Она таких любит! А потом он с Костей сел за доску. Если мой Костя воспринимается всеми как человек приятный, Верейский же не лишен, как сказала мама, шарма, то за доской их словно подменили. Они подкалывали друг друга, поддразнивали, переходя на какой-то тарабарский язык, который бытует у игроков «блиц» (быстрые партии). Я села неподалеку и записала в тетрадку то, что они говорили. Уши вянут! Посмотри сама: «Вам шах, как объявлял Рабинович!» «Так бы сыграл Алехин, но по другому поводу». «Эй, маэстро, ходу, ходу! Если тронул пешку, — бей!» «Ходу — это вы скажете пароходу с капитанского мостика, а бей — это тот, у кого на носу шишка!» Или «Спешка нужна лишь при ловле блох в цейтноте, а пешка — всегда!». «Что это за вонючий ход? Явное нарушение Женевской конвенции по запрету химического оружия, к тому же загрязнение окружающей среды». «Нет, лучше изобретайте шахматный противогаз или пишите завещание в потемках». И прочая белиберда! Зачем только обмениваться ею культурным людям? Со стороны кажется, что они заняты чем-то страшно несерьезным. Но стоит подойти к доске и начать вникать в то. что на ней происходит, как вся словесная шелуха спадает и остается обнаженная красота богини шахмат Каиссы.

Кстати, этот Верейский вздумал называть меня Каиссой, якобы для того, чтобы иметь право поклоняться мне. Я, конечно, поставила его на место. Но Костя все-таки все понял. Я видела, что между ним и Верейским началось соперничество. Костя не опускался до ревности, нет! Он принял вызов Верейского. И они схватывались не раз. Одну шахматную партию в важном турнире Костя ему проиграл. Зато в важнейшем споре в Комитете по изобретениям дело об энергетической трубе выиграл. Верейский взял реванш и бросил Костю в нокдаун, опровергнув его матовый этюд, посвященный ему «со значением». Теперь Костя решил нокаутировать противника на «этюдной доске». Я же, следя да этим сражением, уподобилась некой Каиссе, шахматной даме.

из-за которой рыцари бьются на турнире, сшибая друг друга с коней копьями и мечами.

В шахматах мечей и копий нет, но удары мысли, которыми обмениваются противники, есть. II для решающего удара новым атюдом Косте пришлось искать, искать, искать, быть упорным, изобретательным, неотступным. Какие важные черты характера!

Как он дорог мне из-за них! По посмотри, к чему привело это «любовное соперничество» в шахматах (31).

Белые по замыслу Кости, должны начать и выиграть. А если посмотреть на позицию, пожалуй, покажется, что они и ничьей были бы рады! А надо выиграть. Как?

Попроси Ваню, чтобы он вместе с тобой проанализировал решение.

1. ЛЬ7!-перекрывая диагональ а8-h1, а заодно угрожая матом в четыре хода: 2. Cd1— Kpa5 3. b4+ Кра6 и 4. Се2 мат!

Черные могут предотвратить последний матующий удар слона, взяв поле е2 под защиту ферзем. И они ходят 1…Фе5. Теперь черные грозят взять пешку d5 слоном и выиграть, но у белых задуман дерзкий план. 2. Cd1+! Вы думаете зачем? А вот зачем:

2…Кра5 3. b4+ Кра6 4. Се2+ (32). Все-таки слон дает этот шах, хотя ферзь и возьмет его, но при этом снимет удар с поля Ь8, освобождая тем белого короля. И он не замедлит этим воспользоваться. 4…Ф : е2 5. Kpb8. Теперь черным грозит мат а8 новым ферзем. Приходится действовать. 5…Фе5+ 6. Крс8 Фе8+ 7. Крс7. А вот сейчас на первый взгляд кажется, что белые ничем не грозят и черные могут наконец взять несносную пешку на d5+ 7…С : d5 (33). Нелегко увидеть заготовленный белыми капкан.

8. а8Ф+! Ф : а8 9. ЛЬ6+! Кра7 10. b5 (34). Посмотри, Катенька, до чего это здорово! Черные могучие фигуры, словно неведомой силой — строгой шахматной логикой, — привлекаются на предназначенные им места по обе стороны короля, которому уже грозит мат ладьей на а6. Надо спасаться. Но не жертвой же ферзя с быстрым проигрышем: 10…Фd8+ 11. Кр : d8 Kp : b6 12.h7! Приходится защищаться «до последнего», призвать на помощь слона 10…Cb7 11. Ла64+ С : а6 12. b6 мат! (35) Разве не красиво? Вот теперь я стала понимать своего Костю глубже, рассмотрела его еще с одной стороны. Но я и тревожилась за него, за его «шахматное детище»! Я относилась к этюду, как к чудесной картине, созданной художником. Картину можно украсть, повредить ножом. А этюд? Этюд можно самым «легальным образом» уничтожить. И он не будет существовать. Ведь он должен быть безусловно правильным. Никакая ошибка не извиняется. Ошибочные этюды просто не существуют. И я тайком от Кости побежала к его знакомому гроссмейстеру, который один раз уже обжегся, опубликовав в редактируемом им отделе газеты неправильный Костин этюд. Верейский и сейчас спать не будет!..

Гроссмейстер оказался удивительно милым и отзывчивым человеком. Собственно, он и растолковал мне, что такое шахматная красота. И на примере Костиного этюда! Потом показал, как можно попытаться опровергнуть Костин этюд. У меня сердце захолонуло.

Оказывается, на седьмом ходу можно было попробовать не брать слоном белую пешку, а сыграть 7…Фе5+ (36) 8. d6 Ф : d6— 9. Кр : d6 КрЬ7(37) 10. а8Ф+ Кр : а8 11. Крс7. Черным больше делать нечего, один слон не может удержать две проходные пешки.

Гроссмейстер сказал, что хотя этот вариант и менее ошеломляюще эффектен, чем главный, но в нем своя прелость «типичности», слон, как он сказал, уподобляется корове на льду, у него разъезжаются ноги на Ь7 и на h7. У шахматистов такое положение по-смешному называется «штаны». Гроссмейстер еще проанализировал, что белые иным, чем автор предусмотрел, способом выиграть не могут. Так, выпад пешкой «h» на втором ходу ничего не даст: 2. h7? С : d5 (38) 3. Cd1— Kpa5 4. b4+ Kpa6 5. Ce2+ Ф : е2 6. h8Ф — белые заполучают ферзя, но (39) 6…С : Ь7+ 7. Kph8 ФЬ5 — и белым ничего не остается, как форсировать вечный шах — 8. Фа1+ КрЬ6 9. Фd4+ Kpa6.

— Ничья, битая ничья, — авторитетно заключил гроccмейстер, провожая меня, в передней. — Так что побочных решений не видно.

Я с интересом снизу вверх посмотрела на прославленного шахматиста, объехавшего весь мир и написавшего интересные путевые заметки. Шахматные же книги принесли ему славу знатока эндшпилей, «шахматного академика», на которого ссылаются все высшие авторитеты. А в обращении он был удивительно прост и совсем чуть-чуть заикался.

— Если бы я судил конкурс, я дал бы этому этюду высшую премию, — закончил гроссмейстер.

Я подумала, что он мог бы судить конкурс пианистов или скульпторов. Такой может!

И я полюбила шахматы и… шахматистов. Наш канадский друг Александр Максимович говорил о масонском братстве шахматистов. И в какой-то мере был прав. Собственно, об этом я и хочу тебе рассказать, тем более что это продолжение «романа о Верейском».

Сергей Александрович, поняв, что новый этюд Кости — направленный в его сторону удар, сделал вид, что ничего не произошло. Он заходил к нам все чаше, всячески намекая мне, что делает это ради менн, чтобы быть ко мне ближе. А я уже все узналa о нем! Оказывается, дела его были отнюдь не так хороши, как он делал вид. После неприятности с нашей заявкой на изобретение энерготрубы, которую Сергей Александрович отвергал, он, как человек гордый и самолюбивый до заносчивости, ни стерпел сделанного ему замечания и, хлопнув дверью, ушел из Комитета но изобретениям и открытиям, ушел… на тренерскую работу по шахматам. Вел две группы — одну на крупном заводе, где егo ценили шахматисты-изобретатели, и другую… ну, конечно же, женщин-шахматисток! Разве мог он без них? Туда-то я и напросилась к нему в ученицы.

Но вместе с тем инженер он был хороший, и мне было его немножко жаль. Ничего не поделаешь, мы с тобой женщины, и сердце у нас мягкое как воск, в особенности когда его согревают обожанием. Я, конечно, ценила его к себе отношение (кто бы не ценил?), но я не забыла его попытки загубить наше изобретение. И тут я пошла на чисто «женскую месть». Я решила заставить его работать на наше изобретение! И он непременно попадет на мой крючок, если во мне заинтересован. Я только самую малость намекнула ему на это, восхищаясь тем, что он у нас дома всегда болтает с мамой по-французски, а с папой поанглийски, а ведь это языки Канады и США, куда нам надо ехать.