Стюардесса готова была поклясться, что настоящий ее дядюшка вышел из самолета в Варшаве. Однако когда другой дядюшка, которого она считала самозванцем, как ни в чем ни бывало лег в постель с ее тетушкой, стюардесса уверовала в то, что у нее не все в порядке с головой.

Однако первый серьезный прорыв в деле Рабиновича наступил после сообщения об инциденте в пражском автобусе.

Один из пассажиров автобуса спрашивал, как проехать в Берлин. Вообще говоря, в этом не было ничего особенного, если не считать, что в автобусе произошла настоящая потасовка, когда сразу несколько пассажиров кинулись к мужчине, который задавал вопросы, признав в нем близкого родственника. У водителя тем временем разыгрался приступ мигрени, и он объявил пассажирам, что им придется подождать, пока ему не полегчает.

Тут пассажир, обретший многочисленную родню, подошел к кабине водителя и что-то ему сказал. У того тотчас же прошла головная боль, и он, бодро напевая, тронулся с места. Естественно, водитель изменил маршрут и повернул на запад, в направлении Берлина. Но никто не возражал. Да и как отказать близкому родственнику в небольшой услуге?

К тому времени, когда Рабинович добрался до Берлина, перегороженного стеной, дабы ни один из граждан «свободных прогрессивных стран, являющихся оплотом мира и прогресса», не смог убежать на загнивающий Запад, его уже поджидало четырнадцать специально отобранных подразделений КГБ. Восточные немцы были удалены с блокпостов. Их место заняли русские собратья, которые выстроились в пять шеренг с винтовками наготове.

Это были не просто русские и не просто офицеры КГБ. Все они прошли тщательный отбор на предмет готовности застрелить своего ближайшего родственника, если тот попытается удрать на Запад.

«Имейте в виду, — инструктировали их в Москве, — вам может показаться, что вы собираетесь застрелить собственную мать, родного брата или любимую собачку. Это будет всего лишь галлюцинация. Не верьте своим глазам Речь идет о человеке, представляющем огромную опасность для судьбы России. В случае, если этот человек согласится вернуться на родину, вы должны выполнить любое его требование. Любое! Если он захочет, чтобы вы доставили его в Москву на собственных спинах, немедленно становитесь на четвереньки».

— Здорово, Василий! — крикнул генерал Крименко, заместитель председателя КГБ, увидев усталого человека с печальными карими глазами, медленно приближающегося к контрольно-пропускному пункту «Чарли».

Это были ворота на Запад. За спиной генерала Крименко стояли дюжие молодцы, которым ничего не стоило перебить половину населения Берлина. Крименко не знал, способен ли их вид испугать Рабиновича, но сам их явно побаивался.

Генералу уже перевалило за семьдесят. Он достиг высокого положения не благодаря жестокости — качеству, столь ценимому в полицейском государстве, — а в силу способности трезво и хладнокровно оценивать ситуацию. Это задание Крименко получил от самого премьера.

— Рабиновича необходимо вернуть, — сказал тот. — Если это не удастся, он не должен достаться никому другому. Для него существует только два выхода — либо возвращение домой, либо смерть.

— Понимаю, — ответил Крименко. — Я сам прибегал к его услугам.

— Речь идет не о личных отношениях, а о делах государственной важности. На карту поставлена наша национальная безопасность. Мы не можем допустить, чтобы его заполучил Запад.

— Ясно, — заверил премьера Крименко.

Теперь, стоя на мосту, соединяющем Восток и Запад, где не раз проходил обмен шпионами, Крименко больше всего на свете хотелось поговорить с Рабиновичем по душам. И он пошел на небольшую хитрость, притворившись простаком, каковым на самом деле не был. Ведь Рабинович не мог знать, что его сверхъестественные способности вряд ли помогут в нынешней ситуации и что даже если он прибегнет к ним, пытаясь уйти на Запад, его все равно пристрелят.

— Послушайте, дружище, — начал Крименко. — Я понимаю, что вас невозможно остановить. А коль скоро это так, не могли бы вы на прощание объяснить мне одну вещь?

— Неужели вы никогда не оставите меня в покое?! — воскликнул Рабинович.

— Конечно, оставим. Но скажите, Василий, почему вы бежите из страны, в которой у вас есть все, что душе угодно? Зачем вам понадобилось покидать родину?

— Вас это действительно интересует?

— Неужели вы думаете, что я и эти ребята торчим здесь ради собственного удовольствия?

Крименко хотел дать понять Рабиновичу, что ему ничто не угрожает. Он знал: ум Рабиновича работает так быстро, что сознание обычного человека не способно угнаться за ним.

Он познакомился с этим чудодеем-гипнотизером несколько лет назад. У Крименко страшно разболелся зуб, но он не рискнул прибегнуть к услугам советских стоматологов, зная, что они не умеют лечить безболезненно. И тогда один из членов Политбюро рассказал ему о Василии Рабиновиче. Крименко полетел в засекреченный сибирский поселок и сразу же договорился о встрече с Василием. Однако его предупредили, что он не должен задавать гипнотизеру никаких вопросов.

— Так это всего-навсего гипнотизер? — разочарованно спросил Крименко. — Меня уже лечили гипнозом. Он на меня не действует.

— Вы войдете, — сказали ему, — расскажете о своей проблеме, и все будет в порядке.

— Ехать в такую даль ради встречи с обыкновенным гипнотизером... — проворчал Крименко.

Рабинович сидел в кресле у окна и листал запрещенный в Советском Союзе американский журнал. Это печатное издание славилось художественными снимками обнаженных женщин. В руке у Рабиновича был толстый черный карандаш, которым он помечал понравившиеся ему снимки.

— Слушаю, — бросил он, едва взглянув на Крименко.

— У меня ужасно разболелся зуб, — сказал тот. — И десна вокруг него воспалилась.

— Так, сначала попробуем рыженькую, а в конце месяца можно заняться этой восточной красавицей. Мне, знаете ли, больше нравятся рыженькие.

Он встал, вручил журнал Крименко и вернулся к окну.

— Что я должен делать с этим журналом?

— Отдать его человеку за дверью. Я отметил, кого они должны пригласить ко мне сегодня.

— А как же мой зуб? — спросил Крименко.

— Какой зуб? — улыбнулся Рабинович.

Крименко потрогал челюсть. Боль как рукой сняло.

— Как вам это удалось?

— Недаром же я нахожусь здесь. Так не забудьте предупредить их, чтобы сначала прислали рыженькую.

— Это просто поразительно! — воскликнул Крименко.

— Можете хоть сейчас грызть леденцы. Вы не почувствуете боли. Но на вашем месте я бы удалил этот зуб. Абсцесс — вещь опасная. Не стоит так бояться советских зубных врачей. Вам не будет больно. Вы ничего не почувствуете. Если хотите, я сделаю так, что вы испытаете оргазм, пока врач будет ковыряться у вас во рту. Некоторым это нравится.

Каким свежим и цветущим был Рабинович тогда и каким усталым и изможденным выглядел теперь! Крименко невольно почувствовал к нему жалость.

— Так вас интересует, чего я хочу? Я хочу, чтобы вы убрались отсюда и дали мне пройти.

— Я-то могу это сделать, но эти ребята — вряд ли. Нам нужно поговорить. Давайте найдем какое-нибудь кафе и спокойно побеседуем. Много времени это не займет. А потом вы отправитесь куда захотите.

В этот миг загремели выстрелы. Стоящие за спиной Крименко офицеры открыли огонь. Рабинович упал, но автоматные очереди продолжали решетить его тело. А потом вдруг появился еще один Рабинович, но чья-то пуля сразила его наповал, и Крименко почувствовал, как что-то острое и обжигающее пронзило ему спину и бросило его на мостовую Тело Крименко бесформенной грудой мяса осталось лежать на мосту, где представители двух враждебных лагерей обменивались шпионами.

Не прошло и суток, как в нью-йоркском аэропорту Кеннеди к таможенному инспектору подошел странного вида субъект.

Он говорил с заметным акцентом, не имел при себе паспорта, был небрит, изрядно потрепан и улыбался Люку Сандерсу, как будто тот собирался его пропустить.

— У вас нет паспорта. Вы не имеете при себе никаких других документов. Придется вас задержать.