— Тут в Каррсберге куча народу считает, что молодой Пит был недружелюбный, — пускался он в рассуждения — Ну уж нет Пит был в доску дружелюбный — со мной. Всегда, как поставит в стойло свою конягу, всегда сядет со мной поболтать. Мы с ним всегда находи ли над чем посмеяться, с этим пареньком. По правде, я-то знаю, что байки, которые он мне рассказывал, это сплошная брехня, — но это была самая развеселая брехня, какую я в жизни слышал, так что я был вовсе не против Я и сам иногда подпускал чего-нибудь.

— Ты как раз тот парень, который это может, Алби, — соглашались дружки — Ты самый лучший брехун на весь этот чертов штат Небраска!

Финн, как всем было известно, на такие утверждения не обижался. Он воспринимал их как дань восхищения своим буйным воображением.

— Но я должен признать, — уточнял он, — молодой Пит — вот это был чемпион. Да, судари мои, чистая жалость, что он помер.

В этом месте он поворачивал лысую стариковскую голову и близоруко щурился в сторону холма, где на фоне неба чернели силуэты деревянных крестов каррсбергского кладбища.

— Может, он был скверный парень. Откуда мне знать? Но я по нему скучаю. Чертовски я по нему скучаю…

Шериф Эмерик в течение этих двух ничем не приметных месяцев упорно гнал из головы мысли о погибшем.

— Что сделано, то сделано, — неизменно заявлял он своим друзьям. — Какой толк говорить о том, что уже в прошлом…

Для Эмерика это было мирное время, когда никакие зловещие призраки не являлись пред его глазами, чтобы напомнить о позорном случае в далеком Хаттонвилле. Но Стив Уотлинг не знал покоя. Жену он видел только за едой. Она избегала его, как будто он внезапно стал жертвой отвратительной болезни. Вначале она отказалась поверить его рассказу о побеге Коннигана, погоне и смерти.

— Вы пытаетесь одурачить меня! — говорила она. — Вы лжете, лжете! Он жив Он слишком умен, чтобы его могли поймать люди вроде вас!

Когда же ужасная правда наконец открылась ей — печальная истина о том, что Пит Конниган присоединился к прочим покойникам на маленьком кладбище — ее реакция поразила даже мужа. Она поехала в Каррсберг, разыскала гробовщика и взволнованно допросила его. Каудри ответил на ее вопросы, хладнокровно описав состояние трупа и пять пулевых ран а груди Коннигана.

— Мне, конечно, жаль видеть, как вы насчет этого переживаете, мэм, — извинился он. — Если это хоть чуток облегчит ваше горе, так я вам скажу, что парень не почувствовал никакой боли. Его так изрешетили, что он покончил счеты с жизнью в один момент.

Алисия Уотлинг поднялась на вершину холма и оставалась там долгое время. Алби Финн заметил там ее, припавшую к свежей могиле, и, часто поглядывая на старые облезлые часы, определил, что она оставалась там два с половиной часа.

— Красивая баба эта уотлингова девчонка, — заявил он одному из своих клиентов.

— Какая там девчонка, — возразил клиент. — Миссис Уотлинг уже изрядно близко к сорока.

— Двадцать, сорок, шестьдесят, — закудахтал Алби, — для молодого Пита это было все едино. Стоило бабе его завидеть, как у нее сами собой мысли начинали в голову лезть. Для этих леди он был чистая погибель.

Не скоро старик перестал размышлять о возможных сердечных интересах покойного друга Доходили до него слухи, что рыжая малышка из бара Халлидея страдала по Питу. Слышал он и другие сплетни, довольно» грязные, насчет жены Стива Уотлинга Правда, работники с ранчо «Дубльве» утверждали, что Пит никогда не пытался воспользоваться увлеченностью этой женщины, но Алби так и не смог решить, верить этому или нет.

И была еще Лорэйн Кит, по мнению Алби, самая хорошенькая женщина на весь Каррсберг. Разве не Лорэйн уплатила Орину Каудри за похороны Пита, и разве не она разыскала священника Кетча и уговорила его отслужить краткую панихиду? Что ж, это как раз в характере миссис Лорэйн Кит, вдовы Майлса Кита. У миссис Кит сердце доброе, в людях она не ошибается. Может, запал ей в сердце беспутный Пит? Но Алби в этом сомневался — он знал, что красивая вдова был едва знакома с Конниганом.

Магазинчик в конце Мэйн-стрит не пользовался таким вниманием покупателей, как более крупные торги вые заведения Каррсберга. На жизнь Лорэйн Кит зарабатывала, но с грустью сознавала, что ее маленькое дело никогда не превратит ее в богачку. С тех пор как шесть лет тому назад умер ее муж, она прилагала все усилия, чтобы сохранить дело на ходу Лавка и ребенок составляли всю ее жизнь — и большую часть времени отнимал ребенок. Маленькая Дженни-Мей была настоящей разбойницей, категорически отвергающей любую власть над собой.

— Она даже не симпатичная, как другие дети, — не раз думала Лорэйн — С другими детишками дерется, в школу отказывается ходить…

Что станется с Дженни-Мей, когда она подрастет? Эта забота не покидала вдову. Была и другая забота — и что станется с ней самой? В тридцать лет она оставалась такой же красивой, как и до рождения дочери. Ее блестящие темно-каштановые волосы, большие серые глаза и великолепной формы губы все еще привлекали восхищенные взгляды местных холостяков — и вполне подходящих. Однако, подходящие холостяки не торопились. Все таки вдова — да еще мать трудного ребенка. Подумывающие о женитьбе молодые люди, похоже, не были склонны взять на себя такую обузу.

Конечно, был еще Хэл — пылкий, нетерпеливый и всегда внимательный Хэл. Лорэйн принимала его комплименты, жар, с которым он преследовал ее, но все еще не была готова уступить. Она видела острую неприязнь помощника шерифа к ее безалаберной дочери, как тот ни старался скрыть это, — и знала, что неприязнь эта взаимна. Она вынуждена была признать, что, выйди она за Хэла, эта нелюбовь только обострится.

Миновала весна, и безжалостное летнее солнце обрушило на городок изнуряющий зной — именно в этот день появился профессиональный ганфайтер.

Это был смуглолицый человек с могучей грудной клеткой, одетый в кричащий наряд для верховой езды и вооруженный двумя револьверами. Он сидел на красивом белом мерине и, прищурясь, прощупывал взглядом редких людей на тротуарах. Джефф Каттл, который как раз открывал свое заведение, внимательно оглядел пришельца и поделился своими выводами с каким-то прохожим:

— Если этот красавчик не профессиональный ганфайтер, так я не парикмахер, а президент Небрасской железнодорожной компании!

— Я так полагаю, ты вроде как прав, Джефф, — признал прохожий — Это стрелок — или, значит, я в жизни стрелков не видел…

Незнакомец ехал дальше. Теперь его взгляд задержался на крыльце участка, где находились два человека. Шериф Эмерик отпер дверь и вошел внутрь, а Хэл Симс задержался на мгновение и через плечо поглядел на приближающегося всадника. Когда они оба уже зашли в участок, незнакомец натянул поводья, спрыгнул наземь и привязал коня, а потом прошел за ними. Эмерик, уже успевший сесть за стол, поднял глаза на вошедшего и указал ему на стул.

— Я постою, — бросил посетитель.

— Как вам угодно, — пожал плечами Эмерик.

Симс зацепил носком сапога перекладину стула, подтащил его к себе и уселся верхом. Незнакомец привалился мускулистым плечом к дверному косяку, оглядел их с высокомерным презрением и пробормотал:

— В занюханном городишке — занюханные фараоны…

— Это все, что вы хотели сказать? — спросил Симс вызывающе. Впрочем, он был достаточно осторожен, чтобы не повышать голос. Как и его шеф, он мгновенно определил профессию незнакомца. Уж если наглый незнакомец, вооруженный двумя револьверами, вламывается к шерифу в участок и говорит вот таким тоном, так он не может быть никем иным, кроме как профессиональным ганфайтером. Но до тех пор, пока он не нарушит закона, пришелец может разговаривать как угодно. По мнению Симса и Эмерика, низко подвешенные «Кольты» с костяными рукоятками давали ему такое право.

— Я — Джонни Макнилл.

Незнакомец представился зычным голосом, вроде бы просто сообщил — но с оттенком тщеславия. Эмерик медленно кивнул и сказал:

— Слышал о вас, Макнилл. Что вас сюда привело?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: