Привязав их ко лбу и левой руке спящего мужа, она бросила в огонь жаровни какое-то курение и, когда фигура Филиппа стала неясно вырисовываться в облаках дыма этого курения, встала над ним и стала бормотать какие-то заклинания, обмахивая мужа маленькою веточкой какого-то кустарника, которую она держала в руке. Затем, задернув полог и убрав жаровню, она села подле постели и так осталась сидеть всю ночь до рассвета.

«Если в этом есть грех, — думала Амина, — то во всяком случае вина не его, а моя, и пусть грех падет на мою голову!»

Утро уже забрезжило, а Филипп все еще спал.

— Довольно! — прошептала Амина, увидев верхний край восходящего солнца, и, взяв в руку веточку, стала помахивать ею над головой спящего и воскликнула: — «Филипп, проснись!».

Филипп вздрогнул, открыл глаза и тотчас же закрыл их, ослепленный ярким солнечным светом, затем приподнялся на локте и как будто старался собраться с мыслями.

— Где я?! — воскликнул он. — В своей постели? Да! Он провел рукой по лбу и нащупал свиток. — Что это такое? — Он сорвал его и стал рассматривать. — А Амина, где она? Боже правый, какой сон! Еще другой! — продолжал он, нащупав другой свиток на своей левой руке. — О, теперь мне все ясно! Амина, это твои штуки! — И Филипп зарыл лицо в подушки в порыве отчаяния.

Между тем Амина незаметно скользнула под одеяло и легла подле него.

— Спи, Филипп, спи! — ласково прошептала она, обвив его рукой. — Мы поговорим о всем этом после, когда ты встанешь!

— Ты здесь, Амина? — растерянно спросил он. — Мне показалось, что я один; мне снился сон! — и, не договорив, он впал в глубокий сон. Амина, утомленная долгим бдением, также заснула и чувствовала себя счастливой.

В этот день патеру Матиасу долго пришлось дожидаться своего завтрака: на целых два часа позднее обыкновенного сошли вниз Филипп и Амина и извинились в том, что они так проспали.

Как только все позавтракали, патер взял свой молитвенник и удалился с ним в отведенную ему комнату, а Амина позвала Филиппа, и они вместе вышли на прогулку. Когда они опять расположились на том зеленом берегу, где Амина впервые предложила мужу воспользоваться ее таинственным искусством, она спросила:

— Тебе снилось вчера, Филипп?

— Да, снилось!

— Скажи мне, что тебе снилось!

— Я видел, будто я в море, капитаном на судне, которое огибает мыс Доброй Надежды. Море было спокойно; дул легкий ветерок; солнце садилось, и появляющиеся на небе там и сям звезды были особенно ярки и сверкали, как алмазы. Воздух был мягкий и теплый, и я прилег на своем плаще на палубе с лицом, обращенным вверх, и смотрел на небо, следя за падающими звездами. Мне снилось, что я заснул и, спустя некоторое время, проснулся с таким ощущением, как будто я тону. Оглядевшись кругом, я не увидел ни мачт, ни снастей, ни самого судна: все исчезло, а я плавал на большой и прекрасной раковине среди беспредельного океана. Я боялся пошевельнуться из опасения, что мое утлое судно перевернется и затонет. Вдруг я заметил, что передняя часть раковины погружается в воду, как будто на ней висит какая-то тяжесть, и в следующий затем момент увидел, что за край раковины ухватилась маленькая белая ручка. Я оставался неподвижен и хотел крикнуть, что моя крошечная ладья затонет, но не мог: голос не повиновался мне. И вот постепенно из воды стала вырастать женская фигура, которая обоими локтями оперлась на край моей раковины в том самом месте, где раньше показалась только одна рука. Женщина эта была необычайной красоты: тело ее было белее снега, формы — точно точеные из кости, а длинные волосы окутывали ее, точно пеленой, причем концы их всплывали на воде. Когда я смотрел на нее, она сказала нежным, приятным голосом:

— Филипп Вандердеккен, чего ты боишься? Разве у тебя не заколдованная жизнь?

— Я не знаю, заколдованная ли у меня жизнь, но знаю, что сейчас она в опасности! — отвечал я.

— В опасности! — повторила она. — Нет, она могла бы быть в опасности, когда ты вверял ее делу рук человеческих, вашим хрупким судам, которые от первой сильной волны разлетаются в щепки. Но где же может быть опасность в раковине русалки, которую щадит мощный, грозный вал, и бурливый прибой не смеет захлестнуть своей пеной!.. Ты ищешь своего отца, Филипп Вандердеккен?

— Да, ищу! Разве на то не воля Неба? — спросил я.

— Это твоя судьба, твое предназначение! Хочешь, мы будем вместе искать его? Раковина эта моя; ты не знаешь, как управляться с ней, дай я тебе помогу.

— А сдержит она нас двоих?

— Вот увидишь! — отозвалась она, смеясь, и на мгновение скрылась под водой, потом снова вынырнула сбоку и к великому моему ужасу села подле меня с края, но ее вес как будто не придавал тяжести, и едва только она присела на край, так что ноги ее оставались в воде, раковина быстро понеслась вперед.

— Боишься ты еще и теперь, Филипп Вандердеккен? — спросила она меня.

— Нет! — ответил я.

— Тогда она откинула с лица волосы, отчасти скрывавшие ее черты, и, склоняясь надо мной, сказала:

— Ну, так взгляни на меня!

— Я взглянул, Амина, и увидел тебя!

— Меня?! — повторила Амина, усмехаясь.

— Да, это была ты, моя Амина! Я назвал тебя по имени, заключил в свои объятия и почувствовал, что могу оставаться с тобой и в то же время плавать по всему свету.

— Продолжай, Филипп! — сказала Амина.

— Мне снилось, что мы с тобой плыли тысячи и тысячи миль, мимо чудесных островов, то посреди течения, то у самых берегов!

— Не на тихих водах и не в спокойном море должны мы искать твоего отца, — говорила русалка, — надо испытать иные средства!..

— И вот волны стали постепенно вздыматься, море забушевало, и буря с бешенством кидала из стороны в сторону нашу утлую ладью, но ни единая капля воды не попадала в нее, и мы спокойно носились в ней в такую бурю, которая поглотила бы неизбежно самое великолепное судно.

— Ну, мы теперь опять у Капа! — сказала ты. — Здесь ты можешь встретить твоего отца. Надо хорошенько изучать горизонт; если только завидишь где-нибудь судно, так это он, так как в такую бурю только «корабль-призрак» может носиться по волнам. И вот мы, наконец, увидели судно, борющееся с волнами!

— Вот оно! — крикнула моя спутница, указывая пальцем на судно. — Вот где твой отец, Филипп!

— И мы быстро понеслись к судну; нас увидели и ждали. Мы причалили к судну; нам спустили сходню; хотя в такую бурю не могла бы пристать никакая шлюпка, наша раковина благополучно подошла. Я взглянул вверх и увидел отца! Да, это был он, я слышал, как он отдавал приказания, я сорвал с шеи реликвию и протянул ее ему. Он улыбнулся, стоя на планшире и держась за ванты. Я стал, чтобы схватиться за канат, который нам кинули, как вдруг раздался пронзительный крик, и со шкафута прыгнул в нашу раковину человек. Ты пронзительно вскрикнула, соскользнула с края раковины и исчезла под водой, а раковина, управляемая человеком, занявшим твое место, умчалась от судна с быстротой вихря. Я ощутил смертельный холод во всем теле и, оглянувшись на своего нового спутника, узнал в нем Шрифтена, того одноглазого негодяя, который утонул с остальными, когда» мы потерпели кораблекрушение!

— Нет! Нет! Не теперь еще! — крикнул он.

— В порыве бешенства я сбросил его с раковины, но он держался на воде, как пробка, ныряя в волнах.

— Мы еще свидимся с тобой, Филипп Вандердеккен! — крикнул он мне. Я с отвращением отвернулся от него, и в этот момент волна захлестнула мой челн, и он затонул. Я очутился в воде и чувствовал, что тону, ухожу все глубже и глубже, и вдруг проснулся.

— Ну, а теперь, Амина, что ты скажешь про этот сон? — спросил Филипп после некоторого молчания.

— Что я скажу? Мне кажется что он указывает тебе, что я твой лучший друг, а Шрифтен твой злейший враг!

— Согласен, но ведь он умер!

— А разве это так достоверно известно?

— Он едва ли мог спастись, чтобы я не знал об этом!

— Во всяком случае, мне кажется, тебе до поры следует оставаться здесь и в дальнейшем позволить мне руководить тобою, как это было во сне. А теперь не будем больше говорить об этом; помни только, что ты дал мне обещание исполнить мою просьбу.