Молодой человек протянул ей портсигар. Салли, скривившись, посмотрела на него, но так и не закурила. Несмотря на непрекращающийся шум бури, все услышали удар отвязавшегося ставня.

– Потом он откланялся, и я вместе с ним вышла в холл. Он попытался предложить мне поехать в замок, но я сказала: «Нет, Майрон. Вы сегодня еще не ели ваших устриц. Идите». Он пошел наверх работать над своей книгой. Майрон писал мемуары и много времени проводил в своей комнате. Поставил одну ногу на ступеньку, посмотрел на парадную дверь и поднялся по лестнице. Тогда я видела его в последний раз.

– Минуточку, – оживился Банколен. – А когда это было?

– Не могу точно сказать. Наверное, в начале десятого.

– Значит, в это время он не собирался ехать в замок?

– Думаю, нет… Во всяком случае, я вышла на веранду, села на балюстраду и задумалась. Прекрасный был вечер, знаете. Я видела освещенные лодки, проплывающие по реке, и вдыхала аромат свежего бриза… – Девушка глубоко вздохнула. Ее рот скривился в усмешке. – Я, как во сне, вошла в дом…

– Через какое время?

– Понятия не имею, – оживленно ответила Салли и решительно затянулась сигаретой. – Когда я вернулась, все уже разошлись. Д'Онэ и герцогиня поднимались наверх. Он рассказывал ей о целительной силе молока на ночь, а она обсуждала сыгранную партию в покер. Это, знаете ли, незаурядный дом – вы делаете то, что вам нравится… Я слышала, как кто-то звенел бутылками в столовой…

– Например, я, – соблаговолил вставить слово сэр Маршалл Данстен.

– Ах да. Вы, – огрызнулась мисс Рейн. – Я также слышала, как Левассер пиликал на скрипке.

– А мадам Д'Онэ?

– Не знаю. Думаю, она находилась где-то поблизости. Почувствовав себя не слишком хорошо, я отправилась в библиотеку. Придвинула кресло к двери бильярдной и взяла книгу. Комната освещалась единственной лампой, стоящей у моего кресла, и я задремала под шум ветра и шелест деревьев. Левассер тихо играл на скрипке, это тоже меня убаюкивало. Я как раз погружалась в сон, когда услышала шаги в холле… – Салли заколебалась. – Кто-то довольно быстро шел к парадной двери. Разумеется, тогда я не обратила на это внимания.

– Это были шаги мужчины или женщины?

– Не знаю. По-моему, их было двое и они тихо говорили. Точно сказать не могу. Скорее всего, это были Майрон и…

– Убийца, – перебил Данстен.

– Если вы настаиваете – убийца. Это все, что мне известно. Правда. Должно быть, я заснула. Следующее, что я помню, – ужасающие крики откуда-то издалека и пронзительный голос герцогини сверху. Я встала, по-прежнему в каком-то забытьи, и пошла узнать, в чем дело. Но в это время Гофман и Фриц уже спешили к пристани… Вы понимаете, как себя чувствуешь, только что проснувшись. Я хотела выяснить, что происходит. Левассер по-прежнему играл на своей скрипке и, полагаю, ничего не слышал. А беспокоить его не хотелось. Тогда я поднялась наверх и спросила герцогиню. Она была взволнована, но сказала, что все это чепуха… паника… и чтобы я не брала в голову. Я спустилась вниз, остановилась на веранде и увидела на зубчатых стенах замка две фигуры – Гофмана и Фрица. Это все.

– Вы стояли на веранде, когда послышался шум моторной лодки?

Она сразу ответила:

– Должно быть. Боюсь, я не обратила на это особого внимания. С реки всегда доносятся какие-то шумы.

– И вы не заметили, чтобы кто-то поднимался с пристани?

– Нет. Но чтобы пройти к дому, не обязательно подниматься по лестнице от пристани. По склону холма идет тропинка. По ней можно незаметно подойти к дому.

Оставив свои шутливые манеры, Салли выглядела поко-ряюще искренней. Переигрывая, она стала похожей на девчонку.

Банколен, откинувшийся в кресле и подпирающий голову рукой, казалось, был полностью поглощен звуками бушующего ненастья. Он опустил веки и потер пальцами висок.

– Боюсь, мисс Рейн, вы лжете! – громко заявил он.

Глава 5. Скрипка в ночи

Салли Рейн продолжала молча глядеть на детектива, покачивая головой, словно подтверждая его опасения. Однако она не казалась испуганной…

Потом мы заметили, что в комнате появился еще один человек. Не могу сказать, когда он вошел, – мы наблюдали за девушкой. Он легко и небрежно оперся о косяк двери бильярдной. Невысокий, с блестящими черными волосами и смуглым лицом. В одной руке он держал тлеющую сигарету, а под мышкой – скрипичный футляр.

– Простите, – произнес он на хорошем английском, но со странным гортанным акцентом, довольно непривычным для француза. – Я невольно услышал показания мисс Рейн.

Он подошел к нам и осторожно положил футляр на стол. Его удивительно плавные движения, как у дирижера, завораживали. Смуглое лицо, острый подбородок, капризный взгляд темных глаз, сверкающая изумрудная булавка на манишке.

– Позвольте представиться. Я – Эмиль Левассер! Ужасное происшествие, не так ли?

Гость сел, осторожно поддернув штанины, сцепил пальцы рук и мгновенно, даже легко снял обвинение, выдвинутое против Салли Рейн.

– Я имею удовольствие, – он склонил голову набок, – подтвердить первую часть показаний мисс Рейн!

– А вторую? – не глядя на него, спросил Банколен.

– Очень сожалею! Здесь я ничего не могу сказать. Когда я закрываю дверь музыкальной комнаты, я словно попадаю в другой мир! Музыка – гораздо лучший барьер, чем звукопоглощающие стены! – Левассер сверкнул белыми зубами. – Я ни о чем не знал, пока ко мне не постучали и не сообщили…

Маршалл Данстен вмешался:

– Верно. Это был самый ужасный момент. Когда внесли тело, скрипач продолжал играть. И кто-то воскликнул: «Он когда-нибудь прекратит эту проклятую распиловку?» Тогда и постучали в дверь музыкальной комнаты.

Левассер задумчиво произнес:

– Ваше определение, мой друг, кажется мне в высшей степени ошибочным…

– Не оскорбляйтесь, пожалуйста!

– …но и в высшей степени простительным в данной ситуации! – закончил Левассер, улыбнувшись.

Почему-то он напоминал мне обезьянку на ветке. Смуглое лицо, нервные жесты, тонкие, длинные пальцы… Казалось, он вот-вот прыгнет под потолок!

– Уверяю вас, – продолжал Левассер, – выйдя в холл, я увидел странную картину, которую можно передать только самой отвратительной музыкой! Мой добрый друг сэр Маршалл Данстен, прислонившись к стене, повторяет: «Боже мой, боже мой!» Мадам Д'Онэ стоит на лестнице как белая статуя. Гофман, тряся головой, беспричинно просит прощения у мисс Элисон. А под портретом Майрона в роли Гамлета на кушетке лежит обугленное тело… Прекрасно, не так ли? В музыке это выглядело бы так… – Он замолчал, словно прислушиваясь к мелодии внутри себя.

– Да, – пробормотал Банколен и глянул на Данстена. – Вы были в холле, мой друг, когда внесли тело? Или только что вошли?

– Только что вошел. Это я и хотел вам сказать. Я почти час гулял по лесу неподалеку от дома. Слышал какой-то шум. Но лес очень густой и…

– И вам совсем нечего рассказать нам?

– Нечего! – серьезно ответил молодой человек. – Знаю, это выглядит подозрительно, но, черт возьми, я говорю правду! Я просто слонялся по лесу!

Наступила тишина. Похоже, никто не собирался оспаривать слова Данстена, чего он, по-видимому, ждал. Молодой человек сел, переведя взгляд с Банколена на меня. На его лице отразилось искреннее облегчение. Левассер, поглощенный своими мыслями, смахнул с брюк воображаемую пылинку и спросил:

– Месье Банколен, нельзя ли нам переговорить с глазу на глаз?

– Нельзя! – вмешалась Салли Рейн, нервно рассмеявшись. – Меня тут чуть не заподозрили во лжи! Только ваше появление спасло!

Банколен поднял руку, всем своим видом изображая милое удивление:

– Напротив, мисс Рейн! Вас не обвиняют. Я просто сообщил, что больше не буду вас расспрашивать. Но я ощущаю потребность заметить вам, – он чуть улыбнулся, – в качестве дружеского предупреждения союзнику. Позвольте совершенно серьезно дать вам совет: если герр фон Арнхайм почтит нас своим присутствием, не пытайтесь ублажать его этой историей. Я не слишком высокого мнения об уме доброго барона. Это поставит нескольких людей… в неприятное положение… Вы поняли меня?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: