Ему понравилось. Протрезвев, Моу Джоукли решил, что каждый день на это не пойдешь. В этом было что-то особенное. И тогда он стал считать дни до следующего Хэллоуина. Через год он подпалил еще несколько зданий.

На третий год он сколотил шайку. Вот тогда-то все и началось по-настоящему. Газеты придумали и название — Сатанинская ночь. Моу Джоукли был страшно горд.

Шли годы, и кое-кто из дружков Джоукли завязал с ежегодным ритуалом.

Он очень огорчился. Негоже отворачиваться от старых друзей! Первым это сделал Гарри Чар-лет. Он обзавелся семьей. Тоже мне причина, подумал Моу Джоукли.

И в том же году на Хэллоуин Джоукли поджег дом Гарри. Гарри погиб, его молодая жена тоже. Моу Джоукли впервые изведал вкус крови. И этот вкус ему понравился.

Но он был неглуп и понимал, что взрослому человеку не пристало откалывать те же выходки, что подросткам. И настал год, когда он тоже завязал.

Нет, он не перестал устраивать пожары, он просто не участвовал больше в этом деле лично. Он не мог уронить имя Джоукли. Он пошел в политику и добился избрания в законодательное собрание от своего округа. Главным пунктом его предвыборной программы было обещание положить конец Сатанинской ночи.

И он его сдержал. На следующий год пожаров в его округе не было. Пожары бушевали во всех остальных округах. И устроили их руководимые Джоукли подростки.

Джоукли знал, что старшие ребята передают опыт младшим. Стоило направить в нужное русло одну группу, как к ней с неизбежностью присоединялись младшие братья и товарищи. Так с каждым годом в Сатанинскую ночь вовлекались все новые и новые бойцы. Двадцать лет прошло, и ни один не заложил Джоукли!

Он сидел, любуясь прекрасным алым заревом, и даже не заметил, как старые часы пробили последнюю полночь и его никчемной жизни.

Так поздно он никого не ждал. Но все равно пошел открывать.

— Кто там?

— Вы — Моу Джоукли?

— Это написано на табличке. Уже пробила полночь. Уходите! У меня нет для вас сладостей!

— Мне не нужны сладости.

— А что тогда?

— Сами знаете.

— Нет, скажи, — упорствовал Моу Джоукли.

— Хочу что-нибудь поджечь.

Моу Джоукли задумался. За окном пожары уже начинали затухать. Какого черта? Может быть, новый пожар продержится до утра? И он отпер дверь.

Перед ним стоял человек в довольно странном одеянии. Грудь его была нараспашку, а вокруг шеи шел большой черный синяк. Новая мода, что ли? — подумал Джоукли. Панки, должно быть, стали устаревать.

— Входи. Ты будешь постарше остальных.

— Это вы снабжаете поджигателей всем необходимым? — сухо спросил Римо Уильямс.

— Ш-ш-ш! — ответил Моу Джоукли. — Возьми бутылку.

— Я не хочу пить, — отказался Римо.

— Не пить, чудак-человек! В ней бензин.

— А-а, — протянул Римо.

— Если попадешься фараонам, отдай им бутылку. Они скорее всего отпустят тебя, а бутылку оставят себе — подумают, что там вино.

— А если они сначала попробуют?

— Тогда сам выкручивайся. Если спросят меня, я сделаю две вещи. Первое — признаюсь, что дал тебе бутылку, а ты ее, судя по всему, выпил и наполнил бензином.

— А второе? — вежливо поинтересовался Римо.

— Сожгу твой дом со всем содержимым.

— Чудесно!

— Назвался груздем — полезай в кузов. А теперь двигай!

— Минуточку. Вы не хотите мне сказать, какие именно дома я должен поджечь?

— Это дело творческое. Не трогай только четыре ближних квартала. Эти люди платят за свою безопасность. И не беспокой автомобильные компании они тоже платят.

— Так вы это делаете ради денег?

— Конечно! Ради денег. И кроме того, мне нравится смотреть на огонь.

— Постараюсь вас не разочаровать, — сказал Римо. Он отвернул с бутылки крышку, и по комнате разлился запах бензина. — Бензин. Без обмана, — констатировал Римо.

— Высокооктановый! У нас все самое лучшее.

— А спичек нет?

— Ах да, конечно. — Джоукли порылся в кармане темно-красного халата. — Вот, пожалуйста.

Римо потянулся за спичками и ненароком выплеснул полбутылки на упитанный животик Джоукли.

— Эй, осторожно! Это же чистый шелк!

— Прошу прощения, — пробормотал Римо. — Давайте я помогу стереть пятно.

— Что ты делаешь? Разве такое пятно можно стереть руками?

Моу попытался отступить назад, но Римо держал его мертвой хваткой. Он с силой тер бензиновое пятно. Халат вдруг стал подозрительно теплым. От него пошел дымок.

— Эй! — снова крикнул Джоукли. Его отчаянный вопль потонул в огне. — Аа-а-а! — орал Моу Джоукли. — Горю!

— Что, больно? — участливо спросил Римо.

— А-а-а-а! — продолжал орать Джоукли.

Римо принял это за утвердительный ответ.

— Ну вот, теперь ты знаешь, что это такое, — сказал Римо. — Единственный близкий мне человек сейчас находится в клинике из-за тебя.

— Я горю! Я умру в огне! Ты не смеешь!

— Спорим?

Моу Джоукли волчком носился по комнате, распространяя вокруг себя запах жареного мяса. Римо понимал, что, как бы то ни было, он не может оставить Моу Джоукли в огне. Это было бы слишком просто.

— На пол! — крикнул он. — Катайся по полу!

Моу Джоукли стал кататься по ковру, как измученный блохами пес, только быстрей. Огонь, питаемый бензином, никак не хотел гаснуть. Он полыхал все сильней, поскольку занялся уже и ковер.

Римо бросился в спальню, схватил тяжелое одеяло и швырнул на извивающееся, объятое пламенем тело Джоукли, пытаясь сбить огонь.

Джоукли завопил еще громче.

Римо вдруг припомнил, что где-то читал о том, что затушить огонь можно, с силой колотя по нему. И он стал через одеяло лупить Моу Джоукли.

Крики внезапно прекратились, лишь легкий дымок вился из-под одеяла.

— Погас? — спросил Римо.

— Не знаю. Все еще жжет!

Римо продолжил. Теперь он бил сильнее. Со смаком. Опять раздались вопли.

— Хватит! — завыл Джоукли.

Но Римо так не думал. И продолжал лупить по извивающемуся одеялу. Удары следовали один за другим, кулаки работали, как поршни паровой машины.

Из-под одеяла доносились звуки, напоминающие процесс приготовления отбивных. Они чередовались хрустом костей.

Протестующий голос Джоукли тоже стал неразборчивым и напоминал теперь лепет ребенка.

Наконец под ударами Римо фигура под одеялом потеряла всякую форму.

Когда Римо закончил, одеяло лежало на полу бесформенной кучей. Он выпрямился и молча вышел из дома. Под одеяло он не стал смотреть — и так все было ясно.

Под одеяло заглянули полицейские — на следующий день, когда горничная обнаружила тело. Сперва они подумали, что перед ними неизвестный науке биологический вид.

— На амебу похоже, — предположил медэксперт. — Или эмбрион какой-то.

— Для амебы великоват, — возразил следователь. — Для зародыша тоже.

Когда медэксперт обнаружил на ковре человеческий зуб, до него дошло, что лежащее под одеялом обгорелое нечто было когда-то человеком. Его затошнило.

Два прозектора погрузили обугленные останки Моу Джоукли в мешок для транспортировки трупов. Им пришлось орудовать лопатами, так как Джоукли напоминал жидкий омлет.

И, хотя расследование было проведено самым тщательным образом, никто так и не обнаружил никаких следов вышедшего из повиновения робота-убийцы.

— Мистер Марри! Он спрашивает вас.

Римо сидел в комнате посетителей и при этих словах медсестры даже не поднял головы. Он успел заскочить в отель, смыть с себя сажу и переодеться в чистое. Сейчас на нем была трикотажная водолазка, закрывающая темный синяк на шее.

— Мистер Марри, — повторила сестра, похлопав его по плечу. — Ведь вы Римо Марри?

— Ах да, конечно, я Римо Марри, — отозвался наконец Римо.

Он чуть не забыл, что зарегистрировался под этим именем в отеле «Детройт Плаза».

— Как он? — спросил Римо, проследовав за сестрой в палату.

— Спокоен, — неопределенно ответила та.

Над постелью Чиуна стояла доктор Генриетта Гейл. При виде Римо она нахмурилась.