– А дети как же? – с недоумением спросил Артур.

– А никак, – сэр Герман пожал плечами.

– Так какие же они святые? Они грешники! – Артур понял, что запутался окончательно, и помотал головой. – Это же смертный грех. Тот, кто избегает женщин, перечит Божьей воле.

– Ты вряд ли поймешь. Точно так же как они никогда не поймут тебя. Ты говоришь, что Господь дал нам тело для радости. А они считают, что плоть – это тюрьма души. Усмирение плоти, ограничение себя во всем, кроме самого необходимого, – это их путь к святости.

– Я не понимаю. Они хотят прожить и умереть, не оставив детей?

– Нет, – вздохнул сэр Герман, – они хотят прожить без греха. Не понимаешь? Артур, да ты закоснел в предрассудках.

– Может быть. – Юноша кивнул. – Вы попробуйте объяснить.

– Попробую. – Командор помолчал, собираясь с мыслями. Потом поднял палец: – Плотская любовь, не освященная венчанием, – это грех, согласен?

– Для мирян – да. А для тех, кто не может жениться, – нет.

– Вот и объясняй тебе! – досадливо поморщился старый рыцарь. – Ты у нас по определению безгрешен, поди втемяшь тебе, что другие могут думать иначе.

– Да я знаю, что могут, – поспешно заверил его Артур, – могут, и думают, просто не пойму, зачем они живут, если ничего после себя не оставят.

– Славу добрую оставят! – рявкнул командор.

– И все?!

– М-да, – только и сказал сэр Герман. Очень внимательно посмотрел на Артура, вздохнул и повторил печально: – М-да. В этом ты определенно кому угодно фору дашь. И касательно детей тоже. Да, кстати, имей в виду, что в Единой Земле чуть не каждый пятый мнит себя твоим потомком. Реально же детей было восемь. Пятеро – мальчики.

Артур пожал плечами, скорчил легкую гримасу:

– Теперь-то не все равно?

– Я присматривал за ними. – Командор сделал глоток И уставился в свой кубок. – За девочками мы дали хорошее приданое, и, кстати, они все трое вышли замуж за воевод. Кровь не водица, что тут скажешь. Мальчишек, как и следовало ожидать, родители попытались отдать в орден.

– И? – Лицо Артура осталось спокойным, но в голосе зазвенело такое нетерпеливое ожидание, что сэр Герман не удержал улыбки.

– И все были приняты, – ответил он, – поверь мне, поблажек для них не делалось. Мы к тому времени уже утратили и славу, и ореол таинственности, но кандидатов все равно отбирали придирчиво. Несколько твоих правнуков служат сейчас в Недремлющих. Несколько, разумеется, здесь. Не в Сегеде – в Эрде. В Развалинах неладно, приходится держать поблизости монастырь. Ты хочешь знать, кто они и где?

Артур помолчал. Потом качнул головой:

– Н-нет, – вздохнул и сказал уже уверенно: – нет, не хочу.

– Ну и правильно, – негромко произнес сэр Герман. – Кстати, Фортуна мне на тебя жаловался, дикарь, говорит, высокогорный. Чем ты его допек? Гадость сказал?

– Делать мне больше нечего, только с ним разговаривать, – презрительно фыркнул Артур, – Он сам все время.. Сколько книжек прочитал, а ведет себя дурак дураком. Зачем – непонятно.

– И что же он «все время»? – Сэр Герман покачивал кубок и разглядывал Артура, то ли улыбаясь, то ли ехидно про себя посмеиваясь.

– Да про Бога глупости болтает. – Рыцарь спокойно встретил пристальный взгляд командора. – Он мне Ветхий Завет подсунул, все пальцем тыкал: око за око, там. Про Потоп Великий. Про Содом и Гоморру опять же. По мне так мужеложцы еще легко отделались. А профессор кудахчет: жестоко, мол. Нельзя так с людьми. Где, говорит, любовь? Добро где? Это ж, говорит, зло все, одно к одному. – Артур пожал плечами и замолчал.

– А ты? – подбодрил сэр Герман. – Ты ему что сказал?

– Да ничего, – юноша потягивал кисловатое вино, – не разговаривал я с ним. По делу разве только.

– Понятно, – кивнул командор, – не думал я, что ты читать научишься.

– Я тоже, – кивнул Артур. – Профессор сказал, вы его предупреждали, чтобы он при мне о Ветхом Завете ни словом, ни полсловом. Ну и зря. Я не знаю, почему ему так важно, чтобы Господь был понятным, но это дурь. Он живет так, как будто одним глазом на мир смотрит. Оттого и злится, наверное.

– А Бог, – совсем уж непонятным тоном спросил сэр Герман, – Бог с ним?

– Конечно! – Синие глаза взглянули на старого рыцаря с искренним изумлением. – Вы что же, думаете, Он его оставит? Да ни за что. Профессор, он ведь не мужеложец все-таки.

– О да! – Сэр Герман расплылся в широкой, совершенно искренней улыбке. – Брат Артур, не обижайся, но я только сейчас поверил, что это и вправду ты. Имя, душа и Бог – так это было?

– Со мной мое имя, моя душа и Господь, – спокойно подтвердил Артур, – я все тот же придурок с топором, господин командор. И в суждениях моих все гак же нет ни проблеска мысли, ни тени греха.

– Не обижаешься?

– Ничуть.

– Ну и славно. Кстати, о грехах, наши с тобой монахи хоть и не моются, но пахнут отнюдь не потом.

– Угу, – хмыкнул Артур, – ладаном.

– Уже заметил? – удивился сэр Герман. Артур поперхнулся вином и вытаращился на командора поверх узорного кубка:

– Что, правда, ладаном?

Сэр Герман лишь развел руками.

Вино допили молча.

– Ладно, – сказал глава храмовников после долгой, вдумчивой паузы, – отдохнуть тебе надо. Переночуй здесь, в замке, познакомься с рыцарями. Если будут спрашивать, а они будут, скажи, что воспитывался в... скажем, в Зволане и, как отец умер, отправился сюда. Засвидетельствовать, так сказать, и вообще, при деле быть. Знаю-знаю, врать ты не любишь, но тут уж, извини, выбирать не приходится. Грех этот я тебе отпускаю. К имени ты относишься трепетно и менять его не захочешь, так?

– Не захочу. – Артур поставил кубок и поднялся на ноги.

– Смеяться будут, – честно предупредил сэр Герман, тоже вставая, – хотя... – он вновь оглядел рыцаря от светлого золота волос до мысков запыленных сапог, – начнут смеяться, можешь сунуть в зубы. Перестанут. Но в то, что ты настоящий, все равно никто не поверит. Лучше и не доказывай.

– И не буду. – Артур шевельнул плечами. – Если поверят – сожгут, и вся недолга.

– Ну, сжечь тебя я, пожалуй, не позволю... да, чуть не забыл, это же твое. – Из ящика стола сэр Герман достал небольшую золотую печать на кожаном шнурке. – Без дела ее не используй... ну, ты сам все знаешь. Теперь ступай. Иди, я сказал, – рыкнул он, увидев, что Артур собирается поблагодарить, – трепло ты высокогорное.

И когда Артур поклонился, добавил по-прежнему сурово:

– Не вздумай где-нибудь сдохнуть. Не прощу. Ты мне живым нужен. Чтоб через две недели был здесь, целый и невредимый.

... Обыденная работа. Изъять и демонтировать активатор. Вот так. Велик соблазн перестрелять всех до единого в этом уютном зальчике с мониторами вместо окон – ни единого настоящего окна нет и не может быть в испытательном корпусе Международного института исследований космоса. Убить всех троих: и белого от ярости командира группы, и двух его охранников, все еще сжимающих в окостеневших руках так и не пригодившиеся им лучевые кольты.

Мастиф знал за собой эту тягу к убийству и никогда не давал себе воли. Стоит начать и уже не остановишься – это он знал тоже. И все же в таких ситуациях, как сейчас, когда держишь в своих руках жизни сумасшедших, считающих себя вправе решать за сотни людей и за самого Господа, в таких ситуациях бороться с демоном в себе было невыносимо трудно.

Он так и не позволил пленникам шевелиться. Вышел, как и пришел, сквозь стену, оставив в комнате отдыха три безмолвные, почти бездыханные статуи.

Захватив испытательный корпус института исследований космоса, Провозвестники взялись решать уже не за сотни, даже не за тысячи – за миллионы людей. Осталась последняя группа. Последний активатор. Последний шанс Провозвестников запустить тестируемый сейчас на стенде экспериментальный прыжковый двигатель.

Благодаря Дитриху и вездесущим журналистам весь мир знал теперь о том, что бывает, когда такой двигатель запускается в атмосфере планеты. Дитрих ни при чем, а сейчас уже, наверное, и не найти виноватых, но это означает лишь, что полетят головы невиновных. В том, что головы полетят, Мастиф не сомневался. А здесь, скорее всего, все обойдется. Остался еще один бросок, возможно, придется снять еще один пост, но все пройдет как надо. Люди не погибнут, и уцелеет трехмиллионный город, лежащий в непосредственной близости от институтских лабораторий, и тем, чей бизнес пострадал в результате срочной эвакуации, выплатят компенсацию...