Я уловил: «Nous allons aux Etats-Unis»[4], а дальше он затрещал так, что вникнуть не было никакой возможности.

Интересно. Игнасио не сказал гостям, что они уже в Соединенных Штатах. По-видимому, с ними легче было управляться, пока они думали, что находятся в Мексике.

— Montrez-moi votre passeport[5].

Синий глаз залопотал протестующе. Ясно: им сказали, что паспорта не потребуются. Потому они и платили за переход через границу, что им было отказано в паспортах.

— Quand etes-vous veni ici?[6]

Hier означало «вчера» — вне зависимости от того, чем это слово сопровождалось. Выходит, Большой Игнасио перевез их через границу, засунул в подвал и прямиком отправился в Штопор.

Мы снова заперли иммигрантов в подвале, присовокупив к ним мексиканца и Жука Рейни. Рейни ревел белугой, когда я отнимал у него кокаин и шприц.

— Огляди потихоньку местность, — сказал я Милк-Риверу, — а я пока что усажу твоего покойника.

К возвращению Милк-Ривера мертвый мексиканец устроился у меня удобно: развалясь на стуле недалеко от фасадной двери главного здания, спиной к стене, в надвинутом на глаза сомбреро.

— Вдалеке кто-то пыль поднимает, — доложил Милк-Ривер.

— Не удивлюсь, если до темноты у нас появится общество. Темнота, и густая, держалась уже час, когда они прибыли. Мы успели поесть, отдохнуть и были готовы к встрече.

В доме горел свет. Там сидел Милк-Ривер и тренькал на мандолине. Свет из открытой двери неясно очерчивал мертвого мексиканца — статую спящего. Позади него, за углом, вплотную к стене лежал я, высунув только голову.

Мы услышали гостей задолго до того, как смогли их разглядеть. Две лошади, топоча за десятерых, приближались резвой рысью.

Игнасио с такой силой осадил свою, что она поднялась на дыбы, и не успели опуститься на землю ее передние копыта, как мексиканец, соскочив с седла, уже занес ногу над порогом. Второй всадник не отставал от него.

Бородатый Игнасио увидел мертвеца. Он кинулся к нему, взмахнул хлыстом и гаркнул:

— Arriba, piojo![7] Мандолина в доме смолкла. Я вскочил.

Бородатый удивленно раскрыл рот.

Его хлыст задел пуговицу покойника, зацепился, и петля на рукояти задержала запястье. К поясу потянулась другая рука.

Я уже час держал револьвер. Я был близок. Я мог не торопясь выбрать цель. Когда рука мексиканца дотронулась до револьвера, я прострелил ему и руку и бедро.

Пока он падал, я увидел, как Милк-Ривер ударил второго револьверным стволом по затылку.

— А мы вроде неплохо сработались, — сказал мой загорелый помощник, нагнувшись, чтобы подобрать неприятельское оружие.

Громогласные проклятия бородатого затрудняли нашу беседу.

— Которого ты оглушил, я суну в погреб, — сказал я. — Следи за Игнасио — вернусь, мы его перевяжем.

Оглушенный очнулся только тогда, когда я проволок его полдороги до подвала. Остальную часть дороги я подгонял его револьвером, потом пинком отправил внутрь, пинками отогнал остальных арестантов от двери, закрыл ее и запер перекладиной.

Когда я вернулся, бородатый перестал шуметь.

— За тобой кто-нибудь едет? — спросил я, опустившись возле него на колени, и перочинным ножом принялся разрезать на нем штанину.

Вместо ответа я услышал разные сведения о себе, о моих родителях и моих повадках. Все оказались неверными, зато колоритными.

— Язык ему, что ли, к ноге примотать? — предложил Милк-Ривер.

— Пускай покричит!

Я снова обратился к бородатому:

— На твоем месте я бы ответил на этот вопрос. Если наездники X. А. Р.'а прискачут за тобой сюда и застанут нас врасплох, руку даю, что тебя линчуют.

Он об этом не подумал.

— Si, si... Пири и его люди. Они sequir — mucha rapidez![8]

— Кроме тебя и этого второго, у вас кто-нибудь остался?

— Нет! Ningiin![9]

— Милк-Ривер, попробуй разведи перед домом костер побольше, а я тут кровь остановлю этому гусю.

Парень посмотрел на меня разочарованно:

— Что же, мы им и засады никакой не сделаем?

— Нет, если не возникнет необходимость.

Пока я накладывал мексиканцу жгуты, Милк-Ривер развел исполинский костер, который освещал и дома, и почти вей впадину вокруг них. Я собирался отправить Игнасио с Милк-Ривером в дом — на случай, если не смогу сговориться с Пири. Но не успел. Едва я начал объяснять мой план Милк-Риверу, как из темноты донесся бас Пири:

— Руки вверх, эй, вы!

— Спокойно! — предостерег я Милк-Ривера и встал. Но рук не поднял.

— Представление окончено, — крикнул я в темноту. — Подъезжайте.

Прошло десять минут. На свету появился Пири. Его квадратное лицо было угрюмо и покрыто разводами грязи. Лошадь — вся в бурой пене. В обеих руках он держал револьверы.

За ним следовал Данн — такой же грязный и угрюмый, и тоже с оружием наготове.

За Данном никто не выехал. Значит, остальные рассредоточились вокруг нас в темноте.

Пири нагнулся над головой лошади, чтобы рассмотреть Большого Игнасио, который замер на земле, затаил дух.

— Мертвый?

— Нет... ранен в руку и в ногу. Кое-кто из его друзей у меня под замком, в доме.

При свете костра бешено сверкнули белки его глаз.

— Других можешь оставить себе, — грубым голосом сказал он. — Нам хватит этого.

Я понял его правильно.

— Все у меня остаются.

— Я тебе ни на грош не верю, — прорычал мне сверху Пири. — Я позабочусь сам, чтобы налеты Игнасио кончились раз и навсегда. Я с ним разберусь.

— Ничего похожего.

— Как же, интересно, ты мне его не отдашь? — Он злобно рассмеялся. — Или думаешь, что нас с ирландцем двое? Если не веришь, что ты окружен — рыпнись!

Я верил ему, но:

— Это не имеет значения. Если бы я был бродяга или старатель, или вообще какой-нибудь одиночка без связей, ты бы со мной долго не церемонился. Но я не такой, и ты понимаешь, что я не такой. Я на это рассчитываю. Игнасио ты получишь, только если меня убьешь. Никак иначе! Вряд ли он тебе так нужен.

С минуту он глядел на меня. Потом коленями подал лошадь к мексиканцу. Игнасио сел и начал умолять меня, чтобы я его спас.

Я медленно поднял правую руку к револьверу, который был у меня под мышкой.

— Брось! — рявкнул Пири, направив оба револьвера мне в голову.

Я улыбнулся ему, медленно вытащил револьвер, медленно повернул его — так, что он оказался между револьверами Пири.

Эту позицию мы сохраняли довольно долго: времени, чтобы вспотеть, хватило на обоих. Неуютное положение!

В его воспаленных глазах мелькнула непонятная искра. Я слишком поздно понял, что за ней последует. Револьвер в его левой руке отвернулся от меня — выстрелил. В темени Игнасио появилась дыра. Он свалился набок.

Милк-Ривер, ухмыляясь, снял Пири с лошади одной пулей.

Револьвер в правой руке Пири выстрелил уже над моей головой: я удирал из-под копыт его лошади, взвившейся на дыбы. Грохнули револьверы Данна.

— В дом! — крикнул я Милк-Риверу и дважды выстрелил в лошадь Данна.

Над нами, под нами, вокруг нас и только что не внутри запели винтовочные пули.

Растянувшись на полу в освещенном дверном проеме, Милк-Ривер сыпал горячий свинец на улицу с обеих рук. Лошадь Данна повалилась. Данн встал... схватился двумя руками за лицо... рухнул рядом с лошадью.

Милк-Ривер прервал фейерверк ровно на столько времени, сколько мне надо было, чтобы, прыгнув через него, спрятаться в доме.

Пока я разбивал стекло в фонаре и задувал огонь, он захлопнул дверь. Пули играли музыку на двери и стенах.

— Правильно я сделал, что подшиб курощупа?

— Святое дело! — солгал я.