– Самоубийство?

Галливан нетерпеливо замахал руками:

– Убийство.

– Кондуктор поезда, – возразил я, – клянется, что в вагоне больше никого не было. И я верю ему. Более того, он утверждал, будто за все время пути к Малеже никто не подходил.

– Я знаю. И самое забавное, – мрачно произнес мой попутчик, – что этот человек говорит правду. Факт. Я выслушал его показания, и мы навели о нем подробные справки. Послушайте! Он так разволновался, увидев Малеже у себя в вагоне, что собрал у всех пассажиров билеты раньше, чем у Малеже, чтобы иметь возможность быть возле него, а может, и поговорить с ним. Но ему не удалось. Поэтому, взяв билет у Малеже, он остался в коридоре и во время всего пути не спускал глаз с двери его купе. Когда поезд подходил к Кобленцу, он зашел спросить Малеже, не нужно ли тому чего-нибудь, и… бах! Малеже исчез! Я ему поверил.

– Так что же? Кажется…

– Говорю вам, это убийство, – настаивал Галливан, взволнованно выискивая в карманах сигареты.

Я предложил ему закурить. Он дрожащими пальцами зажег сигарету. В сумерках его лицо поражало бледностью.

– Не спрашивайте меня, как это было проделано, мистер Марл. Все выглядит так, будто чья-то невидимая рука вытащила его из купе и бросила…

– Ерунда!

– Погодите. Вы слышали историю о тени, которую видели на зубчатой стене, когда Элисон бежал, объятый пламенем? Не слышали? Боже мой! Ну и детектив! Вы не знаете фактов, касающихся вашего дела?

Почувствовав некоторое замешательство, я ответил:

– Спокойно! Я всего лишь помощник, и не очень удачливый. Я не читал газет. Я просто выполняю распоряжения шефа.

Галливан вдруг положил руки на стол и подался вперед, глядя на Рейн. Он тихо произнес:

– Вот он, мистер Марл. Замок «Мертвая голова».

Замок был еще далеко, но наш пароход успел набрать значительную скорость, и вскоре перед нашими взорами предстало куполообразное сооружение с двумя тонкими башнями, плывущее в призрачном мраке над соснами и кажущееся бесплотным. Серое небо за башнями прорезали белые полосы, по которым бежали темные барашки облаков. В чернильно-темной воде отражались огни, горящие на левом берегу. Стало очень тепло…

Замок «Мертвая голова» постепенно увеличивался в размерах, хотя, казалось, отдалялся от нас еще больше. Массивные зубчатые стены высотой в целую сотню футов росли прямо из склона холма. Я склонился над перилами и вытянул шею, чтобы посмотреть вверх. Зубцы, встроенные в середину стен, напоминали зубы мертвеца в широком каменном черепе. При тусклом освещении рассмотреть детали было сложно, но глаза я различил. Я увидел две башни с обеих сторон, напоминающие уши, и все тонкое, почерневшее от дождей устрашающее сооружение, медленно движущееся над нашими головами.

Ни Галливан, ни я не произнесли ни слова до тех пор, пока река не расширилась настолько, что мы увидели огни Кобленца, расположенного на левом берегу в том месте, где Рейн соединяется с Мозелем, и неровный свет на Корабельном мосту. Тогда мы отправились за багажом. Галливан протянул мне визитную карточку.

– Вот. – Он нацарапал адрес. – Отель «Траубе», Рейн-штрассе. Недалеко от пристани. Не забывайте меня, ладно, мистер Марл? Я затаюсь, пока вы не объявитесь.

Наше судно с шумом подошло к небольшой пристани. Звон колоколов, стук багажа, встречающие с вытянутыми шеями под бледными огнями фонарей. У подножия трапа я увидел молодого человека в белом фланелевом костюме и шапочке яхтсмена. Он внимательно разглядывал сходящих пассажиров, затем подошел ко мне.

– Мистер Марл, сэр? – спросил он на отличном английском языке. – Мисс Элисон прислала за вами лодку, сэр. Сюда, пожалуйста.

Он бросил несколько слов носильщику, который нес мои чемоданы, и повел меня по причалу. Позади я заметил худую фигуру Галливана. Он стоял у фонарного столба, засунув руки в карманы, съехавшая набок шляпа закрыла ему один глаз. На прощание он одарил меня усмешкой Панчинелло. В окнах белых домов, расположенных на Рейнштрассе, горели огни. По всей набережной слышались приглушенные голоса гуляющих, а на террасе ресторана играл оркестр. Неподалеку от главной пристани к воде спускалась небольшая лестница, у основания которой раскачивалась мощная скоростная моторная лодка.

Оглушительно взревел мотор. Я сел на подушки в кормовой части. Ах, это ощущение силы, скорости и ветра! Вода и огни на пустынном, стремительном пространстве. Путь нам освещал белый луч прожектора на носу лодки. Он остался единственным источником света после того, как огни набережной Рейна остались позади. Я услышал громоподобные звуки, которые не смог заглушить даже шум мотора. Лоцман поднял голову, и перед моим взором предстал верх его белой шапочки.

Через некоторое время я увидел справа пару освещенных ступенек. Дом Элисона красовался на возвышении среди деревьев, а к его веранде вела витая лестница. Я поднялся, мой проводник шел следом с багажом в руках. Вдоль всего фасада здания тянулась огромная, открытая веранда, вымощенная красным кирпичом. Ее несколько нелепо освещали китайские фонарики, висящие на проволоках, да приглушенный свет из высоких окон. Вокруг шелестели гигантские, тенистые деревья.

В плетеном кресле, свесив ноги через подлокотник, сидела девушка с коротко подстриженными черными волосами и нахмуренным простеньким личиком, несколько оживленным макияжем. В зубах она сжимала длинный мундштук. Девушка вынула его изо рта и с любопытством глянула на меня:

– Ого! Вот это да. Еще один детектив! Вилла просто кишит детективами. Знаете, здесь можно ставить музыкальную комедию – мужской хор поет «Танец детективов» или «Мой котелок и я».

Она сделала несколько затяжек, и мы дружелюбно улыбнулись друг другу. Я принял предложенную сигарету и спросил, куда идти, разумеется предварительно представившись.

– К обеду вы опоздали… Ну, не будьте же таким букой. Я вас знаю. Вы Джеффри Марл, и я читала вашу книгу. Надеюсь, вы веселый малый. – Ее ангельское личико несколько помрачнело, и она смущенно погладила колени. – Ужасное место. Герцогиня нас не выпускает. Да еще Май умер… Думаю, вам лучше пойти и самому взглянуть на них. Кстати, меня зовут Салли Рейн. Я художница. И уверяю вас, я не убивала Мая.

Я резко повернулся:

– Они думают, кто-то…

– Ну, что-то вроде того! Кто был тот таинственный негодяй, который перевез Мая через реку на моторной лодке и вернулся один? Вы услышите. Во всяком случае, я больше не могу говорить об этом.

Тут я увидел, что эта уверенная в себе юная леди вот-вот расплачется, и по ее личику потечет тушь. Нахмурив вздернутый носик, она отвернулась. От сильного ветра над домом закачались сосны. При свете оранжево-желтых китайских фонарей, извиваясь и дрожа, упал лист. Я бросил взгляд на речную бухту и оставил девушку на обдуваемой бризом веранде.

Мой проводник с моторной лодки беседовал в дверях с безволосым, пухлым, розовощеким слугой в черном костюме. Тот на ломаном английском попросил меня следовать за собой. По пути он сообщил:

– Если это не доставит вам неудобств, сэр, месье Банколен хотел бы немедленно увидеться с вами в гостиной мисс Элисон. Я вас провожу.

В тускло освещенном коридоре стояла тишина. Роскошный холл, обставленный небрежно и безвкусно, освещали два высоко подвешенных фонаря. На полу лежали пушистые тигриные и медвежьи шкуры, на стенах висели золотистые гобелены. В глубине холла, на задней стене, я заметил портрет. Здесь, в тишине, нарушаемой лишь шумом рейнского ветра, я впервые ощутил дыхание смерти. Это был выполненный в полный рост портрет Майрона Элисона в роли Гамлета. Словно желая доставить себе дополнительные страдания, кто-то оставил над ним горящий свет, и изображенный на картине человек, как живой, смотрел в полумрак холла…

Пошатывающийся Гамлет, опирающийся рукой на меч и наклонивший голову вперед… Худой, одетый в черное, с прекрасными серыми глазами, безупречным профилем и копной темных волос, задумчивый, великолепный Гамлет смотрел вниз, скривив губы в безумной улыбке. На этой картине Майрону Элисону было, наверное, лет пятьдесят пять. Даже поднимаясь по лестнице, я чувствовал на себе его задумчивый взгляд.