Док наблюдал за всем происходящим глазами Брона.

— Сколько времени это выдержит?

— Все зависит от них. Чтобы вырезать замок, понадобится минут двадцать, но если они спешат, то могут разрезать дверь боевым лучеметом за две секунды.

С трудом Брон вернулся на постель. Осторожно засунул палец под рубашку и обнаружил, что ткань почти утратила свои свойства. Он мог рвать ее полосками. Кожа под ней была красной. Он не прекращал своего занятия и ткань рвалась все легче. Когда за дверью послышались голоса, он успел снять почти половину рубашки. Кто-то попробовал открыть дверь и был удивлен ее сопротивлением. В замке начали ковырять чем-то металлическим. Затем все стихло, и эти заминку Брон использовал для того, чтобы побыстрее оторвать последние куски ткани. Едва он успел лечь, как огонь из лучемета вырезал замок.

В каюту вбежали врач и техник. Врач тотчас же бросился к Брону, но увидев, что тот спокойно лежит, укрытый простыней, поспешил к технику, который внимательно рассматривал еще не успевший остыть замок. Но установить взаимосвязи этих двух элементов ему не удалось. Техник обвернул замок полотенцем, чтобы не обжечься, и унес с собой.

— Как тебе удалось снять рубашку?

— Это действие гистамина, — ответил Брон, но из его набрякших губ вырвалось только что-то вроде бульканья.

— Зачем ты это сделал? Зачем надел эту дрянь?

Брон надеялся, что гипноличность сама ответит, но ничего не произошло. Тогда он закрыл глаза и произнес:

— В нашей религии это форма кары.

— Странная религия. Обычный мазохизм. Разве на Онарисе нет психиатров?

— Есть. Я сам доктор психиатрии, но как можно верить, что зло души может быть исцелено самим, как и зло разума?

Врач не был настроен на продолжение философской дискуссии, которую, вероятно, считал абсурдом.

— Повернись и покажи мне спину.

Брон послушно повернулся. Врач протер ему спину спиртом и оторвал куски ткани, до которых Брону не удалось дотянуться. Несколько кусочков он отложил для исследований. Потом с интересом стал рассматривать крест Брона.

— Я сделаю тебе укол. Твоя кожа через несколько часов будет как у младенца. Но наркотик немного возбудит тебя.

— Док? Я должен согласиться?

— Можешь рискнуть. Рубашки на тебе уже нет.

Врач занялся инструментом. Только тогда Брон заметил, что на пороге кто-то стоит и молча смотрит на него. Это был высокий мужчина с седыми волосами, чрезвычайно сильный и внешне чересчур спокойный. На нем был отлично сшитый мундир высшего офицера Разрушителей, но без знаков различия. Все его внимание было сосредоточено на Броне. В его взгляде было столько напряжения и он был настолько пронизывающим, что Брону его гипноличность показалась плохим и неудачным камуфляжем.

— Кто это? — тихо спросил Брон у врача.

— Полковник Дауквист.

Врач и Док ответили одновременно. Но в голосе Дока слышалось нескрываемое торжество, когда он добавил:

— Брон, нам повезло. Это Мартин Дауквист! Правая рука Кана!

Гипотермический пистолет вогнал выстрелом порцию сыворотки в его вену, и Брон инстинктивно отдернул руку, кривясь от боли.

— Я хочу видеть вашего босса, — через мгновение произнес он. — Меня доставили сюда помимо моей воли, и я не намерен здесь оставаться. Я хочу, чтобы меня отправили назад, в Семинарию.

В глазах у врача появилось сочувствие.

— Утром тебе наверняка объяснят, почему это невозможно сделать. А пока ты будешь делать то, что скажу я!

Его пальцы стиснули плечо Брона словно стальные. Брон видел полковника Дауквиста, который наклонившись осматривал дверь, а потом резко выпрямившись, быстро пробежал взглядом по отсеку. В этот момент врач сделал второй укол, и волна сна подхватила сознание Брона. Уже погружаясь в беспамятство, он не мог видеть, как Дауквист взял лазерный скальпель и прицелился в дверь.

8

Может быть, на алтаре какой-то дьявольской инквизиции умирает жертва, прикованная к стене, выгнутая от боли. Кинжал рвет плоть и нервы, оставляя сознанию только кошмарную боль…

— Кто это?

— … зачем ты молишься? Разве ты не знаешь, что Бог умер?

— Кто ты? Скажи мне, или я сейчас опять усну!

— Не делай этого, Брон. У нас и так хлопоты со связью. Я Ананиас.

— Отвяжись, я не знаю тебя.

— Ты не можешь вспомнить даже меня? Неужели ты забыл, что Ананиас…

— Ананиас?! Это только имя! Я ничего не помню. Ты шутник из этой группы?

— Да, я весельчак, Брон. Но сейчас не до шуток. Что тебе вкололи?

— Антигистамин и снотворное.

— Ты не запомнил названия?

— Нет. Он наполнял пистолет так, что я не мог видеть ампул. Оставь меня в покое, Ананиас. Я страшно хочу спать.

— Не сейчас, Брон. Ты очень плохо отвечаешь на семантический сигнал. Похоже, что они вкатили тебе какой-то алкалоид. Может быть, даже сыворотку правды.

— Отстань! Я хочу спать.

— Минутку. Мы опасаемся, что они могут прослушать тебя во время сна. Похоже, что Дауквист что-то заподозрил. Мы не можем полностью доверять гипнотичности во время психофизических опытов. Если дело дойдет до этого, мы ввергнем тебя в кататоническое состояние. Это расстроит их планы.

Усилие, с которым Брон поддерживал разговор настолько обессилило его, что он опять начал впадать в сон. Он попробовал было открыть глаза, но это не удалось. Он лежал и лениво думал, что каюта итак погружена во мрак. В конце концов его охватил сон наяву, но сознание продолжало довольно четко функционировать. Фактом оставалось то, что связь между сном и пробуждением свидетельствовала о том, что в его крови циркулирует наркотик.

Он чувствовал себя как человек, дрейфующий на судне с воздушной подушкой по ленивой реке, плывущей в темном темном туннеле. Отсутствие раздражителей привело к тому, что он стал галлюцинировать. Иллюзия была настолько полной, что он стал слышать плеск воды о камни туннеля.

Внезапно он почувствовал болевой шок, на который среагировал его организм, несмотря на наркотик.

— Ананиас!

— Что такое, Брон?

— Этот шум… что это? Что-то вроде шума толпы?

Я слышу только обычный шум корабля. Ты уверен, что это не ошибка?

— Нет. Шум идет и биотронного трансфера.

— Это невозможно! Он может передавать только мой голос. Сигналы передатчика с Антареса контролирует компьютер. Кроме звездного фона, больше ничего нет.

— Но я слышу что-то странное. Шум. Можно ли включиться в наш канал без вашего ведома?

— Источник сигнала должен работать выше порога чувствительности приемника Антареса. Но где же можно поместить передатчик. За тобой космическая пустота, Брон. Не забывай, что ты находишься сейчас на краю Галактики.

— Нельзя ли увеличить чувствительность приемников на Антаресе?

— Можно. Но при условии, что мы перестроим половину планеты. Ты еще слышишь эти голоса?

— Да, но уже тише. Зато шумы корабля стали сильнее.

Похоже, что они готовятся к старту. Не думаю, что у них будут трудности с выходом на орбиту. Желаю тебе хорошо отдыха, Брон.

— Ананиас?

— Да.

— Мы с тобой знакомы?

— Когда-нибудь ты все вспомнишь, Брон.

— А Джесси… я ее тоже знаю?

— Я не могу тебе этого сказать, это тайна.

— Я не понимаю только, зачем мне всучили эту девку.

Он старался расслабиться, подремать, но каждый раз попадал в ту же самую моросящую слякоть и его будило то же самое ощущение страха. Постепенно шум невидимого потока исчез в реальных, доносящихся отовсюду звуках. Рев двигателей поднялся до максимума. Весь корабль начал дрожать в ошеломляющем ритме.

Они взлетели на посадочных двигателях и пока не включились планетарные, сила тяжести не превышала четверти «же». Весь огромный звездолет плавно поднимался вверх, а снаружи царил кромешный ад.

Брон с дрожью представил себе ураган из раскаленного газа, который рыл в грунте километровый кратер, сотни или даже тысячи домов, превращаемых в пыль. Каждый двигатель имел свой голос, сила и тембр которого изменялись и замолкали, уступая место другим звукам, по мере наступления очередных фаз старта. Наконец завыли верхние слои атмосферы, затем и этот звук пропал. Наступила тишина. Включился главный гравипривод, который должен был вывести звездолет из планетной системы. Только тогда, когда самые дальние планеты этого солнца остались позади, включились подпространственные генераторы, избавляя корабль от массы и ускорения и забрасывая его в нужную точку Галактики.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: