Потом я долго и старательно тренировалась на добровольцах из числа чад и домочадцев, а также на подручных неживых предметах, с готовностью швыряемых в меня теми же добровольцами, уставшими лечить ушибы; заклинания стали выходить поаккуратнее. Однако, зная себя, особой надежды я на свои оборонные магические возможности не питала. А значит, что из этого следует? Правильно: целиться надо лучше! Ну и, ясное дело, травки да зелья кой-какие тоже помогут.

- Славка-аа, - продолжал канючить вредный кошак, - ну брось стрелялку, колдани разок, ну что тебе, жалко? Очень посмотреть хочется!

Тоже мне, скомороха себе нашел!

- Так, - я старательно нахмурилась, постаравшись сделать физиономию пострашнее, - если кое-кто сейчас же не замолчит, то я перехожу к стрельбе по движущимся мишеням! Угадай, каким?

- Не попадешь, промажешь, - быстро проговорил Степка, тем не менее проворно ныряя за угол избы. Наверное, решил не проверять мою меткость на практике.

Солнце уже поднялось довольно высоко, и я принялась собираться. В лесу было ещё холодно, почти везде между деревьями и даже на тропинках лежал снег, а в оврагах и под вывороченными корневищами деревьев – так и вообще уверенно делал вид, что ему всё нипочём, никакая весна не страшна, и он, снег, жить тут будет вечно! Я натянула высокие прочные сапоги оленьей кожи, сдернула с крючка вытертую, но, тем не менее, теплую куртку и, проходя мимо висящего у двери на стене зеркала, попробовала поймать свое отражение – наш дед-лесовик очень уважал во всем порядок, стоило бы, пожалуй, причесаться.

Однако сегодня старое мутноватое зерцало было как всегда не в духе. Вместо привычного слегка приподнятого носа с плохо поддающимися истреблению веснушками, подбородка с ямочкой, рыжеватой немного вьющейся челки и серо-синих глаз оно продемонстрировало мне копну мелких светлых кудряшек, глупые бараньи глаза навыкате и рот до ушей.

Зеркало было с норовом. При бабушке оно, преисполненное самоуважения, служило средством связи с хозяйкиными магическими знакомцами, а также, немного поломавшись для приличия, могло довольно сносно показать и рассказать, что в мире делается. Мне же такая волшба была не по чину да не по зубам, так что редкий артефакт стал использоваться исключительно по своему прямому бытовому назначению. Не желающее смириться с подобным унижением зеркало старалось платить мне той же монетой. Сегодня отражение было еще ничего, чаще гладкая серебристая поверхность «отражала» какие-нибудь рога поразвесистее, зеленую чешуйчатую шкуру и лошадиные зубы.

Я терпеливо постучала костяшками пальцев по гладкой темной раме:

- Ау, там, в Зазеркалье, будем работать или займемся абстрактным искусством?

Зеркало высокомерно промолчало, а на носу изображения стал набухать вулканический прыщ.

- Слушай, мне уже некогда, - попросила я.

Артефакт упрямо молчал, а щеки моего «отражения» начали быстро покрываться пушистой голубоватой плесенью. Вот ведь зараза!

- Славушка, да на что ты с ним церемонишься? - подал голос Микеша, протестное поведение зеркала не одобрявший. – Сегодня, поди, в Мутных Бродах опять ярмарка, съезди, купи себе другое зерцало: хошь – медное, хошь – серебряное, хошь – пусть даже и стеклянное! Повесим его чин по чину, а эту кривляку на чердак оттащим. А не хочешь чердак загромождать – так и в курятник выставить можно!

Строгий домовой не одобрял баловства и был сторонником решительных мер.

Услыхав возмутительные речи, зеркало истошно замигало, по его блестящей поверхности закружились разноцветные полосы и круги. Затем, медленно и загадочно, на нем стала проявляться большая белая печь, украшенная замысловатыми рунами, связки трав и низки сушеных грибов, подвешенные под потолок, чисто выскобленный стол, на котором стояли пестрая крынка и чугунок, две лавки, резной табурет и – посередине этого великолепия – моя смеющаяся физиономия.

Вот она, наша лесная педагогика!

Серо-пегая добродушная Тинка, запряженная в низенькие саночки, уже терпеливо дожидалась меня у ворот. Это средство передвижения, если честно, было не совсем по сезону, но на тележке нынче тем более не проедешь, а валежника поднабрать надо – запасенные на зиму дрова медленно, но верно подходили к концу, а кроме меня лесозаготовки никому из моих домочадцев не по плечу.

Я почесала в затылке. Пожалуй, пора с селян, желающих поправить пошатнувшееся здоровье, брать дровишками. Или наконец научиться использовать бабушкино заклинание….

- Ну, Тиночка, пошли? – я бросила в санки топор, поправила на плече лук и тул со стрелами – а на всякий случай, вдруг и впрямь кто недобрый объявился, - подхватила кобылу под уздцы, и мы зашагали по обледеневшей начинающей подтаивать тропе, проложенной между могучими старыми соснами.

Разыскать в лесу лешего – задача не такая уж простая, как могло бы показаться на первый взгляд. Казалось бы – что проще: вот лес, а вот и леший в нем, только позови. Однако лесной хозяин не каждому покажется, даже старым его знакомцам порой приходится походить, покланяться.

Мы с Тинкой бродили по начинающему просыпаться после зимы лесу уже довольно долго. Солнце перевалило макушку дня и стало потихоньку сползать к верхушкам деревьев. Тени на снегу вытянулись и потемнели, став из голубых сине-фиолетовыми. Сильно пахло талой водой и хвоей, мокрой землей и прошлогодним листовым опадом. Постепенно саночки наполнялись ладными валежинами – мы брали не всё подряд, а с большим разбором. Время от времени я окликала лешего, но нетерпения старалась не показывать, хорошо понимая, что старикан появится в своё время, известное только ему одному.

- Здравствуй, девонька!

Маленький старичок, похожий на зеленоватый пенек с длинной мшистой бородой, вынырнул из-за густых зарослей прошлогоднего высохшего осота. Я выпрямилась, закинула на сани толстую разрубленную ветку и засмеялась.

- И ты здравствуй, дедушка! А я уж было и не чаяла тебя сегодня повстречать! - На самом деле я отлично знала, что леший выглядит, как здоровенный обрубок суковатого дерева, поросший мхом, листвой и травой. Но для встречи с человеком он мог надеть на себя любую личину. А мог и не надеть.

Зеленый дедок важно поднял узловатый палец:

- Дела, милая, дела! Весна, ты ж понимаешь… Хлопот – полон рот! Птица гнездуется, барсуки свару затеяли, медведица с выводком просыпаться ленится…, за всем пригляд нужен…! Ну а ты как поживаешь? Да, Тиночка, голубушка, и я рад тебя видеть, - леший погладил ткнувшийся в него довольный лошадиный нос. – Ну что, девоньки, зачем пожаловали? По делу, али так, проведать старичка?

- И по делу, и проведать, - охотно откликнулась Тинка.

- Ну, раз так, давайте-ка посидим на солнышке, косточки погреем, вы мне все и расскажете.

Лесовик проворно взобрался на гладкий темно-красный валун и похлопал мягкой лапкой рядом с собой. Я вытянула из саней обрывок облезлой кошмы из овечьей шерсти, бросила на холодный камень и подсела к дедку, вытаскивая из-за пазухи ещё не успевший до конца остыть сверток с капустными пирогами, специально для этого случая напеченными Микешей.

- Значит, говоришь, обрел твой Степка речь человеческую, - посмеиваясь и дожевывая вкусное печево, проговорил леший, выслушав мою недлинную историю. – Ну и как?

- Да, если честно, лучше б молчал, - захихикала я. – Болтает теперь – не заткнешь. Сегодня вот всё норовил что-нибудь под руку сказануть, пока я из лука упражнялась. И не боится ведь, паразит лохматый, что промажу в него ненароком!

- Ничего, ничего, обвыкнитесь, - покивал отливающей зеленью бородой мой собеседник.

- Да неплохо бы…. А то Микеша сегодня его уже утопить предлагал, - фыркнула я.

- Суров у тебя домовой, ох и суровенек! - в притворном ужасе закрутил головой лешак. Потом насупился и строгим голосом заявил:

- Микешка твой сам болтун и ворчун, каких ещё поискать! Ништо, потерпит!

Мы помолчали, ловя холодные лучи примостившегося между вековых елей солнца. От ручья потянуло сырым холодком. Я поёжилась.