Кабинет Папы занимал Чезаре Спаччо. Одутловатое лицо кардинала вызвала у русского офицера нестерпимую изжогу.

- Я кое-что разузнал о кардинале Соколовском - произнёс Глеб и не спрашивая разрешения, уселся на диван, обставленный со всех сторон комнатными пальмовыми деревьями.

- Ну что ж, говорите - Госсекретарь громко вздохнул и приподнялся из-за стола. Вентилятор на потолке выключился громким щелчком.

- У русского кардинала была, да и сейчас есть сестра Маргарита. Она живёт в Венеции. Я съездил вчера в её скудные апартаменты и поговорил по душам. Монсеньор Соколовский частенько останавливался у неё в гостях, был нежен в отношениях с дочерью своей сестры. Дочери 14 лет и Георгий всякий раз дарил ей подарки или отдавал на хранение некоторые личные записи. Девочка поведала мне на ушко, что в последний раз, за неделю до смерти кардинал отдал ей папку, довольно объёмную, которую она по его просьбе спрятала в кровати своей комнаты. Однако, папка также внезапно исчезла как и появилась. Что было в этой папке, Лиза не знает.

Вентилятор шумно начал вновь работать.

- Маргарита, её мать, рассказала мне глубоко доверительно, что Соколовский как-то узнал о любовной связи нынешнего Папы. Он говорил, что занимался биографическими деталями Папы Скварини и раскопал достаточно много интересного. Всё это было записано в той самой папке, что хранилась в комнате девочки Лизы.

Кардинал Спаччо грыз колпачок ручки, будто стал малолетним мальцом далёкой провинциальной деревушки. То, что он услышал, его скорее не потрясло, а озадачило. Сумерки за окном добавляли туманности в голове.

- Значит, Папа не так чист, как кажется? - произнёс невнятно он.

- Все мы не ангелы - Жирков пожал плечами.

Госсекретарь Ватикана покраснел как речной рак, свежевыловленный и брошенный на горячий песок.

- Никому не слова. Мы разберёмся, а пока каждый будет продолжать свою работу. Каждый - там, где это необходимо совестью.

Глава восьмая

Боевые лазеры новейшей модификации "Акула", поступившие в российские войска в 2019 году, глубоко врезались в живую силу противника. Звуколёты русских громили вооружение американцев так ладно и со вкусом, что генерал Джонатан Фрост проглотил дымящую сигарету и был доставлен в лазарет с ужасными болями в желудке. Сразу же был проинформирован президент Объединённой Америки. Грегори Маквилл после доклада заперся в своём Овальном кабинете и только знает Бог, что он там делал в полнейшем одиночестве.

Российские солдаты, дошедшие до Берлина, как и в 1945 году были полны энтузиазма перевернуть мир верх дном ради справедливости и чести. Командирский состав как нельзя был воодушевлён победами над янки, тем более что снабжение продуктами наладилось, враг нёс ощутимые потери и немецкая погода дарила великолепную весну.

Американцы уходили из вассальной Европы уныло и плакуче, оставляя после себя горы объедков и пустых бутылок из-под виски и колы. Кое-где устраивались дискуссии на пустых винных бочках, на которых проклиналась вся демократическая загнившая система, не дающая армии развернуться и дать под дых русским. Капрал Томас Агрифер зачитал длинные тезисы о продажности президента Маквилла и всего его окружения: мол, гуляет с девочками, наслаждается прелестями бассейна и теннисного корта, а кровь простых солдат льётся как с неба дождь в промозглый какой-нибудь сентябрь в английской прибрежной деревушке. Если дать и дальше жировать этому выскочке и кровопийце Маквиллу, то Штаты опустеют и на обломках Капитолия русский Иван будет со товарищи распивать самогонку прямо из горла.

И в это время одну из групп разведки российских войск навестил странный лейтенант в маске на всё лицо, якобы у него была ужасная сыпь и лихорадка, вызванные простудой или иным вирусов здешних гнилых мест. Бравые разведчики перешёптывались, поглядывая на своего командира Шурочкина, чистившего АКМ. Майор молчал и даже не ответил на приветствие этого лейтенанта, когда тот вошёл в зал комендатуры русского Берлина. Вывалив язык, Шурочкин наслаждался любимым процессом. Лейтенант сел у стола, стоявшего посередине, закинул нога на ногу и принялся рассматривать местонахождение российской разведки.

В небе за окном гудели сверхзвуколёты, рвалась земля, отражая ранящие её снаряды. Это мрачное небо нисколько не волновало этого шустрого лейтенанта, как будто войны между Россией и Америкой и вовсе не было, а были просто-напросто хитрые манёвры, бряцание оружием и откровенные желания вымотать эмоционально своего противника. Но война была, и длилась она 174-ый день. Война на выживание, на право владеть миром, а если конкретнее, его ресурсами.

Наконец майор бросил на топчан свой автомат и напялив на затылок кепи, вышел не спеша наружу. Солдаты обступили лейтенанта в маске. Один попросил закурить, второй спросил о новостях, а третий молча дал свежую и только что открытую банку сайры. Лейтенант представился Анатолием, пожал одному-другому руки разведчиков и стал жадно есть. Хлеб он откусывал так робко, как будто тот хлеб был чужой, как эта земля вокруг. Разведчики смотрели во все глаза на  человека, на вид молодого и с красивым лицом, мало чем похожие на их обветренные лица. За окном стихло.

Поев, Анатолий принялся рассказывать о московских происшествиях прошлой недели: где-то угнали вертолёт, где-то подорвали бронированную дверь в крупном банке, и прочее, и прочее. Взахлёб, по-мужски он делился с этими отважными вояками всей разновидностью слухов и фактов, не отделяя высокого от низкого, привнося и мат, и жаргон.

Вернувшийся майор Шурочкин бросил неживую утку на пол рядом со столом и завалился на топчан спать. Через несколько минут его ритмичный храп заполнил всё пространство в комендатуре Берлина. Майор спал мертвецким сном, как спят весной все неординарные натуры, которые в любой окружающей среде найдут часик-другой отдать долг богу Морфею.

Рядом со спящим Шурочкиным лейтенант увидел смятую газету. Подойдя, он взял её и в глаза бросился глубокий взгляд российского президента Виктора Сорокина. Взгляд. в котором сочеталась сила и мощь, отвага и решимость. Этот взгляд проникал в каждую душу, имевшими честь предстать перед этим зоркими глазами. Анатолий слегка покачнулся от жара в груди. Разведчики наперебой стали восторженно говорить о Сорокине, превознося все его заслуги перед Родиной, и лейтенант вглядывался в эти десятки глаз, ловил их свет и сердце его пылало как вулкан.

И вот земля вновь затряслась и небо вызывающе протяжно излилось сиреной. Берлин, по-вечернему грустный и невесёлый, заполнился бегущими людьми в солдатской и офицерской униформах, направлявшихся в тупики улиц, туда, где располагались 33 бомбоубежища немецкой столицы. Лейтенанта схватили за руку, поволокли к выходу. и уже бегущий, он задыхался копотью и жжённой бумагой, спотыкался об мёртвые тела и всё бормотал про себя: "Какой ужас! Какой ужас!" Улицы словно вползали в его разум, расширяли грудную клетку, осторожно помещаясь своей бетонной громадой.

Звуколёты американцев бомбили русский Берлин россыпью мощных авиабомб. Дома складывались как карточные домики, когда приходили в действия на нижних этажах распыляющие огонь начинки авиабомб. Этот чертовски завораживающий огонь находил почитателей и среди русских, стоявших среди сирены и ошмётков порушенных зданий, взирающих на это адское зрелище. Лейтенант прислонился спиной к дорожному светофору, поднял голову и долго пытался увидеть вечернее небо. Зачем оно тебе, милый друг? Небо шептало ему бессвязные слова, но Анатолий всё-же пытался разобрать их смысл, их тайну.