Непроглядный мрак шарахнулся в стороны и вверх. Пещера оказалась огромной, и не разглядеть было ни стен ее, ни потолка – только размытая темнота вокруг да два светлых полупрозрачных пятна в самом центре.

Поднявшись из-за стола, маг стал стряхивать с ладоней каменную пыль и вглядываться в призрачные очертания.

– Поверить не могу, – пробормотал он севшим голосом, затем откашлялся, склонился над книгой, осторожно дописал еще несколько символов и вновь взглянул в глубину пещеры. Два каменных постамента вырастали там из каменного пола, и два саркофага со стенами из прозрачного хрусталя стояли на возвышениях, испуская неяркий, холодный свет.

– Экспериментальный пробой номер пять дробь одиннадцать прошел успешно, – сообщил старый маг в гулкую пустоту, – из Прохладного мира в Теневую Лакуну установлен портал, проницаемый для нематериальных магических объектов, что можно считать практическим подтверждением расчетов профессора Фортуны. Приступаю ко второй стадии эксперимента.

Пощелкивая на ходу пальцами, он подошел к границе между деревянным полом комнаты и камнем пещеры, оглянулся на стол с тихо гудящей книгой и шагнул вперед. Клубы пыли взлетели из-под ног, обутых в сандалии. Маг чихнул, почесал в бороде и решительно направился к саркофагам.

Толстый хрусталь изрядно запылился со времен последнего успешного пробоя. Маг, щурясь, всмотрелся в глубину одного из гробов, избегая прикасаться к нему, очень близко и пристально осмотрел второй. Что там внутри было – не разглядеть. Старик прикинул на глаз расстояние между постаментами, встал посередине и глубоко задумался.

Он помнил, как гробы вносили сюда, устанавливали на каменные пьедесталы, искусственное происхождение которых не вызывало сомнений. Помнил, как искрили под хрусталем натуго свернутые стазисные поля. Как улыбался Иляс Фортуна:

– Взаимостояние вот-вот закончится, Ольжех, надо поспешить...

Профессор хотел навсегда избавиться от тех, кого заточил в стазис и прозрачный камень, он только и думал о том, что Теневая Лакуна открылась, возможно, в последний раз. Он даже перестал гордиться тем, что трижды безошибочно предсказывал ее наложение на мир людей. Трижды... а где третий раз, там может быть и четвертый. Он спешил тогда, еще не зная, что очень скоро потребует от своего ученика нового пробоя, но попытки одна за другой будут заканчиваться неудачей.

– Вы всегда узко мыслили, господин Фортуна, – вполголоса заметил Ольжех, – вам удалось вычислить связь между идеальным взаимостоянием и наложением Теневой Лакуны, но вы отказываетесь признать, что надмировое движение в целом находится под очевидным влиянием сил, недоступных вашему разуму. И вы снова хотите пробудить эти силы. Дело ваше. Но не говорите потом, что я не предупреждал.

И, поморщившись, он выдернул из бороды длинную волосину.

– Трах-тибидох-тибидох, – пробурчал себе под нос. Подождал немного.

Ничего не изменилось.

– Но ведь как-то он это делал, – возмутился Ольжех, – как-то он это делал! Мало данных. Совершенно определенно, нет никакой возможности работать, располагая столь жалким количеством информации!

Каменные стены, которым была адресована тирада, холодно ее проигнорировали.

– Новейшие технологии ущербны в отрыве от корней, – наставительно сообщил маг, – но иногда у нас просто нет выбора.

И поднял руку, защищая глаза.

Толстый слой пыли с пола, постаментов и хрусталя сдуло порывом холодного ветра. Столбы синего света ударили в недосягаемый темный потолок. Радужные переливы стазисных полей закружились все быстрее, быстрее, пока не слились в слепящие белые полосы, а те, в свою очередь, бесследно растаяли.

Ольжех поморгал (глаза слезились от света), влез на возвышение справа и склонился над прозрачной крышкой.

По законам легенд и сказок, там должна была бы покоиться невиданной красоты юная девица. Спящая, разумеется. Ожидающая во сне прекрасного принца, который разбудит ее трепетным жаром своего поцелуя.

Ольжех на роль принца ну никак не подходил. Впрочем, и в гробу лежала не девица, а как раз наоборот.

На каменном дне, мирно сложив на груди руки, лежал юноша. Совсем молоденький, почти мальчик. Красивый, что правда, то правда, но ничуть на заколдованную принцессу не похожий.

Его густые черные волосы вились крупными кудрями, смоляные пряди эффектно разметались по голубому хрусталю – иные женщины от лучших куаферов не могут добиться такого художественного беспорядка. Длинные загнутые ресницы опускались на скулы пушистыми полукружьями. Чернущие. Цвет волос и ресниц позволял предположить, что и глаза у юноши черные, точнее, темно-темно-карие. С отсветами жаркого, бесовского огня, который пленяет женские сердца, а мужчин заставляет без нужды класть ладони на эфесы мечей и распрямлять плечи, невольно уподобляясь бойцовым петухам перед дракой.

Маг рассматривал спящего и рассеянно дергал себя за бороду.

– Ну, красавец, – буркнул он, – просыпаться будешь?

Вместо ответа юноша глубоко вздохнул. Грудь его поднялась, явственно обозначились ребра под тонкой рубашкой.

– Живой, – констатировал маг. Слез с постамента и шустро взобрался на второе возвышение.

Там в хрустальном гробу лежал еще один человек.

Тоже очень молодой. Но на этом его сходство с соседом и заканчивалось.

Коротко остриженные волосы даже в полутьме отливали золотом. Такой цвет бывает у солнечных лучей, когда день переходит в вечер. Загорелое лицо, худое, с острым подбородком, было настолько же неприятным, насколько красивым был облик того, черноволосого. Лицо аскета.

– Тощий какой! – Ольжех недовольно поморщился. – Говорил я, откормить сначала надо, а потом уж в стазис. Подъем! – Он постучал по хрустальной крышке. – Вставать пора.

Золотоволосый проигнорировал. И маг рявкнул, притопнув ногой:

– Тревога! К бою!

Первыми ожили руки. Метнулись, ударившись о стены. Пальцы царапнули холодный камень. И открылись глаза. Темно-синие. Холодные. В глазах была ярость, без намека на страх или непонимание.

– Как был дикарем, так и остался. – Маг заставил себя отвести глаза от бешеных синих огней. – Сейчас, сейчас. Открою.

Без напряжения он сдвинул кажущуюся неподъемной прозрачную плиту. Золотоволосый рванулся встать, но смог лишь сесть, уцепившись за край саркофага:

– Что это?

– Смотря где, – без особого дружелюбия ответил старик. – Ежели вокруг, так пещера. А ежели что с тобой, так это ты с непривычки. Ничего, оклемаешься скоро, будешь как новенький.

– А, господин Ольжех, – без эмоций констатировал парень. – День добрый. Где мой брат?

– Спит еще. – Маг кивнул на соседнюю гробницу. – Он себе на уме. Как захочет, так и проснется. Зато на своих ногах пойдет.

– Где Миротворец?

– Ох ты ж на мою голову! Вот он, вот лежит, – старик ткнул пальцем в нишу над усыпальницей. – Давай-ка я тебе помогу выбраться.

– Я сам.

– Не смеши мои тапочки, сэр Артур.

Впрочем, он позволил парню попробовать. И тот действительно сам выбрался из гроба. Правда, уже на полу качнулся и начал оседать. Маг шустро подставил свое сухое плечико. Кажется, он должен был рухнуть под тяжестью золотоволосого, однако ж ничего, не рухнул и даже помог Артуру добраться из пещеры до комнаты, где усадил в свое собственное кресло.

– Дальше не надо, – сказал он, пресекая попытки юноши подняться. – Дальше тебе пока нельзя. Реальность, знаешь ли, штука хрупкая. Как бы не потрескалась.

– Где Крылан?

– Подох. В смысле помер.

– Сволочи.

– Слушай, сэр рыцарь, – нахмурился маг. – Ты что, ждал, что мы еще и лошадь твою спать уложим?

– Хотелось бы. Выпить есть?

Ольжех возвел очи горе:

– Вода.

– Понятно. – В ровном голосе Артура впервые прорезалось что-то похожее на сарказм. – Все как всегда.

– Я сейчас уйду, – сказал маг. – Скоро вернусь. И принесу.

– Ладно.

– Веди себя хорошо. – Старик наставительно воздел сухой палец. – Встать не пробуй. Вот вода. Вот еда.