостью я бы сейчас выбежал из класса и помчался домой! Чтобы не чувствовать на себе презрительного Генкиного взгляда. Не видеть, как растерянно крутит пенсне Григорий Яковлевич. Как весь подался вперед и с горьким недоумением смотрит на меня Ленька. Не видеть Веньку, ошеломленного, взъерошенного, готового предать меня, как когда-то мама предала меня этому гаду Сачку. Но я не могу встать из-за парты, хотя рядом, у стены, стоят мои костыли. Сюда мне помогли прийти Венька и Алеша, сам я еще с трудом делаю всего несколько шагов. И я должен сидеть здесь и слушать все, что обо мне будут говорить.

Но обо мне ничего не говорят. Григорий Яковлевич подходит, собирает эти проклятые детали и отдает их Леньке. Потом устало произносит:

- Идите по домам.

Все мнутся, топчутся возле парт, но Григорий Яковлевич обводит класс тяжелым взглядом, и ребята начинают расходиться.

- Вы тоже идите, - кивает он Леньке и Глафире Филипповне.

Мы остаемся одни. Григорий Яковлевич садится на край парты против меня, смотрит мне прямо в глаза и говорит:

- Я тоже не верю, что эти детали взял ты. Саша, дорогой, я тебя очень прошу, объясни мне, что произошло?

Я прикусываю губу. Я вас очень люблю, Григорий Яковлевич. Я счастлив, что вы мне верите, но объяснить ничего не смогу. Это не мой секрет. Пусть все считают, что детали взял я. Я ведь тоже верю, что тот, кто взял их, сделал это не нарочно, что тут какая-то нелепая ошибка. Иначе зачем бы он таскал их в портфеле? Зачем сам дал мне этот портфель - ведь я просил только тетрадь! Может быть, время распутает эту загадку, а я ничего не могу сделать.

Мы сидим друг против друга и думаем каждый о своем. Думаем долго. Потом Григорий Яковлевич бережно обнимает меня за плечи и помогает выйти из класса к машине. Я сажусь в нее. Григорий Яковлевич подает мне руку, я ее вяло пожимаю и берусь за рычаги. За школьным забором меня ждут Венька и Алеша. Они становятся слева и справа, и мы втроем медленно движемся по улице. Потом Венька проходит вперед и загораживает мне дорогу.

- Ты не мог взять эти детали, - говорит он. - Я не верю тебе. Я работал все время рядом с тобой. Ты не мог их взять на заводе.

Венька - не Григорий Яковлевич, а Алеша - не весь класс. Сказать или нет? Скажу. Ведь если Венька может так говорить, значит, или он не виноват, или мне нужно о нем навсегда забыть.

И чем скорее, тем лучше.

- Я взял их у тебя в портфеле, Веня, - тихо говорю я.

Он отшатывается от меня и бледнеет. Почти незаметные зимой веснушки на его лице снова выступают, как нарисованные.

- В моем портфеле? - задыхаясь, переспрашивает он.

Я киваю и трогаюсь с места.

Но Венька кладет руку на рычаг.

- Ты веришь, что я их не брал? - спрашивает он.

Я смотрю в его голубые, чистые, как лесные роднички, глаза и говорю:

- Верю.

- А ты? - Венька поворачивается к Алеше.

- Верю, - без колебаний отвечает тот.

- Это какая-то загадка, ребята, - недоуменно моргая, говорит Венька. - Вчера я делал уроки, в портфеле ничего не было. Хотя стой… Ты говоришь, в карманчике? Карманчика я не открывал. Загадка, честное слово. Что я в классе завтра скажу - в толк не возьму. Поверят мне ребята, как вы поверили, или нет?

- Поверят! - отвечаем мы с Алешей.